Дневники 1920-1922
Шрифт:
Что может быть роскошней вида павлиньего хвоста! когда весной первый раз старуха выпустила его на двор, все любовались, восхищались, останавливались и разговаривали о красоте тропических стран, откуда принес к нам павлин свои радужные цвета. Теперь все привыкли, мальчишки плюют на хвост, бросают в хвост щепки, обливают водой, а у взрослых у всех решительно одно с трудом сдерживаемое желание, проходя мимо, наступить на хвост. Вот лебеди, те живут на озере, редко подплывают, и к ним сохранилось у всех благоговейное отношение, если бы они жили на дворе или мы бы жили на озере, то непременно бы их тоже заплевали. Видно, красота должна только иногда показываться. Только хлеб никогда не наскучит: хлеб и хлеб.
Закраснелись ягоды бузины, зажелтели на березах листики, видно, что уже глубокое лето. Как хороша наша природа, как она умна тем, что показывается разно и проходит… Если бы она остановилась на весне или на лете, то была бы, как павлиний хвост.
2 Июля. На горках рожь подняли, местами жнут.
Наш крестьянин противится техническому новшеству в земледелии, как всякий практик сопротивляется вооружению теорией в его деле. Не прав он: его ум должен быть открыт знанию. Но и наши пересмысленные теоретики, лишенные практической осмотрительности, тоже не правы. Нужна культура здравого смысла или уменье пользоваться знанием, обязательные и для теоретика и для практика. Главный смысл трудовой школы и есть эта культура здравого смысла, воспитание осмысленного действия. Не надо этим, однако, чересчур увлекаться, как Джемс, и говорить, что воспитание «сводится в конечном счете к организации в человеке таких средств и сил для действия, которые дадут ему возможность приспособляться к окружающей социальной и физической среде».
Разве приспособление к среде может быть поставлено всепоглощающей целью воспитания?
И сам Джемс потом говорит, что обновление жизни народа исходит от мыслящих людей, распространяясь сверху книзу. Значит, не приспособление, а действенная мысль у самого Джемса стоит в углу воспитания.
3 Июля. Первое утро после периода дождей и холода — совершенно ясное, тихое, но уже заметна как бы легкая усталость в природе, задумчивость. Ай, дни-то уменьшаются!
У писателя символ должен быть в сердце и чувствуется, как «самое главное», о чем нужно писать; если это самое главное сознается головой и потом к нему подгоняются материалы, то получается «символизм» — литературная школа или теория писательства, которой не воспользуется ни одни настоящий писатель. Символ живет у писателя в сердце, а у читателя в голове, читатель рассуждает и создает школу.
Символизация (соединение) значит духовная деятельность человека, сводящая мир к единству (Богу).
— «Изобретение… и подражание — вот… те две ноги, на которых человеческий род шагал по своему историческому пути». (Джемс.)
Прекрасен освещенный лучами восходящего над озером солнца верхний белый угол моего открытого окна! Живот мой варит черный хлеб и картошку отлично, был бы хлеб, была бы картошка! Прекрасен восход. Красавец павлин, задрав хвост до невозможности, стал в воротах усадьбы всей своей синевой и радугой к солнцу.
Проезжий с возом, закрытым брезентом, увидал меня в окне неожиданно, засуетился:
— Здравствуйте, товарищ!
Догадываюсь: под брезентом у него запрещенное, провозит зарей, пока спят.
— Все буржуи из дома выехали? — спрашивает.
А уж сам, вижу, всем буржуям буржуй, догадываюсь окончательно: под брезентом запрещенное.
— Буржуи, — говорю, — известно, из всех усадеб выехали, а вон последний.
Указал на павлина.
Спекулянт обрадовался: раз уж товарищ перевел разговор на павлина, — воза не коснется.
— Вы сами кто будете?
— Здешний шкраб!
Совсем успокоился: шкрабы все равно, что нищие, силы никакой не имеют, одно слово шкраб.
— Красота! — указал на павлина. — Ну, счастливо оставаться.
— Счастливый путь!
Поспешай, поспешай, вон выходит Василий Иванович, заведующий ссыпным пунктом, он тебе не шкраб, содрал бы с тебя не одну бутыль самогонки!
— Ай, ай, ай! — сказал Вас. Ив.
— Что?
— Да хвост-то, хвост-то! Красота! Происхождение птицы вам, Мих. Мих., известно?
— Райская птица.
— Райская, я понимаю, а из каких стран?
— Из райских, конечно.
— Из райских, Господи, есть же такие страны, хвост-то, хвост-то.
— Пав, пав, пав! — крикнула старуха.
Павлин сложил хвост и побежал к старухе клевать.
Кузнец подошел, злой человек, желчный, недоволен пайком своим.
— Зерно выдают? — спросил старик.
— Выдают.
— И тебе паек?
— Паек.
— Советская Русь! люди голодные, а они птицу… и старуху для птицы содержат.
— Что поделаешь, красота! — сказал Вас. Ив.
— Красота, а польза какая, и при птице старуха, ох, советская, советская! — ворчал, уходя, кузнец.
— Вот крючок! — сказал Вас. Ив. ему вслед, — ко всему придирается, крючок!
— Хранцуз! — ответила павлин, старуха. — Пав, пав, пав! хранцуз.
4 Июля. Дождички продолжают перепадать. Косцы пошли на луга. Предполагаю.
11 Июля. Мы (Лева и Ник. Ив.) вернулись из своего похода, обошли следующ. деревни и в таком порядке: Алексино, Пискарево, Секорино, Теплянка, Волочок, Хошеево, Новоселье, Фролово, Кудиново, Крушинники, Веригино, Заборье, Буда, Осеевка, Баканово, Подоихай, Кряквы, Марково.
14 Июля. 28-го вечером пошли в Плоское, ночь провели в лесу на «заводе», в среду — в Лопатине, в четверг — в Алексине.
Почти каждый день набираются облака, налетают тучи, обкладывают небо и дождь льет. Последняя ночь была очень холодная. Березы все сереют и желтых листьев все прибавляется. Чаще и чаще, слышу, называют меня просто «старик».
Меня уговаривают не быть идеальным.
Люди: Карл (Кирилл) Герасимович Власенков — дер. Баканово, около Буды, военнопленный, превратившийся в немца, западник из мужиков.