Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная
Шрифт:
— Выправляется, да не выправилось, — заявил Олимпий, вскидывая голову. — Тебе нужно быть в наилучшей форме, чтобы очаровать Октавиана, когда он прибудет.
— Ну и шуточки у тебя.
— Какие тут шутки. Дело стоит того, чтобы попытаться. Ливия, наверное, ему уже надоела. Ну что ж, еще один женатый римлянин попадет в твою орбиту. — Олимпий закатил глаза. — Говорят, он неравнодушен к коринфским сосудам. Ты могла бы спрятаться в пифосе, а потом вдруг выскочить.
Ну что поделать с ним?
— Ты сам понимаешь,
Улыбка пропала с его лица.
— Ты хочешь отравить его?
— Нет. Не его.
Олимпий был застигнут врасплох и потрясен. Я никогда прежде не видела, чтобы его облик столь явно выдавал чувства.
— Нет! — вскричал он, вскакивая на ноги. — Как ты могла обратиться с этим ко мне?
— Дорогой друг… — Я тоже встала.
— Нет! Я сказал — нет! — В нем боролись ужас и гнев. — Я не могу!
— Но если отказываешься ты, то кто же? — спросила я. — Боюсь, это окажется необходимым. Если ты не поможешь, мне придется прибегнуть к другим, худшим средствам.
— Я не могу использовать свои знания таким образом! — отрезал он. — Даже если бы мог, никогда не стал бы помогать тебе в… Ты мой друг, спутница всей моей жизни, ты мне дороже чем… чем…
— Тем больше у тебя оснований помочь мне. Или ты хочешь, чтобы меня подвергли пыткам? Забрали в Рим и казнили? Будет лучше, если я паду от меча или кинжала? Я в безвыходном положении!
Сейчас я и вправду чувствовала, что попала в ловушку: выдала свои намерения, не заручившись его поддержкой.
— Та Клеопатра, которую я знал, предпочла бы встретиться с врагом, а не уклоняться от него, да еще таким образом.
— А я и собираюсь. Будь уверен, все возможные средства — политика, дипломатия, подкуп, жертвы, чары — будут использованы. Но если они не подействуют, я должна быть уверена, что сумею избежать унижения и пыток. Должна знать, что сама определяю свою участь.
— Это преждевременно. Октавиан в Риме. Все спокойно.
Ну почему он не понимает!
— Но мы же знаем, что он явится! — воскликнула я. — И должны быть готовы.
Он внимательно посмотрел на меня.
— Ты сказала про жертвы и чары. Что именно у тебя на уме?
— Я попытаюсь улестить Октавиана, отправлю ему мои царские регалии, обращусь к нему с официальной просьбой передать престол моему сыну. Это политика и дипломатия. Я спрячу свои сокровища и пригрожу, что, если он не примет мои предложения, я уничтожу все. Это подкуп, а возможно, и жертва. Наконец, я встречусь с ним и напомню ему о чувствах, которые испытывал ко мне Цезарь. Возможно, он не решится вредить жене своего «отца». Тут мне придется использовать свои чары.
Таков был мой приблизительный план. Умирать я не хотела, но была готова к этому — вот в чем разница.
— А если, увидев тебя, он поддастся… твоим чарам и пожелает твоего расположения?
Я размышляла об этом. Это представлялось не слишком вероятным, ибо заклятые враги редко проникаются иными чувствами. С другой стороны, победители склонны рассматривать женщин как обычную добычу, в ряду трофеев своей победы. Овладеть женщиной Антония означало бы окончательно и полностью восторжествовать над поверженным врагом — большего трудно пожелать.
Сама мысль об этом казалась отвратительной. Я не была уверена, что вынесу такое даже ради Египта, даже ради Цезариона. Яд куда предпочтительнее. Но вовсе не обязательно сейчас во всем признаваться. Даже нежелательно.
— Сначала мне придется как следует выпить, — промолвила я. — И может быть, ты не будешь столь щепетилен и дашь мне что-нибудь, способное стереть память, чтобы добавить в бокал с вином.
Я надеялась, что сейчас подойдет именно такой ответ. Пусть думает, будто я хочу жить, пока не даст мне яду.
— Ты не остановишься ни перед чем! — воскликнул он в невольном восхищении.
— Я в отчаянном положении. Не усугубляй его.
— Я не для того спасал твою жизнь, когда ты рожала близнецов, чтобы потом убить тебя собственными руками. — Он решительно покачал головой. — Яда ты у меня не получишь.
— Значит, ты более жесток, чем Октавиан!
Ладно, не одно, так другое. Может быть, мне еще удастся уговорить его, а пока попробую заручиться его поддержкой в ином.
— В таком случае, я хочу, чтобы ты пообещал мне выполнить другую мою просьбу.
— Прежде мне необходимо узнать, в чем она заключается, — заявил Олимпий, скрестив руки на груди.
— О, ничего ужасного. Ты должен забрать из Александрии два списка моих воспоминаний и поместить один в тайник в постаменте большой статуи Исиды в ее храме в Филах. А другой отвезешь в Мероэ к кандаке.
— Мероэ! Ты хочешь, чтобы я отправился в такую даль? — возмущенно воскликнул он.
— Думаю, после прибытия Октавиана ты сам почувствуешь необходимость совершить путешествие. Ты обещаешь? Это все, чего я прошу.
— Все? Да ты знаешь, где это находится?
— Знаю. Я там была, если ты помнишь. Думаю, и тебе не помешает оставить Александрию на год или около того. А когда вернешься, Октавиана здесь уже не будет.
— А тебя? Где будешь ты? — спросил он подозрительно.
— Если ты не передумаешь, меня, скорее всего, заберут в Рим. Но давай не будем сбиваться на обсуждение других вопросов. Сначала закончим со свитками. Ты обещаешь?
Он вздохнул.
— Ну, наверное, да.
— Ты обещаешь? Даешь слово?