Дневники казачьих офицеров
Шрифт:
Это оказался батальон 82-го стрелкового полка 42-й пехотной дивизии 13-й красной армии. Численность батальона чуть больше 200 штыков. В нем две роты и одна рота пулеметная. Нами были захвачены все восемь пулеметов. Конные среди них — командир полка со штабом и комиссары.
Другой их батальон наступает одновременно, восточнее, верст на десять. Им сказали, что в этом селе стоит только одна конная сотня казаков, потому они и шли, хотя и цепями, но очень уверенно, чтобы иметь здесь теплый ночлег. Все это командиром батальона рассказано было нам, всем офицерам, потом, в моей квартире.
Наступали
Это было быстро сделано. Красные командиры стояли тут же и наблюдали это «странное явление», о чем слышали иное.
Казаки принялись за дело с большой охотой. Конечно, казаки износились в своем обмундировании. На их счастье, у красноармейцев в вещевых мешках был новый запас и белья, и совершенно новых гимнастерок и штанов. Одна пара хороших сапог была только на ногах. В мешках запасной обуви не было.
Красноармейцы, эти русские солдаты, видя, как с ними хорошо обращаются казаки, сами охотно отдавали казакам то, что находили полезным дать воину действующей армии, говоря: «Да теперь это нам и не нужно».
Они были будто рады, что попали в плен и им больше не придется воевать. Я им сказал, что они сегодня же будут отправлены в Касторную и с ними там плохо не поступят.
Казаки буквально обогатились. Пленных числом было столько же, сколько было казаков в полку. Каждый казак получил полный новый комплект обмундирования, не говоря уже о том, что каждый обменял.
Мы удивились отличной экипировке пленных. В мешках был и хлеб. Их полк недавно прибыл на фронт, почему и был свеж. Казаки, полностью удовлетворенные, уже запросто и мирно разговаривали с красноармейцами.
Окончив «экипировку», я вошел в свою комнату со своими офицерами, пригласив и пленных командиров. И когда они вошли, сняли свои головные уборы, сомнений не было: перед нами стояли, по выправке, настоящие пехотные русские офицеры. Они были смущены, но уже не робели и хорошим дельным языком докладывали:
— Нас многих старых офицеров мобилизовали в Красную армию… Куда же скроешься? У каждого семья. Есть надо… А не пойдешь — возьмут в Чека. А что дальше?.. Всего можно ожидать… Только не думайте, господин полковник, что мы охотно в Красной армии! Да и красноармейцы, ведь они тоже мобилизованы. Одно жаль, что Вы плохо поступаете… Наш второй батальон такой же численности… и если Вы его атакуете — он так же Вам сдастся, как и мы.
Подойдя к столу, штабс-капитан положил передо мной большой нагрудный знак «красной звезды». «Это эмблема батальонного командира», — сказал он. Те два офицера были поручики. Все, видно, интеллигентные люди.
Потом пригласили их к столу и угостили чаем. У нас у самих ничего не было.
Уже вечерело. Вернее, уже спустилась темнота ночи. И как ни утешительно было все это слушать, но ночевать в одном селе с пленными, числом чуть превышающим нас, было нельзя. Как-никак, и пленные, и крестьяне села — все они были местные, то есть русские, мы же были казаки и пришли в эти края с далекого своего Кавказа. Освобождать или насадить ненужную им свою власть — мы не знали их мнения на этот вопрос.
Я сказал батальонному командиру, что он сам поведет своих солдат в Касторную, но под небольшим конвоем казаков.
Мы вышли к пленным. Все вышли.
— Постройте их! — говорю батальонному.
Он смело и уверенно подошел к кучкам их и скомандовал: «Стройся!» — сам же стал спиною к ним и вытянул руки в стороны, обозначив этим «линию фронта». Красноармейцы быстро вскочили со своих мест и стали строиться. Ротные командиры помогали батальонному.
Пожелав счастливого пути и новой службы правовой России, с пятью казаками-конвоирами тронул их в Касторную.
Собрав офицеров, я начертал им план, что мы к утру атакуем и 2-й батальон красных, зайдя им в тыл, с севера. С этими мыслями мы готовились к ночи, приказав накормить казаков хорошо и дать им полный отдых.
В полку теперь было 14 пулеметов системы «максим». Это считалось тогда что-то «великое» на один полк. Все они были на санях, почему передвигались быстро и неслышно. Но… мы и не ждали того, что случилось в тылу в этот день…
Сдача Касторной. Результат нашей атаки…
Было часов восемь вечера и было очень телшо и холодно, как из Касторной прискакал ординарец от полка при штабе дивизии с письменным приказанием от генерала Губина, начальника нашей дивизии:
«2-му Хоперскому полку немедленно же, переменным аллюром, отступить к Касторной. Красные сбили наш фронт, который отступает на юг. С полком, подходя к Касторной — быть очень осторожным, т. к. возможно, оно уже будет занято красными к этому времени. Тогда полку пересечь полотно железной дороги западнее ее и следовать на присоединение к дивизии, которая сейчас выступает из Касторной на юг в селение Суковнино, отстоящее от Касторной верст на 25. Генерал Губин».
На конверте было «три крестика», что означало — «исключительно спешно». Это было настолько неожиданно, насколько же и возмутительно. Одного не хватало, чтобы 2-й Хоперский полк выступил бы для атаки следующего села с севера и тогда это приказание нас не застало бы здесь. Вот тогда бы можно было точно предположить, что 2-й Хоперский полк погиб бы в полном своем составе.
Главное же теперь — надо как можно скорее уходить из села. Но я не могу трубачу приказать «трубить тревогу», чтобы не нервировать мирно спящих казаков после упоительной конной атаки и обильного ужина. Казак поскакал в сторожевое охранение, чтобы немедленно же снять всю сотню. Но сотням поскакали казаки с приказанием «быстро строиться к отступлению».
Вкратце я сообщил все сотенным командирам. Наш сегодняшний успех сводился не только что к «нулю», но, если бы не приняли боя, были бы уже в Касторной, спокойно присоединились бы к своей дивизии и безмятежно отступали на юг… Но так как полк сделал подвиг, то нам за это, словно в наказание, нужно пройти до Касторной ускоренным аллюром тридцать верст, может быть, в самой Касторной наткнуться на победных красных и дальше где-то догнать свою дивизию. Перспектива была отвратительная.