Дневник войны со свиньями
Шрифт:
– А девчушка-то недурна. У меня есть и другие, вроде нее, целая куча, все время по телефону общаемся… Сказать, как я ее обнаружил? В разделе «Домашняя обслуга» в одном из объявлений так расхваливали ее приятную наружность, что это привлекло мое внимание. Девушки неплохие, да все они связаны с бандой головорезов, тут надо поосторожней.
Они простились с хозяином и вышли на улицу. Видаль невесть почему почувствовал жалость к своему другу. Хотелось с ним поговорить, чтобы не подумал, будто Видаль сердится, но на ум ничего не приходило, и они молча прошли изрядное расстояние. Когда оказались возле дома, который сносили, Видаль заметил:
– Как быстро его разрушают!
– У нас только разрушать и умеют быстро, – отозвался
Видаль смотрел на развалины. Теперь оставалась всего одна стена с истрепанными непогодой обоями – видимо, стена спальни, на ней виднелся темный квадрат, там, вероятно, висела картина, и еще сохранились интимные детали уборной. У булочной он вспомнил, как вчера вечером избавился от Рея, и, словно достаточно прецедента, чтобы установилась привычка, Видаль без долгих слов сказал:
– Меня ждут. До свиданья.
И поспешно пошел домой. Обернувшись, он увидел ту же картину, что накануне, – мясистое лицо Рея с приоткрытым ртом.
11
Как животное, стремящееся в свое логово, он желал поскорей оказаться дома, но с удивлением обнаружил, что встревожен, и решил немного успокоить нервы, прежде чем закрыться у себя в комнате на ночь. Он говорил себе, что в его годы человек уже столько испытал, что эпизод вроде того, что был в отеле, не должен слишком волновать. И все же Видаль сравнил его со снами, в которых видишь себя в положении вроде бы не угрожающем и не опасном, однако чувствуешь себя угнетенным необъяснимой аурой, исходящей от грезящихся образов. В этот момент, Бог знает по какой ассоциации, возникло воспоминание о собаке в родительском доме, когда он был ребенком, – о бедном Стороже, который после долгой службы, полной самоотвержения, постоянства и достоинства, стал уже в старости неприлично и бесполезно бегать за окрестными суками. И мальчик, вероятно впервые в жизни, испытал разочарование. Дружба с собакой перестала быть тем, чем была раньше, но, когда Сторожа не стало, мальчик изведал два новых для него состояния души: угрызения совести и безутешное горе.
Он подумал, что сейчас неплохо бы потолковать с Джими. Джими, с его незаурядным здравым смыслом, поможет ему обратить все в шутку, понять суть этой нелепой западни, которую ему расставили. Конечно, было бы трудно изложить эту историю, не называя Рея, вернее, не подшучивая над Реем, но несомненно и то, что Рей в каких-то своих тайных целях его обманул. Как бы там ни было, Видалю претила возможность сознательно предать друга. Тут он вспомнил фразу, которая могла пригодиться, чтобы защитить беднягу Рея: «Мы говорим „грех", но не „грешник"». Впрочем, долго ли он сумеет парировать доводы Джими? Не строя никаких иллюзий, он вышел на улицу Малабия, где Джими жил с тех пор, как ему заплатили за то, чтобы он оставил свою квартиру на углу улиц Хункаль и Бульнес. Джими перебрался в отель, намереваясь прожить там какое-то время. На его счастье, случилось так, что владелец отеля тоже решил строить новое здание и, чтобы побыстрее выселить жильцов, выплачивал им возмещение. Недавно поселившийся там Джими потребовал больше, чем кто-либо, затягивал отъезд до бесконечности и до сих пор проживал в большущем доме, где справа от входа еще красовалась блестящая черная табличка с золотыми буквами «Отель Нуэво Лусенсе». Вместе с Джими жила его племянница Эулалия, нескладная, светловолосая, рыхлая девушка, о функциях которой ходили всяческие сплетни, так как домашним хозяйством в основном занималась Летисия, приходящая прислуга, существо с плоской физиономией и отталкивающей морщинистой кожей, напоминавшей кожу мумии.
«Нуэво Лусенсе» сперва был особняком, принадлежавшим одной семье, какие строили в начале века, – кухня и прочие подсобные помещения, находились в подвале. Свет в кухню проникал через полукруглое окно на уровне тротуара. Внимание Видаля привлекло что-то двигавшееся на фоне белых стен.
Он остановился,
– В точности кобель с сучкой. Такого беспутного старика надо проучить.
Видаль распрямился. С высоты своего роста к нему обращался тощий парень, вида фанатичного и пугающего. Видаль инстинктивно заступился за друга.
– Не надо преувеличивать, – сказал он.
– Вы так думаете? – спросил парень строго, как в суде.
– Я бы этого не делал, но, коль ему нравится, на то его воля, – догадался ответить Видаль.
Идя домой, он то и дело оборачивался, чтобы удостовериться, что за ним никто не идет. Странная череда впечатлений – отель, карикатурная любовь – завершилась этой полупристойной сценой, повергшей его в уныние. Должен ли он в чем-то себя упрекать? Из глупого любопытства он невольно выставил Друга на посмешище, а потом не сумел достаточно решительно его защитить. Сокрушаясь, что у него не хватило мужества, и надеясь впредь вести себя по-другому, он все оглядывался назад.
12
– Чудесное утро! – заявил Нестор, входя в комнату Видаля. – Неохота сегодня дома сидеть. Не пойдешь ли с нами на футбол?
– Пожалуй что нет, че. Холодно еще.
– Это ты сидя дома так решил. Не выходил сегодня?
– Был в магазине и в булочной. Шел, все о своем думал и только на обратном пути заметил, что город выглядит как-то странно, как в дни революции. Это не обычная воскресная тишина.
– С той разницей, что на каждом шагу полицейские. Объявили, что, мол, не допустят никаких инцидентов. Ну же, соберись с духом, пошли на матч.
– А я тут размышлял.
– О чем размышлял?
– Так, о всяких глупостях. Что мы уже стары. Что для стариков нет места, потому что для них ничего не предусмотрено. Для нас, то есть. Очень ново, да?
– Ты пока еще не старик. И место есть для всех. В жизни много привлекательного…
– Не знаю, че. Как выйдешь на Лас-Эрас и посмотришь на молодых женщин… На это и нужда не влияет, люди плодятся без удержу, каждый год новый выводок.
– Такое зрелище вдохновляет.
– Ты с ума сошел. Тебе приходится признаться, что они не для тебя. Когда слишком на них заглядишься, становишься гнусным старикашкой.
Нестор посмотрел на него своими невыразительными, круглыми, как у петуха, глазами и заявил:
– Женщины – это еще не все.
– Неужто не все, че?
– Я бы сказал, что жизнь – это ряд развлечений, аттракционов.
– Как в японском парке, – уточнил Видаль.
– Для каждого возраста есть свое удовольствие. Из соседней комнаты послышалось рычание. Видаль поспешно возразил:
– В старости все некрасиво и смешно, даже страх смерти.
– Советую тебе пойти на футбол, станешь думать по-другому.
– Бесполезно. Как выйду на Лас-Эрас и посмотрю на встречных женщин…
Опять совсем близко послышалось рычание.
– Признаться тебе? Вот уже некоторое время я женщинами не интересуюсь…
– Да что ты? – удивился Видаль.
– Вот так. Честно говоря, они меня не привлекают. А бывало, вспоминаю, чего я только не делал, чтобы добиться успеха.
– И теперь они оставляют тебя равнодушным?
– Совершенно.
– Так уж совершенно? – насмешливо переспросил Видаль.
– Более или менее, че, – с улыбкой отозвался друг. – Зато я обнаружил привлекательность денег.