Дневник Жеребцовой Полины
Шрифт:
6 августа мы узнали: из Грозного выехала вдова погибшего президента Д.Дудаева. Столько информации! Верить можно только тому, что увидел сам, своими глазами. И ни в коем случае не доверять ушам.
30 сентября нас опять затопила канализация. Вызвали слесарей, но никто не пришел. Мучились сами. А «дорогие» соседи продолжают все лить вниз. Мы выносим за ними ведрами.
На рынке люди менялись адресами, кто с кем подружился. На случай, если сильно будут бомбить или если
Также адрес дала русская женщина, имя ее — Леля. Сказала: «Вдруг вы в центре города будете, и начнется авианалет? Бегите по проспекту Победы, к дому №5 «А» (это рядом с рынком), у нас во дворе есть большой подвал».
Сразу погибнуть, наверное, не так страшно, страшно лежать в завалах и мучительно умирать. Я помню, так умирали русские старики в 1994 году в центре Грозного. Не было техники разгрести бетонные плиты.
Их дом разбомбил самолет, а они были на верхних этажах и оказались внутри завала.
Люди разных национальностей тогда приходили, плакали у этой горы плит, слыша их стоны. Так прошло несколько дней. А потом все стихло.
Это очень страшная смерть.
Еще я думала над разными религиями. Все они по-своему хорошие, только люди плохо выполняют законы Бога.
У Фатимы — соседки из среднего подъезда нашего дома, умер сын, совсем маленький мальчик.
5 октября 1999
Пока живы!
Газа давно нет. Бомбят.
Наш четырехэтажный дом от сотрясений стал оседать. В комнате отошли стены от потолка. Сегодня самолеты кружили над рынком. Многие убежали. В том числе здоровый светлый парень — Вандам, который учится на юридическом факультете. Он периодически разрешает мне и маме торговать в его деревянной будке. Это удобно под дождем. Но я его не люблю.
Дома мы варили картошку в электрическом самоваре. Электричество бывает, но уже не всегда. Газ отключили. Это на случай обстрела, чтобы было меньше жертв. Дома горят, люди гибнут.
11 октября 1999
Воюют. Далеко слышны раскаты, похожие на гром.
Мы решили торговать газетами. Тетя Таня и ее дочь Юлька злятся.
Они торгуют печатной продукцией. Теперь мы — конкуренты. У нас выхода нет. Товар не идет. На еду денег не хватает.
Позавчера я пошла и «экспромтом» познакомилась, с женой Сулима. Человека, что привозит газеты и журналы оптом. Приврала, что дружу с Юлькой. Когда-то мать Юльки работала с моей мамой. Только дружбы нет. Знакомство.
Женщина
Кусум пытается подружить меня со своим сыном. Ее сын очень высокий, потому сутулится. Он скромный, стеснительный. Зовут Дауд. Ходит на подготовительные курсы. Готовится в Нефтяной институт. Всегда учебники по химии в руках. Дауду 21 год, а мне — 14 лет.
Мама говорит, что замуж мне еще рано. Твердит: «Надо учиться!»
Кусум соблазняет:
– Ты единственная девушка, на которую мой сын обратил внимание. Если ты станешь его официальной невестой, мы подождем, пока окончишь 9 классов школы, — по чеченским меркам, это лестное предложение.
Я вижу: парень хороший! Но мне больше понравился его друг, тот, что подарил книжку. Мать Дауда купила мне красивую летнюю майку и торжественно вручила.
– Как первой девушке, которая понравилась сыну! — так она объяснила свой подарок.
Нашего соседа, веселого гуляку Буратино, не видно несколько дней.
Пусть с ним все будет хорошо!
Патошка.
12 октября 1999
В школу не хожу. Занятий нет. Помогаю маме.
Кто-то позавчера, под проливным дождем, облил дерево керосином и поджег. Вот идиот!
Получился кострище! В это время как раз прилетел самолет и долго кружил. Люди боялись. Вдруг он сбросит бомбу? Но обошлось.
Кусум познакомила меня со своими сестрами. Говорит, я всем нравлюсь. Но мне нужно ходить в платке, чтобы не узнали, что у меня мама русская, лучше ко мне относились.
Эти взрослые — разговорчивые. Всегда что-нибудь дарят. Может, я не буду одинока?
У меня появятся друзья?
Я люблю косынки и платки. Мне не нравятся эмансипированные женщины Запада.
Любая одежда с шарфом в тон — романтика, нежность и тайна.
Носить платок мне советовал друг мамы.
Объяснял: «Тогда я смогу за тебя заступиться. Ты взрослеешь. Тебе защита нужна!»
Они не знают, что отец моего отца — чеченец. И если считать по мужской линии, то я чеченка. Мамина фамилия у меня потому, что за семь месяцев до моего рождения мама рассталась с моим отцом. Мириться не захотела. Позднее мама достала у врача справку, что я — семимесячный ребенок! Записала меня на себя. Забавнее всего, что мать моего отца, моя бабушка Элизабет, — еврейка. Значит, он еврей? Ха-ха. А у них считается все по материнской линии.