Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни
Шрифт:
Маргаретте Игар было известно, что с самого юного возраста Ольге был присущ дух альтруизма, который она, видимо, унаследовала от своей матери и от бабушки Алисы. Она была отзывчива к несчастью или страданию других, к тому, кому в жизни повезло меньше. Как-то при поездке по улицам Санкт-Петербурга она увидела, что полицейский арестовывал женщину за то, что та была пьяна и нарушала общественный порядок. Ольга умоляла Маргаретту заступиться за нее и просила, чтобы ее отпустили. Вид бедных крестьян, которые падали на колени на обочине дороги в Польше, когда мимо проезжала карета с царской семьей, также очень расстраивал Ольгу, и она просила Маргаретту «сказать им, чтобы они этого не делали» [339] . Однажды вскоре после Рождества она увидела, проезжая в карете, что у дороги стоит девочка и плачет. «Смотрите! – воскликнула Ольга в сильном волнении. – Санта-Клаус, наверное, не знал, где она живет». И тут же бросила ей свою куклу, которую держала в руках, крикнув: «Не плачь, девочка, вот тебе кукла!» [340]
339
Durland.
340
Eagar. «Christmas at the Court of the Tsar», p. 27.
Ольга была любознательна, задавала множество вопросов. Как-то раз няня упрекнула Ольгу за ворчливость, сказав, что, вероятно, она «встала не с той ноги». На следующее утро Ольга с вызовом спросила, какая же «нога правильная», чтобы «неправильная нога не вынудила меня сегодня быть непослушной» [341] . Конечно, Ольга могла быть и капризной, и высокомерной, с ней иногда бывало трудно поладить, особенно в подростковом возрасте. Вспышки гнева, которые время от времени происходили с ней, давали представление о сложности ее характера, с которым Ольге порой было трудно справляться.
341
Eagar. «Six Years», p. 214.
Но при этом девочка была мечтательна. Во время игры в слова с детьми Александра заметила, что «Ольга всегда загадывает слова, связанные с солнцем, облаками, небом, дождем или еще чем-нибудь, имеющим отношение к небесам, объясняя мне, что ей очень нравится думать об этом» [342] . В 1903 году в возрасте восьми лет она впервые была на исповеди. В том же году, вскоре после трагической смерти ее двоюродной сестры, у Ольги появился острый интерес ко всему небесному и к загробной жизни. «Кузина Элла знает: она на небесах, она сидит и разговаривает с Богом, и тот рассказывал ей, как он это сделал и почему», – настойчиво доказывала она Маргаретте Игар, когда однажды у них зашел разговор о положении слепых женщин [343] .
342
LP, p. 221.
343
Eagar. «Six Years», p. 169.
Татьяна уже к восьми годам была поразительно красива: стройная, с темными золотисто-каштановыми волосами, бледной кожей, с глазами скорее серыми, а не такими синими, словно море, как у ее сестер. Она была «точной копией своей прекрасной матери» и, как и мать, от природы имела властный вид благодаря изысканно высоким скулам и приподнятым к вискам уголкам глаз [344] . Могло показаться, что она необычайно хладнокровна, но на самом деле она была эмоционально сдержанна и осторожна, как и ее мать. Татьяна никогда не впадала в зависимость от особенностей своего характера, как это случалось иногда с Ольгой, и в отличие от старшей сестры, у которой по мере ее взросления не всегда ровно складывались взаимоотношения с матерью, Татьяна была безусловно предана ей. Именно на нее Александра могла во всем положиться.
344
Daily Mirror, 29 December 1903.
Татьяна и в детстве неизменно отличалась безукоризненностью манер и почтительностью при общении за столом со взрослыми. Кроме того, она оказалась прирожденным организатором, отличалась методичностью и прагматичным складом ума и значительно превосходила в этом отношении всех остальных сестер. Неудивительно, что сестры называли ее «гувернанткой». Ольга была очень музыкальна и прекрасно играла на фортепиано. Татьяна, как и мать, была искусной рукодельницей, а кроме того, она была совершенно бескорыстна и испытывала глубокую благодарность за то, что делали для нее другие. Обнаружив как-то, что и ее няня, и мисс Игар получали плату за свои услуги, поскольку у них не было собственных средств и им было необходимо зарабатывать себе на жизнь, на следующее утро Татьяна пришла к мисс Игар, когда та была еще в постели, забралась к ней и обняла, сказав при этом: «А вот за это вам не платили» [345] .
345
Durland. Указ. соч., p. 197.
Третья сестра, Мария, была застенчивым ребенком. Позже она страдала оттого, что была как будто посредине: и не с двумя старшими сестрами, и все-таки не со своими младшими братом и сестрой. Мать, конечно, считала ее «маленькой парой» вместе с Анастасией, но с течением времени Мария иногда ощущала, что все больше отдаляется от Анастасии и Алексея, более естественной маленькой пары. Иногда она чувствовала, что не получает любви и внимания родителей в той мере, в какой бы ей хотелось. Мария была крепкого телосложения, отчего иногда казалась неловкой, у нее была репутация неуклюжего и шумного ребенка. Но для многих, кто знал эту семью, Мария была самой красивой из всех – со здоровым, нежным цветом лица, пышными каштановыми волосами и природной «русскостью», которой не отличалась больше ни одна из ее сестер. Все замечали, как ярко, «будто фонарики», сияли ее глаза, и помнили теплоту ее улыбки [346] . Мария была не очень смышленой, но имела большие способности к живописи и рисованию.
346
Virubova. «Keisarinnan Hovineiti», p. 230.
Машка, как часто называли ее сестры, менее всего ощущала привилегированность своего положения как дочери царя. Она «могла пожать руку любому помощнику или слуге во дворце или расцеловаться с горничными или крестьянками, с которыми ей довелось встретиться. Если прислуга роняла что-нибудь, она спешила помочь поднять это» [347] . Однажды, наблюдая, как мимо окон Зимнего дворца марширует полк, она воскликнула: «Ох! Я люблю этих дорогих солдат! Мне хотелось бы перецеловать их всех!» Из всех сестер она была самая открытая и искренняя. Кроме того, Мария всегда была чрезвычайно почтительна к родителям. Маргаретта Игар полагала, что она была любимицей Николая. Его трогала ее естественная привязанность. Однажды Мария смущенно призналась, что взяла без разрешения печенье с тарелки во время чаепития. Николай по этому поводу почувствовал облегчение, поскольку ему «всегда казалось, что у нее за спиной вот-вот начнут расти крылья». Он был «рад убедиться, что она вполне земной ребенок» [348] .
347
Minzlov [Mintslov]. «Home Life of the Romanoffs», p. 163; Eagar. «Further Glimpses», p. 367; Durland. Указ. соч., p. 188.
348
Eagar. «Six Years», p. 71.
При такой мягкости и покладистости Марии, очевидно, было совершенно неизбежно полное подчинение ее личности доминирующему характеру ее младшей сестры Анастасии. Младшая дочь Романовых была таким природным явлением, в чьем присутствии нельзя было оставаться равнодушным. Уже в четыре года она была «очень крепкая маленькая обезьянка, которая ничего не боится» [349] . Из всех детей в семье Настасья или Настя, как они ее называли, выглядела менее всех «русской». У нее были темно-русые волосы, голубые глаза, как у Ольги и у отца, но чертами лица она очень напоминала свою гессенскую родню, семью матери. Она совсем не была застенчива, как сестры. Напротив, Анастасия была крайне прямолинейна, даже со взрослыми. Она была самой младшей из четырех сестер, но именно к ней всегда было приковано всеобщее внимание. Анастасия обладала прекрасным чувством юмора и хорошо «умела развеселить всех и поднять всем настроение» [350] .
349
Minzlov. Указ. соч., p. 162. Очевидно, лучшую характеристику Анастасии, о которой так много было написано, можно найти в мемуарах ее тети Ольги в изложении Йена Ворреса. см.: Vorres. «Last Grand Duchess», p. 108–113. Следует обратить внимание на то, что эти очень подробные и личные воспоминания легли в основу решительного неприятия Ольгой Александровной лже-Анастасии Анны Андерсон.
350
Minzlov. Указ. соч., p. 162.
Как-то вскоре после рождения Алексея Маргаретта застала Анастасию за тем, что девочка ела горошек руками: «Я отругала ее, сказав очень строго, что даже новорожденные младенцы так не делают, не едят горошек руками». Она подняла на меня глаза и сказала: «Нет, делают! Они даже ногами его едят!» [351] Анастасия отказывалась делать то, что ей велят. Например, если ей приказывали не забираться куда-либо, она поступала ровно наоборот. Когда ей не разрешили есть яблоки, собранные в саду для того, чтобы запечь их на ужин в детской, Анастасия намеренно наелась этих яблок, а когда ей сделали за это выговор, совершенно не чувствовала никакого раскаяния. «Вы даже не представляете, какое это было вкусное яблоко, то, из сада», – дразнясь, сообщила она Маргаретте. Потребовалось на неделю полностью запретить ей бывать в саду, чтобы Анастасия наконец пообещала больше не есть там яблок [352] .
351
Eagar. «Russian Court in Summer», p. 390.
352
Durland. Указ. соч., p. 202–203.
Все в Анастасии было противостоянием внешней воле. Она была плохой ученицей – рассеянной, невнимательной, органически неспособной усидеть на месте. Однако, несмотря на отсутствие склонности к обучению, у нее был дар общения с людьми. Когда ее наказывали за плохое поведение, девочка всегда умела отвечать за свои поступки. «Она могла заранее учесть все, чем можно поплатиться за любые свои действия, которые она хотела бы предпринять, и принимала наказание за них как солдат», – вспоминала Маргаретта Игар [353] . Однако это не мешало ей быть главной зачинщицей любых проказ. Отделывалась она при этом гораздо легче, чем сестры. Время от времени, по мере того как Анастасия подрастала, она бывала грубой и даже ожесточенной. Играя с другими детьми, могла поцарапать и схватить за волосы. Кузены и кузины из семьи Романовых, которые приезжали поиграть к ним, жаловались, что она бывала «вредной, почти злой», когда все шло не так, как ей хотелось [354] .
353
Eagar. «Further Glimpses», p. 366–367.
354
King and Wilson. «Resurrection of the Romanovs», p. 24.