Дневник юной леди
Шрифт:
– Он ведь случайно! – снова, уже громче, повторила Настя.
Я отложила мокрое полотенце и поплотнее укуталась в халат. Терпеть не могу, когда с кончиков волос после душа за шиворот катятся холодные капли.
– Дать фен? – участливо спросила Люся.
Девчонки меня жалели, угождали во всем, точно я не в медпункте десять минут провела, а из больницы после тяжелой болезни выписалась.
Я облачилась в серый спортивный костюм, посушила волосы, причесалась и уже собралась засунуть в пакет грязное платье, как Настя воскликнула:
– Тань, ты же не заставишь его стирать, правда?
– А что тебя
Жанна с Люсей с интересом посмотрели на меня.
Люся хихикнула.
– Ты серьезно?
– Ага!
– Вот и зря! – насупилась Настя. – Опозоришь его перед парнями.
Пилившая ногти Жанна глянула на нее.
– Насть, тебе-то что, пусть делает, как считает нужным, если бы тебе в башку кто-то зарядил мячом, посмотрела бы я на тебя!
– Девки... – Настя вовремя осеклась, – то есть девчонки, вам его не жаль?
Люся вынула зеркальце и, подавляя зевок, начала ватным тампоном снимать косметику и при этом рассуждала:
– Настюха, Донских красавчик, я бы с ним, честно говоря, хотела встречаться... думаю, в этой комнате никто бы не отказался, но уж поверь мне, я его хорошо знаю. В прошлом году мы были неделю в одном отряде, с девушками он обращаться не умеет. Тот еще грубиян, пусть Таня его проучит! Я «за»!
– Я тоже, – тут же сказала Жанна, сосредоточенно разглядывая свои ровные розовые ноготки.
– Люся, ты не одна с ним знакома, я его не хуже тебя знаю! – не унималась Настя. – Он два года уже в этот лагерь приезжает. Никогда никого не обижал, очень хороший друг.
– Ой, – Жанна засмеялась, – тебе-то откуда знать, Насть, какой там из него друг. Прям такого знатока из себя корчишь, а небось и не знакома с ним толком!
– Ладно вам, девчонки, – встряла Люся, – чего мы, в самом деле, ссоримся из-за него. Пусть Таня делает как хочет.
Мне смешно. Уж кто-кто, а я знаю этого синеглазого червяка лучше всех! Саша то, Саша се – всю свою жизнь слышу! Для Ромы он как свет в окошке! «Мама, а у Саши есть солдат», «Папа, а Саше купили новый велосипед», «Бабушка, а Сашина бабушка носит кичку [1] «Таня, а Сашина сестра готовит ему завтрак», «Мама, папа, а Саша будет учиться в гимназии», «Мы с Сашей пойдем служить в ВДВ», «Мы с Сашей пойдем в один университет», «Мы с Сашей откроем своей бизнес»... Мы с Сашей... У моего брата друзей воз и маленькая тележка, но Саша – это зараза, которую Рома подцепил в самом детстве, да так и не смог от нее вылечиться. Его дружок выпил немало моей крови, но, конечно, я не вспоминаю, как в детском саду он дергал меня за косички, бросался лягушками и подкидывал в постель хомяков – у меня к нему претензии глобальнее! Поэтому я целенаправленно пошла в сторону корпуса первого отряда. Кто-то сегодня ночью не будет спать, кто-то будет стирать мое платье! И, кажется, этот кто-то о моем коварстве даже не догадывается.
1
Старинный русский головной убор замужних женщин.
На первом этаже меня поймала Лена.
– Танюша, ну как ты? Как голова? Не болит?
– Все нормально.
Вожатая взглянула на свои часы.
– А ты куда? Отбой через пять минут.
– Брату хочу кое-что сказать. Я на секунду!
– Хорошо, давай, только быстро, все уже в палатах. Рома в четырнадцатой.
Нужную мне дверь я нашла сразу. Из палаты доносился смех.
Жуууть. Не каждый день мне приходится врываться в мужскую комнату. А если они там голые? У меня ступни от страха покалывает. Ну что же, если они голые... тем хуже для них!
Я быстро постучалась и вошла. Пятеро парней сидели вокруг кровати, с рассыпанными по покрывалу картами. В их числе мой брат и его лучший друг. Все игроки пока одеты. Нет, я не разочарована! Сейчас нужна ясность ума, а голыми телами они могли бы меня смутить, еще бы речь свою позабыла.
– Таня? – удивленно посмотрел на меня Рома.
Как и собиралась, небрежным жестом я кинула свое платье на колени не менее удивленному Саше и проговорила:
– Постирай и погладь.
Ах, хочет поспорить! Нет-нет, я и рта ему не дам открыть. Строго так добавляю:
– У тебя времени до утра, я хочу надеть его к завтраку.
Мгновенье триумфа ничтожно коротко, но оно того стоит. Да за взгляд, которым меня смерил этот агент 007, я бы еще раз подставила свою голову под мяч.
– Таня! – опомнился брат.
Давно он так зло на меня не орал. Ну, так и ему тогда на орехи, защитничку:
– Рома, я надеюсь, ты поможешь своему другу-футболисту. Вместе вы все осилите!
Брат поднялся, но я проворно выскочила за дверь, успев бросить:
– Спокойной стирки, ребята!
Я сбежала по лестнице, чуть не навернулась на улице, но отдышаться позволила себе только у нашего заброшенного корпуса. Солнце так торжественно показалось из-за сосен, точно захотело присоединиться к моему триумфу. Я не против. Можно кричать: Го-о-о-о-ол! Глупый мальчишка не понял сразу, с кем связался. А теперь пусть хоть придушит в своем кулаке мое платье, ему не больно! А мне... мне уже сто лет как не больно, и меньшее, что заслуживает давно неуважаемый мной Александр Донских, это стать прачкой! Я улыбаюсь. Стыдно ли мне? Нет... НЕТ!
Глава 4
Первое правило современной леди
Вадик хотел меня поцеловать! Он смотрел на мои губы, потом наклонился вперед, точь-в-точь, как в фильмах, где герой в нужный момент целует героиню. А я не испугалась, хотя не целовалась уже давным-давно, как раз сто лет! От него так чудесно пахло, как в романах пахнет от графов и маркизов – чистой кожей и мылом. Он прошептал:
– Ты сегодня особенная, я тебя... – Потом он сказал какой-то бред. «Подъем!» – сказал он громко так, крикнул прямо! И мы уже были не на чудесной полянке в окружении молодых березок, а где-то... непонятно где.
– Вот так соня! – засмеялся кто-то.
Тогда-то я и проснулась. Вадик не хотел меня поцеловать! Он, скорее всего, даже не подозревал, что должен, просто обязан этого хотеть.
– Доброе утро, – надо мной возникла Жанна. – Ты не привыкла рано вставать?
Я снова закрываю глаза.
Кто же придумал сны? Наверно, кто-то очень жестокий! Правда, не такой жестокий, как тот, кто придумал лагерный «подъем» в семь утра! Все же сны бывают такими сладкими, как малина, от запаха которой хочется улыбаться. Во сне сбываются мечты, в снах столько всего хорошего, а в раннем подъеме нет абсолютно ничего хорошего.