Дневник Жеребцовой Полины
Шрифт:
Маня шла за хлебом на рынок.
Мы не знаем, кто похоронил ее? Где?
Искать квартирные документы, остатки пенсии, и рыться в ее вещах приходили женщины из дома напротив. Значит, они видели тело. Маня болела. У нее были язвы. Однако даже этот факт не остановил любителей наживы.
P.S:
Осколки в ногах причиняют мне сильную боль.
И болит сердце.
Я чувствую,
Полина-Будур.
20 января 2000
Вчера утром, 19 января, нас вывели из дома русские военные.
На моих часах было начало десятого.
— Быстро! Очень быстро! — приказали они. Маме не дали взять ее паспорт и пакет, куда она сложила фотографии умерших родных.
Они сказали:
— Паспорт тебе больше не понадобится.
Бабушка Нина, вышла на снег в домашних тапочках. Переобуться она не успела. Решила: проверят квартиры, посмотрят документы и вернемся домой. Так ведь уже было в 1995 году. Но на этот раз всех жильцов, кого вывели из квартир, собрали в среднем подъезде дома напротив. В нем живут Аза с Линой. Я видела, когда проходила через свой двор, яркое солнце и белый искрящийся снег. Красиво! Только осколки, которые уже четыре месяца жили в ноге, кололи изнутри, и идти было больно.
На лестнице, ведущей вниз, было много пачек мыла в красной упаковке.
Оно рассыпалось из огромной коробки! Я подняла одну пачку и спрятала в карман.
Вдруг пригодится — руки мыть?
Еще пока мы шли через свой двор, я видела, как военные выносили коробки, как
оказалось — с хрусталем. Потом они открывали их, ругались матом и били хрусталь прямо во дворе, на глазах у всех. Только непонятно — зачем?
Потом нам велели спуститься в подвал, а разговаривать запретили.
Болтунам пообещали гранату.
Мы сидели в подвале около трех часов. Беззвучно общались, едва шевеля губами.
Все боялись, что бросят гранату. Взрослые говорили, что такие случаи бывали.
Было тесно, сыро и очень душно.
А Юрочка, у которого повредился рассудок, внук бабки Нины, шептал мне про НЛО. Что
солдаты ненастоящие, что вместо них прилетели убийцы-пришельцы с другой галактики.
А он ждал «своих друзей, русских», но совсем не пришельцев.
Наконец, нам велели выходить. Тетя Аза и тетя Лина вылезли на свет и сразу стали собирать красивое красное мыло. Объявили, что им его оставили на хранение какие-то соседи.
Мне было стыдно, но свой единственный кусок я не отдала.
— Разрешите зайти в свою квартиру! Паспорт взять. Как же я без паспорта? — мама
волновалась.
— Нельзя! Паспорт вам не нужен. Вещи не брать! Двери не запирать! Вперед!
С сопровождающим.
Аза дала моей маме черное кожаное пальто.
— Ты мне хоть это спаси! — неожиданно попросила она.
Люди из двух домов шли цепочкой. Я увидела одинадцать человек.
За углом, при выходе со двора, обстрел был сильнее.
Шуршали и свистели мины. Недалеко разорвался снаряд. Полыхнуло прямо перед нами.
Мы и военные шли вместе. Свои били по своим. Солдат слева кричал матом в рацию.
Но часть его речи я разобрала:
– Эй вы, пермяки! Мы это! Мы уже здесь! По своим бьете!
Мы шли первые: бабушка Стася, мама и я. Стася еле шла.
Мы взяли ее в серединку, и все держались друг за друга. Я сама еле двигалась от голода и усталости. Когда раздавался шуршащий визг мины, все падали. А потом опять шли.
Нас подвели к обрыву. Я взглянула вниз. Там липкая глина и снег.
Юрочка трясся, крестил солдат и бормотал что-то типа:
— Кыш! Кыш! Улетайте отсюда!
Кто-то из военных пальнул короткой очередью из автомата, чуть повыше наших голов.
Я испугалась и почувствовала, что падаю. У меня закружилась голова. Мама поддержала меня. А блуждающий осколок в правой ноге «проснулся» и резанул со страшной силой.
Старая бабка Стася упала на колени и стала кричать:
— Что вы делаете? Мы свои, мы русские! Не стреляйте!
Мама стояла молча.
Солдаты засмеялись. Тот, что был круглый, как колобок, махнул рукой:
— Свободны! Катитесь вниз! А домой не смейте являться — у нас тут «зачистка»!
Мы его послушались. Действительно покатились вниз по глине и по снегу.
Военный, тот, что ругался в рацию, крикнул вдогонку:
— А насчет расстрела, это мы пошутили.
Мы брели неизвестно куда, то и дело, заскакивая в чужие гаражи от обстрела.
Сопровождающий указал нам на дом без окон и дверей, но с крепкими кирпичными стенами:
— Здесь пока пересидите. За нами другие части идут. У них жестче. Это мы добрые — москвичи, у нас люди даже из вузов есть!
Он был высокий и очень худой.
Скоро подтянулись наши соседи. Дом, в который нас привели, был совершенно пуст. Только стояла в середине комнаты одна кровать с железной сеткой без матраца и одеял. Все по очереди сидели на ней остаток дня и всю ночь. А я села на пол и в очередь не пристраивалась.