Дневники Обормотня
Шрифт:
— Ты слишком плохого о них мнения…
— Это ты слишком хорошего.
Кажется, я понял настоящую причину Ленкиной злости.
— Это всё из-за лабрадора?
— Какой, к лешему, лабрадор?! — вспылила знахарка.
— Ага, из-за него. Слушай, да перекинься и всё! Потому ты дальше и не продвигаешься, что сама себя ненавидишь! Ты собак так не любишь?
— Честно? Нет. — у меня брови подскочили от этой инфы. — Оборотни и собаки — это разное. Как… люди и обезьяны.
— По-моему ты просто сама себя накручиваешь! — честно, я до сих пор не видел никого, кто бы не любил собак,
— Браво, Шерлок, разнюхал! Что теперь?
Я задумался: а действительно, что теперь? Какого-то преступления Ленка не делала. Если только не…
— Знаешь, а мне дед Костя про ножик такой рассказывал… Заговорённый. Ты им не пользовалась?
— Нет. Да и зачем?
— Фёдора что-то превратило, и если такой ножик есть в деревне…
Ленка посмотрела на меня ласковым взглядом палача:
— Фёдор Мстиславович был святым человеком! Принял всех нас, слова поперёк не сказал! Будь все люди такими, никаких Чудес не нужно было бы. Узнаю, кто его обратил — сама загрызу!
Ладно, правду говорит, чую. Но проверить стоило.
— Лен, ты это. Прости, но можешь сама тоже перекинуться? Не верю я, что ты так до сих пор лабрадором осталась. Не лабрадорский характер у тебя, от слова совсем.
Ленка опять шумно и раздражённо вздохнула.
— С чем пришёл, к тому и вернулся… закрой дверь с той стороны, снаружи тебе цирка хватит.
— Какой, к хвостам собачьим, цирк?! Просто поверь мне! Говорю же, ни разу ты не лабрадор! И не бульдог!
Ленка поняла, что проще будет сделать, что я прошу, и прогнать. Десять секунд — и вместо угрюмой, но симпатичной мордашки молодой студентки на меня смотрела кислая морда лабрадорихи. Почти.
— Лена-а? А глянь на уши?
Знахарка посмотрела в зеркало: всё верно, если в полнолуние у неё были висячие лабрадорские «лопушки», то теперь оба уха стояли торчком по-волчьи!
— Лен, ты начинаешь… волчиться! — довольно констатировал я. Теперь я точно знаю, что никакое здесь не «ца»! Да и знахарка тоже это поняла.
— То есть мне нужно было просто на тебя рявкнуть?
— Не рявкнуть, а выговориться! Думаешь, я сам про себя ничего не понимаю?
— Думаю, да. — Ленка слегка улыбнулась.
— Ну вообще-то да, но здесь очень даже понимаю! А если кто-то застрянет головой в бочке, или полезет к Фёдору…
— ЛЕНО-ОК! Готовься, там Виталик опять к Фёдору сунулся! — раздался снаружи голос деда Кости. Меня проводили взглядом, обещающим перцовую клизму и кастрацию «для спокойствия». А я пропустил носилки с нокаутированным задирой Виталиком, и пошёл смотреть, что творится дальше.
То, что Виталик тоже справится со своей жаждой драк, пару раз получив от дяди Фёдора, я был уверен. Но… в остальном в деревне царил хаос: счастливый Санька научил бегать по крышам и остальных «восторженных», а какой-то особо тяжёлый обормот уже пробил крышу у баб-Лёны. Забор красили два пёстрых разноцветных волчонка, периодически пшикая красками друг на друга: зубастая карикатура в стиле вандального граффити походила на стилизованный портрет… меня. Посмотрел чуть дальше, кажется, «портрета хозяина» удостоится каждый дом на улице…
— Э-ге-ге-ей! — Степашка верхом на Саньке проскакал в сторону леса. Кажется, я только что добился своего: волчья деревня ожила… но почему мне хочется не присоединиться к веселью, а заскулить и спрятаться от всего этого?! Надеюсь, вожак дома.
— Дед Кость, помогите! Как их остановить?! — крикнул я, ворвавшись в дом вожака. Старый волк хитро усмехнулся и прищурился:
— А зачем их останавливать? Вона, каждый кто во что горазд, как есть. Плохо что ль? Хорошо!
— Я серьёзно!
— Нет уж, Лёшенька, за что боролся, на то и напоролся. Ты думал, взрослые зануды из вредности да злобности всё запрещают? Думал, справился с одним обормотом, так и остальные такие же?
— Но вы же сами разрешили! — мне стало обидно: кто недавно говорил, что отменяет правила… приличия?!
— Как разрешил, так и обратно запрещу. Коли что от деревни останется. В двадцать третьем горели, в сорок третьем горели, в пятидесятых тоже, в девяностых несколько раз… привыкать что ли? Доломают — отстроим!
Из дома тихони баб-Лёны тоже доносился не Эдуард Хиль, а гроул какого-то из любимых металлистов старушки. Или не металлистов… думаю, баб-Лёна и сама погроулить рада, глотка у волков мощная. Мысль «купить бабуле электрогитару» была сперепугу отметена как дурацкая, но вытащена обратно в список обязательных дел: хобби надо поощрять!
Я выскочил на середину дороги, и тоже взвыл, подражая интонациям вожака. Вот только из всей реакции — несколько таких же взвывших, и смеющийся взгляд деда Кости, который сразу раскусил мой план! Ну да, не по зубам тебе пока ошейник вожака, щенок…
Оставалось только ждать, и пытаться помочь оставшимся адекватным, которые не стали участвовать в разрушении деревни.
Примерно к следующему утру успокоились последние буйные. Ленка забыла напрочь о своей хандре, зато огрызалась так, что поставила бы на место и Фёдора. Почти каждый дом сверкал хотя бы одним треснутым или выбитым окном. Количество разноцветных мохнатиков пополнилось на ещё шестерых: любители рисовать на стенах этим не ограничились, зато красноречие помноженное на дурость выдало нам отряд «волков-гамми»: как это в Интернет не слили, понятия не имею, должно быть дед Костя включил из своего подвала глушилку вай-фая. А я вспоминал, как мне снова снился дядя Фёдор: «Ты что, так думал меня наружу вытащить? Лёшка, ты не обормотень, ты балда. Когда захочу, тогда и выйду, а меня пока всё устраивает!»
Действительно, дом Фёдора тоже пострадал, а буйный Виталик ещё и дверь выломать умудрился, но затворник просто поставил эту дверь поперёк проёма, и ушёл дальше спать; пока мы бесились, он сидел… и грыз чипсы, наверное!
Волчья деревня понемногу просыпалась, и ужасалась содеянному: мохнатый ураган в тридцать с лишним хвостов пронёсся по садовому товариществу. Огороды вытоптаны, окна побиты, про вандализм вообще молчу: оказалось, эти зануды не просто так сидят, и не высовываются! Стоило им спустить Зверей с поводков, как желание «повеселиться» раскрылось по полной! С перебором даже по моим меркам.