Дневник. Закрытый город
Шрифт:
– Не боись. Мы этого мудака проучить хотели. Он уже последние мозги от наркоты потерял. Пусть побегает. А ты значит новенький?
Пока Фунтик бегал по первому этажу, я успел попить чая с печеньем и шоколадными конфетами. И немного поговорить с контролерами.
Женщина лет под 50, представившись Настасьей, подлила мне чая.
– Мы не так уж и плохо живём. Муж во втором корпусе работает. Там помимо деревянных, валютой платят. Конечно, из города трудно выехать. Но два раза в год в санаторий разрешают. В стране то сейчас везде непросто.
– А куда
– Сюда иностранные фирмы много чего привозят. Вот видеодвойку купили. Вся кухня в технике. Кухонный комбайн только чего стоит. В городе есть несколько хороших магазинов. Японцы собираются свой открывать. Ресторан японский уже есть. Если бы не Аркат…
– А что за Аркат?
– Это болезнь. – сказала мне другая женщина, Марина кажется.
– Сначала кожа облазит. Потом всё тело деформируется. На экзему мокрую похожа. Заболеть может любой.
– Ну. Не пугай мальчика. Эта болезнь не передаётся никак, – прервала её Настасья.
– Пока неизвестно, что ее вызывает. У нас несколько современных медицинских центров и профилакторий. Все больные наблюдаются. Помощь оказывается своевременно. Так по телевизору в новостях говорят, что приложат все усилия. Просто нужно потерпеть.
– Это всё Провал. Пока мы терпим – все сгнием тут. С тех пор как он появился, наша жизнь кончилась. – снова сказала Марина.
– Хватит. Прекрати. Вечно ты нагнетаешь, пей лучше чай.
Настасья перехватила инициативу.
– Не слушай ты нас, дур старых. Ты молодой. Тебе зарабатывать надо. О будущем думать. У тебя девушка есть?
Обо всём меня расспрашивала, не умолкая. Пока не зазвонил телефон. Звонил Фунтик и матерясь требовал повторной проверки. Женщины сжалились над ним и проверив еще раз пульт, сделали запрос на центральную станцию. Когда взмыленный Фунтик вернулся, ответ со станции, что всё прекрасно, уже пришёл. Гыкая, он расписался в журнале, и погнал меня на остановку ждать трамвай.
Вернулся я в общежитие уже затемно. Даже не поел ни разу. Этот Фунтик не стал мне говорить где столовая. А сам я пока боялся потеряться. Добрый кладовщик выдал мне комбинезон похожий на скафандр, шлем с респиратором и съемным баллоном кислорода. Заставил меня примерить прямо перед дверью на склад. Поучил пользоваться респиратором. Хороший дядька. Только лица я его так и не увидел, прятался он за дверью. Странно.
В общежитие двое затаскивали третьего. Он сопротивлялся, плакал и пел заунывную песню.
Черный пух, лебяжий пух – по земле все стелется,
Черный пух, нечистый дух – налетит метелица.
Черный пух – прости мой друг,
Нам уже встретиться.
Запись 9.
Месяц я уже работаю. Столько всего происходило со мной, что совсем забыл про дневник. Выбрал свободный вечерок и решил записать. В комнате нас живет четверо. Юрик из Краснодара – работает в третьем корпусе на уборке помещений. Андрей из Костромы – в военизированной охране, в периметре Солнечногорска. И ещё один приехал неделю назад, откуда то с Кемерово. Серегой зовут. Говорит, что во втором корпусе переработкой радиоактивных отходов занимается. Постоянно грустный ходит. Дозиметр с собой носит. Не расстается с ним. Везде замеры делает и вздыхает. Зато с Юриком я сдружился. Хоть не скучно теперь. Юрик научил меня курить коноплю. Теперь свои нормы спирта я иногда ему отдаю, и он у кого-то выменивает.
Тогда был ужасный день. Всех вызвал Большаков и отправил на болото, к третьему корпусу, кабеля тянуть. Я тогда в первый раз одел свой скафандр. Спецодежда второй категории защиты. В нем очень неудобно двигаться. Но, без него нельзя. Возле стен третьего корпуса летает чёрный пух. Когда дождь и сырость, дождём его прибивает. Но когда сухо, он снова поднимается в воздух и летает. Если попадёт в лёгкие то всё – «уноси готовенького». Два –три дня и лёгкие разъест. А если попадет на кожу, начинает въедаться, превращаясь в чёрное пятно, которое будет постепенно увеличиваться. И если сразу не удалить, то будет некроз тканей, если повезёт – то ампутация. Так мне объяснили.
Респиратор спасает. Главное, чтобы на кожу не попал. Суматоха была большая. Быстрее, быстрее. Набились кучей в уазик – буханку.
Возле третьего корпуса народу тьма. Бульдозеры ревут. Тягачи. Весь день я месил грязь, тянул с барабанов кабели. Здоровые. С руку толщиной. Куда? Зачем? Я ничего не понимал. Кабель принимали другие люди, и тащили дальше. Перекуров не было. Стоило замешкаться, как меня били по шлему, толкали в спину, ругались, на чем свет стоит. Через час такой работы я уже не чувствовал ног, делал всё на автомате. Рация в шлеме, ревела и булькала, захлебываясь матом. Что происходит? Не важно. Я уже смирился.
Я не понял, когда нам было приказано отходить. Начал соображать только уже в машине. Рядом сидели такие же перемазанные в грязи и глине космонавты.
На территорию экспериментального цеха нас сразу не пустили. Сначала машину загнали в бокс. Все вышли и началась обработка. Поливали водой, потом пеной, потом каким-то зелёным раствором. Потом машина уехала, а мы выстроились в очередь. Поодиночке заходили в камеру, снимали костюм. Костюм клали в ящик. А потом другая камера. Там полностью раздевались. Снова одежду в ящик. Невидимый оператор говорил: “Повернитесь. Повернитесь. Зажмурьтесь и не дышите”.
Я зажмурился, и меня окатило горячим паром.
– Выходите.
На выходе, в раздевалке, меня ждал ящик с спецодеждой. Мужики одевались и договаривались, где будут сегодня пить. Я непьющий. Время рабочее ещё не кончилось, оделся и поплелся в кабинет Большакова, на телефоне сидеть.
Я там теперь сидел, когда работы не было, читал схемы, запомнил расписание трамваев и карту станций. На центральную иногда ходил, с общеобразовательными целями. С кладовщиком Петровичем сошёлся, болтали о жизни. Он так-то нормально ко всем относится, только Фунтика терпеть не может. Впрочем, Фунтик персонаж особый. Я быстро от него отделился и гыкал он теперь в одиночку. Большаков уже был в кабинете, когда я пришёл. Рвал с себя промокшую насквозь футболку. Увидел меня, усмехнулся. Я отрапортовал о прибытии, занял свое место возле телефона. Всё тело гудело как колокол. Передо мной на стол опустился налитый стакан спирта и кусок черного хлеба с салом.