Дневник замужней женщины
Шрифт:
Суббота. Пришла с работы. Митя встретил на пороге с выпученными от злости глазами и сразу, не говоря ни слова, буквально поволок меня куда-то. Попытки по дороге выяснить причину гнева ни к чему не привели. «Давай, получай свое письмо!» – истерично потребовал он у самого окошка «до востребования». Мне было стыдно перед работницами почты за бестактное поведение мужа, но чтобы не разжигать скандала, я послушалась. Писем не было. На улице супруг, дрожа от ярости, стал упрекать меня в обмане, в связи с тайным поклонником. «Кто тебя накрутил? – возмутилась я. – Покидая университет, я с подругами договорилась, что они пока будут писать мне «до востребования», потому что адрес общежития, в котором мы с тобой собираемся жить, мне еще известен. В чем ты видишь криминал?
Кире разговор с Зоей по телефону припомнился.
– …Узнала, что опять беременна. Беспокоило то, как на этот раз отреагирует на известие семья мужа. Ведь замолчать эту новость с моим токсикозом не удастся. И вдруг перед работой подсаживается Митя ко мне на диван и льстиво так начинает разговор. Я удивилась: «Что это с ним? Давно таким не видела». А он принялся уговаривать меня освободиться от бремени!
«Твоя сестра замужем, ждет ребенка. И вторая вот-вот выйдет. Все счастливы. Кому мы теперь мешаем? Ты хочешь, чтобы я стала бесплодной и потом бросить меня?» – возмутилась я.
«Я не брошу тебя, мы ребенка из детдома возьмем», – вяло соврал муж.
Тут я взбеленилась.
«Что за детский лепет на лужайке? Ты своего не хочешь, как ты сможешь чужого полюбить? Опять чем-то наш будущий ребенок твоей матери не угодил? Сам подумай: на одной чаше весов капризы твоей матери, на второй – мое здоровье, наш будущий ребенок и наше счастье. Что тебе важней? Зачем тогда женился, если семья тебе не нужна? Нет уж, больше я вас слушать не стану. В любом случае рожу. Если тебе ребенок не нужен, то мне он необходим. Больше не позволю мною командовать! Какой ты мужчина, если даже в таком важном вопросе на маму полагаешься?»
– «Проникновенная» история! – саркастически заметила я. – Один мой знакомый женился только потому, что на тот момент ему нужна была моральная опора. Любимая девушка его бросила. Вот он нырнул и спрятался в тихой бухте любви другой. А когда у него все «устаканилось», он развелся. Эта женщина ему больше не нужна была. Но ребенок-то уже родился! Им что, ложиться под электричку? Кто у нее зиму из души вытащит и весну вложит?»
– Я не отступила и поначалу сразила родню мужа своей непреклонностью. Тогда я еще не представляла, сколько гадости и мерзости с их стороны за собой повлечет мое категоричное решение.
– Можно подумать, что для тебя это было новостью или чем-то из ряда вон выходящим, – с усмешкой заметила я. – Откуда в тебе такая беззащитность?
– Я вообще-то смелая, но ранимая. Я умею кулаками защищаться, а тут грубость должна быть в наличии. Я молча терпела ругань родни мужа, потому что никому не хотела делать больно. А в уме говорила себе: «Под каждой крышей свои мыши. Бог их простит… Пройдет и это». Теперь-то я понимаю, насколько была неправа.
– И не жаловалась никому?
– Некому. Да и не в моих это правилах. Я всегда помню поучительный случай из детства. Как-то раз сидели мы на завалинке. Одна женщина стала плакаться, мол, и то плохо, и это. И вдруг старик, что сидел рядом с ней, сказал тихо: «А на лесоповале не пробовала работать?» Женщина смутилась. И тут я обратила внимание на его заскорузлые, все в шрамах и трещинах коричневые пальцы.
Приписка. «Свекровь, конечно, не успокоилась и за моей спиной всеми силами – я только через много лет об этом узнала – лгала, подло оговаривала меня. Как оказалось, она старательно убеждала сына в том, что ребенок не от него, и это несмотря на то, что он пошел в их породу.
Прошли годы, и одна коллега созналась мне, что это она подкинула моей
«Славное» житье у меня вышло… Мне противно распутывать деяния свекрови. Они с гадкой преступной подоплекой. Не хочется бередить раны…»
…Больше всего меня поражает то, что свекровь издевается над моими самыми главными достоинствами: добротой, трудолюбием, честностью и порядочностью, будто это самые жуткие человеческие пороки. Сначала я думала, что она меня не понимает, потом поняла, что понимает, но не принимает. А Митя по-прежнему советуется во всем только с матерью. Они идут по жизни, словно сиамские близнецы, сросшиеся головами. Присох он к ней, что ли? Митя живет по принципу «Мы с мамой все решили, а тебе об этом сказать забыли, но будем считать, что и с тобой уже обо всем договорились».
У меня сложилось впечатление, что мать умышленно заложила в сына принцип «разумной недостаточности». Но глава тот, кто отвечает за все, что происходит в семье, а не тот, кто бьет сковородкой по голове. Но это замечание справедливо в нормальной семье. А моя свекровь гордилась тем, что «ночная кукушка» не может перекуковать дневную. Патологически стервозная личность, примитивная, ленивая, бездарная, но очень хитрая. Озабоченная собственным благополучием, она зорко оберегает свои интересы. А гонору, гонору-то сколько! И с чего спрашивается? Не представляю причины, которая могла бы хоть как-то поколебать мое мнение о ней и ее родственниках. Они всегда и во всем правы! С тех пор я стала остерегаться не знающих сомнений, фанатичных людей.
Когда я находилась в послеродовом отпуске и вынуждена была большую часть времени проводить дома, то поняла, какой образ жизни вела моя свекровь. Она, в сущности, никогда не перетруждалась. Утром готовила завтрак, как правило, жареную картошку. Причем сыну отдельно на сливочном масле, а всем остальным на маргарине. Потом она уходила до двух часов рвать четырем курочкам траву. Приходила довольная, расслабленная. Варила суп, ела и ложилась отдыхать до шести часов. А перед тем, как сыну прийти с работы, брала полведра воды и драила две ступеньки крыльца до тех пор, пока он не появлялся. Со стенаниями и охами-вздохами она, сгорбившись, уносила помойное ведро в туалет. Митя, взбешенный, кидался на меня со словами:
«Мать из сил выбивается, а ты бездельничаешь!»
Возражений он не принимал. Я как-то сказала, что если я даже вымою порог, его мать все равно будет его тереть до его прихода, создавая видимость работы. Но Митя не стал вникать в мою иронию, задевающую его идеальную маму. Он считал, что я не способна ни шутить, ни иронизировать, так как это его прерогатива – умного мужчины.
Я знала, что свекровь ходит к своим подругам-соседкам, чтобы посплетничать. Обычно полдня с ними проводит. Но один случай привел меня к неожиданному открытию. Пришли к нам гости. Они долго ругали какого то родственника за то, что его жена еще в больнице, а он уже свою любовницу, с которой десять лет таскается, привел в дом. Зло проезжались и по другому, будто бы бесплодному после ранения, который растит чужую дочь. После обеда все гости, кроме сводного брата мужа свекрови, вышли в сад, а я осталась на кухне возиться с посудой. Минут через десять вошла я в комнату, чтобы забрать оставшиеся грязные тарелки, и замерла в ступоре. Картина жутко непристойная. Секунда, другая, третья… а у меня ног оторвать от пола не получается, чтобы уйти. Ничего с собой поделать не могу. Тут бабуся, спокойно наблюдавшая эту сцену, вдруг заметила меня и, немного помедлив, схватилась со стула, молча, подскочила к темпераментной парочке, оттолкнула родственника и одернула юбку дочери. Я, наконец, пришла в чувство и убежала на кухню. А дальше все «герои» неприличной сцены вели себя так, будто ничего не случилось. Я же не знала, куда глаза девать от стыда. Меня корчило от омерзения. «Как же она ведет себя без свидетелей, если при матери и невестке позволяет себе постельные сцены?» – поразилась я.