Дневники св. Николая Японского. Том V
Шрифт:
Статья в «Еродзу—Чёохоо» о том, будто я подкупаю японцев шпионить в пользу России, не прошла бесследно: сегодня я получил безыменное письмо, с предложением выдачи двух важных государственных военных секретов нашему посланнику за 1 тысячу ен: в письме предложено мне явиться в означенное место в Уено–парке и описано лицо, которое встретит меня там для переговоров. Письмо это, по прочтении, (им — секретарем; мне он и не показал его) секретарь передал полицейским, охраняющим Миссию, ибо они предварительно просили передавать им, если получится что в подобном или угрожающем Миссии роде.
14/27 октября 1903. Вторник.
О. Петр Сибаяма пишет, что в Нагоя церковный староста Илья Миясита, фотограф, растратил бывшие у него на руках церковные деньги, впрочем, немного, всего 34 ены, за что, однако, не был вновь выбран в церковные старосты. Миясита — один из самых старых и лучших христиан в Нагоя. Тоже — одно из предостережений, что японцу, как бы он ни был хорош, денег на руки
Года четыре тому назад вышел из Катихизаторской школы некто Павел Кобаяси (Тамедзиро); родом из Ямагата; служил прежде мелким чиновником; за какую–то напраслину, по его словам, попал в тюрьму; по выходе оттуда возненавидел мир и захотел якобы посвятить себя на служение религиозному делу, поэтому попросился в христиане и потом в Катихизаторскую школу; лет ему было 45–46. В школу принят был и проучился два года. Но за все это время ни раза не отвечал ни одного урока и не держал ни одного экзамена — «не могу–де, не по летам мне». Однако при выпуске необходимо было видеть — знает ли же он что–нибудь и может ли хоть малость преподавать другим вероучение. Так как от выпускного экзамена наравне с товарищами он тоже отказался, то ему сделано было последнее снисхождение: попросил я пришедших на Собор священников сделать ему испытание; трое священников испытали и нашли, что он решительно негоден в катихизаторы — или не знает, или не может выражать своего знания — нем почти как рыба. Так как за назначаемых на катихизаторство Церковь отвечает, то Кобаяси отказано было в назначении его на катихизаторство. Это, конечно, огорчило и рассердило его. Прощаясь с ним, я сказал ему в утешение, что «еще есть средство ему попасть в число катихизаторов: пусть обратит нескольких из своих соседей или знакомых в христианство; священник приедет, испытает их в знании вероучения достаточном для получения крещения, крестит, если найдет приготовленными, и тогда самое дело заявит, что он, Кобаяси, может преподавать вероучение, и на следующем Соборе он будет, по засвидетельствовании от священника, включен в список катихизаторов и станет получать должное содержание». Но сего не было. И о Кобаяси до сих пор ничего не было известно. Сегодня я получил от протестантского миссионера Немецкой Реформатской Миссии в Сендае Шнедера письмо, которым он спрашивает: «По какой причине Кобаяси Тамедзиро выбыл из нашей здешней школы? Он ныне просится в Семинарию (sic! Seminary), заведуемую им — Шнедером — в Сендае, и говорит, что учился прежде здесь — так хочется иметь сведения, каков он человек». Я тотчас же ответил, что «знал Кобаяси за человека доброй нравственности и, надеюсь, что он таков и доселе». Итак, вот и из православия переход в протестантство. Наказал Кобаяси Православную Миссию расходом на его двухлетнее содержание, пусть теперь накажет Протестантскую; а желаемое им звание и, главное, содержание катихизатора едва ли и там получит.
15/28 октября 1903. Среда.
Давид Касе, катихизатор в Акуцу, явился и плел целый час речь; насилу понял его: хочет жениться на Сусанне Омата, в августе кончившей здесь курс, но подозревает, будто она солгала ему, написав, что Елисавета Котама, начальница здешнего училища, сватает ему ее. Послал его к Котама удостовериться, но советовал не бросать мысли жениться на Омата: она подходящая ему невеста и станет помогать ему служить Церкви. Один же он так вял и плох по службе; в Ооцуцу, где он прежде был, его просто возненавидели и выжили оттуда.
16/29 октября 1903. Четверг.
Старик Rev. Greene, американский миссионер, еще просит статью «An Account of the Work of Our Church for the Year 1903» для помещения в готовимой им к выходу в будущем феврале книжке: «The Christian Movement in its Relation to the New Life in Japan», статью в 10–15 страниц. Есть когда писать подобные статьи! Ответил, что дам сведений не больше как на страницу.
Вечером мы с Накаем начали разметку Евангелия по «зачалам» с показанием порядка церковных чтений — как начинать, где кончать. Продолжит это дело Акила Кадзима, которого мы потом проверим. Пора подумать о напечатании Евангелия и Апостола для чтения в Церкви. Теперь читают часто, нелепо начиная и невпопад кончая.
17/30 октября 1903. Пятница.
Из Сендая извещают, что о. Петр Сасагава почти безнадежно болен. Послано на лечение.
О. Петр Ямагаки пишет, что Моисей Канезава, катихизатор в Ямада, опасно болен чахоткой. Послано на лекарства.
Из Мидзусава извещают, что ученик Семинарии Климент Такахаси, сын катихизатора, лечившийся дома, помер. Послано на погребение.
18/31 октября 1903. Суббота.
Дочери лежащего в параличе о. Павла Сато, Анне, приходившей за деньгами — обычною дачею в последнее число месяца — 5 ен лично от меня и 29 ен из Канцелярии от Церкви, сказал, что еще раз 30 ноября на декабрь будет дано столько же, а с января дача в Канцелярии уменьшится наполовину, от меня же прекратится: пусть помогает содержать отца с семьей сын Иосия, в июне вышедший на службу чиновником — получает жалованье, достаточное для того.
Вместо о. Алексея Савабе приходила за деньгами в Канцелярию, где выдается жалованье, и ко мне (лично от меня о. Павлу 9 ен и о. Алексею 4 ены 50 сен) жена о. Алексея и говорила, что он болен головными болями. Это весьма жаль. Еще один священник заболел!
19 октября/1 ноября 1903. Воскресенье.
Каждый воскресный номер «Дзидзи Симпоо», газеты серьезной, вроде нашего «Нового Времени», выходит со страницею карикатур. Сегодня полстраницы занимала следующая карикатура: заглавие «Еку–фукаки яро–но юме» — «сон жадного мазурика», причем «яро» (мазурик, негодяй) изображено знаками: «я» — дикий, «ро» — Россия, значит можно читать «сон жадного русского дикаря». Картинки: 1–я — мазурик спит глубоко и сладко; изображен, действительно, настоящим мазуриком, с штанами, продранными на коленях, с истасканной шляпой; 2–я — мазурик стоит и с восхищением видит на земле гнездо яиц, на которых иероглифами изображено «Манчжурия»; тут же около стоит бутылка водки с ярлыком: «Желтое море»; 3–я — мазурик берет на руки яйца и бутылку и стоит с ними, а перед ним петух, на хвосте которого значится тоже Манчжурия, 4–я — мазурик сидит и ножом потрошит петуха; 5–я — у очага варит петуха и держит бутылку, видимо, наслаждаясь перспективой на славу угоститься, 6–я и последняя: но это ему не удалось — японский офицер с саблею у бока указывает пальцем ему «вон» и мазурик с лицом, изображающим ужас, и согнутый, в страхе готовится задать стречка. И вот как представляют Россию! Натрубили же в уши японцам англичане, что они уже великая и образованная нация, а Россия все еще пребывает дикою и при этом варварски жадною и бессовестною!
На днях один русский вояжёр, майор Созонов из Хабаровска, ныне пребывающий здесь, зашел в одну японскую редакцию, как сам тоже пишущий корреспонденции, и в разговоре там упомянул, что «это англичане натравливают Японию на Россию»; слова его появились в газете; третьего дня редактор «Japan Daily Mail», капитан Бринкли привел это мнение русского в своей газете и распушил же его за клевету на англичан! «Пусть г. Созонов укажет хоть одну английскую газету в Японии, которая в какой–либо своей статье возбуждала бы японцев к войне с Россией», — заключает он свою реплику. Про другие английские газеты в Японии не знаю, a «Japan Daily Mail» ежедневно просматриваю, и вот уже несколько месяцев ни единого–единственного номера не было без нападок на Россию, без ругательств по ее адресу, самых мерзких и в то же время самых ехидных; в каждом номере непременно фигурируют и Манчжурский вопрос, и Китай, и Корея, и ко всему Бринкли придирается, чтоб огрызнуться на Россию и улыбающеся оскалить зубы, обращаясь к Японии. Материал у него неистощимый: из газет всего света тащит грязь на Россию, где бы ни выразились недоброжелательно или мерзко о России — в «Japan Daily Mail» это тотчас же появится, и все с ехидными толкованиями и приложениями, пересыпаемыми «мы — ничего, мы дурного не говорим, мы войны не желаем», но «японское же терпение вконец истощилось от истинно чудовищной бессовестности, лживости, жадности России!» «Лопается, наконец, терпение японцев, и мы не удивляемся тому — это законный ход вещей», «Россия должна же, наконец, поплатиться за свое феноменальное вероломство» и так далее, и все в этом роде, и каждый номер — одно и то же, так что отвращение берет просто даже взглядывать на эти мерзостные пасквили. Из японских газет Mr. Brinkly каждую спичку, направленную на Россию, выудит, отшлифует, приумножит и пустит в другие японские газеты целой стальной щетиной, готовой на Россию. И при всем этом «он не виноват в возбуждении Японии против России»! Просто какая–то дьявольская бессовестность! Чему же удивляться, что ползающие пред Англией японцы рисуют вот карикатуры, вроде вышеозначенной?
20 октября/2 ноября 1903. Понедельник.
Симеон Томии катихизатор в Тега (в Симооса провинции) пишет, между прочим, что и бонзы стараются пользоваться нынешним военным возбуждением Японии против России, чтобы заграждать путь православной проповеди: там везде они оповещают, что «Правительство по разрыве с Россией воздвигнет гонение на всех, поддавшихся христианству, пришедшему из России; итак, не должно слушать православных проповедников». Все на Православие, только Бог за него!
Вечером всенощная пред завтрашним японским праздником; все учащиеся были в Церкви; пели старшие ученики Семинарии. Мы с Накаем дома занимались переводом.
21 октября/3 ноября 1903. Вторник.
Русский праздник Восшествия на престол.
Японский — рождение Императора.
С 7–ми часов Литургия, отслуженная о. Романом, при пении хоров. На молебен выходил и я. В Посольство наше не поехал на наш молебен, — уши еще болят, выезжать на ветер опасно; поздравил посланника письменно. Затем целый день занимался в библиотеке введением в каталог переплетенных книг.
Вечером в Семинарии «Симбокквай», на который я дал 5 ен; я не пошел туда, а стал с 6–ти часов, по обычаю, с Накаем переводить; но не прошло часа, как Накай заболел и должен был уйти домой: причина — «похоть очес» — многочасовое глазение в Уено стоя, на какие–то дрянные диковины; усталый, пообедал дома и пришел сюда, а тут беспрерывная отрыжка, кончившаяся сердцебиением. Удивительная жадность у всех японцев, не исключая таких серьезных и пожилых, как Накаи, на всевозможные зрелища! И знает человек, что вредно, а похоти очес и юркости своей сдержать не может.