Дневники св. Николая Японского. Том ?I

Святитель Японский Николай Дмитриевич

20 июня/2 июля 1881. Суббота.

В Уцуномия.

Из Асино до Кицурегава пришлось проехать в тарантасе; дорога прескверная; размочило все дождем, кроме того, везде поправки — кучи свежей земли и щебня; если бы не на лошадях, дольше бы пришлось тащиться. В Оотавара думал застать Василия Сукей и расспросить его о состоянии этих мест: Оотавара, Сакуяма, Кицурегава, а также при помощи его найти и повидать кого–нибудь из здешних христиан; к сожалению, Сукей вчера ушел в Тоокёо.

По дороге множество встречается чиновников Министерства Внутр. [Внутренних] Дел, готовящих места остановок для Императора и свиты.

В Акуцу, 2 1/2 ри от Уцуномия, и около Акуцу по дорогам множество разряженного

народа, особенно женщин и детей, все богомолицы, стекающиеся к Инари в Акуцу; с прошлого года прославился этот Инари, во время холеры–де было несколько чудесных исцелений от него (вот тебе и раз!). А факт все–таки тот, что молящегося народу бездна, значит, религиозное чувсто в этой местности живо, нужно иметь это в виду, чтобы не опустить назначить проповедников в Уцуномия и Кицурегава.

В Уцуномия прибыли в 4 часа; но остановились на ночлег, чтобы завтра утром отправиться в Тоокёй на бася и вечером быть на Суругадай. Дай Бог!

21 июня/3 июля 1881. Воскресенье.

В Тоокёо.

На бася благополучно прибыли в Тоокёо, в 8 часов вечера, отправившись из Уцуномия в 6 часов утра. Сначала имели дождь, и дорога была плохая; потом прояснилось, и по прекрасной дороге, начинающейся с Оёома [?], весело было ехать. В Тоокёо все, слава Богу, благополучно.

8/20 августа 1881. Суббота.

На пути из Тоокёо в Хакодате.

Челов. [Человеческая] жизнь состоит из такого разнообразного сочетания мыслей и чувств, что решительно не поймешь, каким это чудом паяется и продолжается беспрерывно эта цепь, называемая душевною жизнью. Немало искусства нужно припаять разом железо к золоту, соединить органически бриллиант с кремнем или булыжником, а в душевной жизни эта работа производится кем–то и как–то так искусно и незаметно, что только ахнешь, осмотревшись и увидевши себя чрез день, даже час совершенно в противоположном состоянии духа.

После записанного на предыдущей странице, много прошло мыслей и чувств очень разнообразных: были экзамены, сбор катихизаторов, Соборные заседания; все с перемежающимися добрыми и дурными впечатлениями, хорошими и дрянными чувствами. Все прошло. Потянулись затем каникулы, с жарами и проч. дрянью. В прошлую субботу был я в Тооносава, у о. Владимира, теперь еду и уже подъезжаю к Хакодате, но с какими дрянными чувствами! Что за мерзость — душевное состояние. Сошел с ума сослуживец, так нужно его взять из Хакодате, увезти в Тоокёо, и оттуда — отправить в Россию. Что за отвратительное дело! Мало всегдашней возни [?] с дураками или подлецами, нужно еще явиться на дороге и сумасшедшим, — «и с ними–де понянчись». Э-эх, горькая судьбина! А в Хакодате затем остаться не кому; Церковь и вещественная, и невещественная может пойти на ветер. Но что лучше, возвышенней, благородней, по–видимому, служения миссионерского! И оно–то вот так тянется и само себя ослабляет и укорачивает. В 20 лет, кого сотрудников приобрел? Или флюгера, или интриганы, или полусумасшедшие, или совсем рехнувшиеся. Я почти в отчаянии! Едва ли выйдет что из Японской Миссии! Совсем потерял бодрость. Посмотрим еще, потянем лямку. Хотя как же мерзко, бездушно она тянется. В 20 лет можно ослабеть и состариться, какими бы идеалами ни был заряжен. Вот — к месту моей молодой жизни приближаюсь; если бы все хорошо было, как бы радостно было окунуться в воспоминания, а тут, кроме мерзейшего, отчаяннейшего состояния духа, ничего не вызовешь! Да и как вызвать, первое, с чем столкнуться придется, отвратительная рожа сумасшедшего, которого нужно будет ласкать, чтобы окончательно не взбесился и не наделал больших бед! Эх, головушка моя победная [? бедная], доля моя несчастная! Хоть бы сжалился Бог и немножко бы дал бодрости!

13/25 августа 1881. Четверг.

На пароходе Кумаситомару Ко. Мицубиси,

на обратном пути из Хакодате в Тоокёо.

Слава Богу, хоть умопомешательство у о. Димитрия спокойное. Ничем не выбьешь из головы уверенность, что чрез 313

дней от 28 мая будет светопреставление, но симптомов бешенства никаких не видно. Авось, Бог даст, не будет из–за него позора Церкви. А взять его теперь из Хакодате не решился, за неимением кем заменить. Обстановка и все действия — свойственные помешанному. Строит второй этаж над домом, когда досчатый дом от старости готов рухнуть и проч. Церковная крыша покрыта железом и брошена без покраски, отчего железо проржавело. Двор запущен страшно; в комнатах — как будто завтра будет светопреставление. В Церкви на престоле, жертвеннике и везде — стеарин; служит нелепо–своеобразно, и с особенностями, по которым можно счесть его еретиком — наприм., приобщается какими вздумает частицами, после приобщения тотчас же льет теплую воду в потир. Японского языка не знает и выражается: можно–де без языка. Церковных дел не знает до того, что о сицудзи и не слыхал до сих пор, сколько у него христ. домов, сколько христиан — понятия не имеет. Не знаю, как Бог сохранит Хакодатскую Церковь, а взять его оттуда, никем не заменив, нельзя; заменить же, напр., о. Гавриилом, значило бы бросить все планы — о посещении юго–западных Церквей, об открытии катихиз. [катихизаторского] училища в Оосака и проч.

Посетил в Хакодате сицудзи, побыл в Аригава, где 22 христианина и 5 христ. домов.

Если бы еще день пришлось быть, не знал бы, что делать с собою. С отцом же Димитрием достаточно побеседовать два дня, больше не выдержать, отвращение такое берет, что одолеть сил нет. Ни одушевлять его, ни убедить ни в чем, ни просто разумно побеседовать — нет возможности; к каменной стене обращаться лучше, чем к нему. Да исчезнет он, впрочем, из памяти! Потерпится, все пока можно будет заменить его кем–нибудь. А там — пусть он и в мыслях не мешает более Миссии!

Дневники в Токио

1882

1882 год

1/13 генваря 1882. Пятница.

Дух. [Духовная] Миссия в Тоокёо.

Суругадай.

Предыдущие 10 лет прошли для северо–востока Японии. Наступающие 10 л. [лет] должны быть употреблены преимущественно для юго–запада. Это общая мысль будущих десяти годов. Частности же кто уследит в прошедшем, и кто назначит для будущего?

Душа человеч. [человеческая] ежедневно призма, отражающая — не 7, а 7 сот цветов с их бесчисленными переливами. В предыдущее десятилетие я вступал — с каким чувством острой боли! И как же разнообразно оно было — это 10–тилетие — чувствами, мыслями, действиями! В следующее — теперь вступаю с вялым ощущением, — Уже в усталости жизнью и службою? И сам себе не могу еще дать отчета. Быть может, у всех 45–тилетних бывает это какое–то спокойствие жизни, происходящее от того, что все определилось, — не ждешь ничего неизвестного, все знаешь наперед за день, за месяц, за год; мудрость эта житейская — так и называется она; только не лучше от нее, не теплее на свете. Не знаю, что–то напишется по истечении еще 10 лет, если рука не будет в то время в гробе. А ныне — что–то серо, незначительно, нерадостно, хоть и манит даль, и есть несокрушимая ничем уверенность в общем успехе в будущем. Ничтожность я сущая — так и сознаю себя искреннейше; но уже не я один, ради моей ничтожности не может остановиться дело. Играет луч света, если оглянуться кругом, и на том, и на этом, и на другом; тут, видно, дело не личностей, а дело дела, дело Божье и дело массы. Будем довольствоваться и тем скромным упованием, что из–за нашего недостоинства Господь не остановит своего дела и спасения многих.

Утром обычные поздравления учеников, прислуги и друг., причем и обычные расходы на гостинцы. Обедня была начата за полчаса до 10–ти ч. [часов], чтобы поспеть потом служить молебен в посольской Церкви. После завтрака у Струве, хотел было отправиться в Йокохаму, чтобы разом кончить все визиты, но так как гости заявили, что собираются к нам, то и нужно было вернуться домой, чтобы принять. Из иностранцев был Германский посланник. Плохой по погоде день кончился довольно вялым вечером.

2/14 генваря 1882. Суббота.