Дневники
Шрифт:
[...] За это время здоровье порядочно, "по грехам нашим" слишком хорошо. Оставил "Круг чтения" и по случаю заключения в тюрьму Фельтена писал брошюру "Не убий никого". Вчера, хотя и не кончил, прочел ее Черткову и другим. Теперь хочется написать письмо Столыпину и "Руки вверх", пришедшее мне в голову во время игры Гольденвейзера. Очень уже что-то последнее время мной занимаются, и это очень вредит мне. Ищу в газете своего имени. Очень, очень затемняет, скрывает жизнь. Надо бороться. Записать надо:
1) Как хорошо быть виноватым, униженным и уметь не огорчаться.
[...] 4) Любовь нечего вызывать; только устрани то, что мешает проявлению ее, т. е. себя, истинного себя.
5) Старость уже тем хороша, что уничтожает заботу о будущем. Для старика будущего нет, и потому вся забота, все усилия переносятся в настоящее, т. е. в истинную жизнь.
6) Мы все оправдываем себя, а нам, напротив, для души нужно быть, чувствовать себя виноватым. Надо приучать себя к этому. А чтобы было возможно приучить, надо радоваться случаю, когда можешь признать себя виноватым. А только поищи, и случай этот всегда найдется.
[...] 10) Нравственность не может быть ни на чем ином основана, кроме как на сознании себя духовным существом, единым со всеми другими существами и со всем. Если человек не духовное, а телесное существо, он неизбежно живет только для себя, а жизнь для себя и нравственность несовместимы.
[...] 12) Не успел оглянуться, как соблазнился, стал приписывать себе особенное значение: основателя философско-религиозной школы, стал приписывать этому важность, желал, чтобы это было, как будто это имеет какое-нибудь значение для моей жизни. Все это имеет значение не для, а против моей жизни, заглушая, извращая ее. [...]
6 августа 1907. Ясная Поляна. Сто лет не писал. Нынче отдал Черткову "Не убий никого" и надеюсь, что кончил, и не дурно. Сейчас взялся за детский "Круг чтения" для Ивана Ивановича. Много что есть записать и о жизни, и из книжечек. [...]
Нынче 8 августа 1907. Ясная Поляна. Чувствую значительное ослабление всего, особенно памяти, но на душе очень, очень хорошо. Кончил статью и теперь займусь, кроме писем и дневника, детским "Кругом чтения". Общение с Чертковым очень радостное. Нынче очень хорошо думал.
[...] 3) Дело жизни, кроме внутреннего, есть только одно: увеличивать в людях любовь делами и словами, убеждением.
4) Странник мне говорил: жить нельзя стало. Помещики совсем сдавили народ. Деваться некуда. И попы. Они как живут. Сироту, вдову обдирают - последнюю копейку. А кто за правду, за народ идет, тех хватают. Сколько хорошего народа перевешали.
Ходит он - и тысячи ему подобных, чтобы кормиться, а это - самое сильное средство пропаганды.
[...] 6) Молодое поколение теперь ко только не верит ни в какую религию, но верит, именно верит, что всякая религия - вздор, чепуха.
[...] 9) Ум возникает только из смирения. Глупость же - только из самомнения. Как бы сильны ни были умственные способности, смиренный человек всегда недоволен - ищет; самоуверенный думает, что все знает, и не углубляется.
10) В телесном своем состоянии - хочется есть, спать, весело, скучно человек один;
[...] 15) Кант считается отвлеченным философом, а он - великий религиозный учитель.
[...] 19) Дама с ужасом говорит, содрогается от мысли об убийстве, а сама требует поддержания той жизни, которая невозможна без убийства. [...]
22 августа 1907. Ясная Поляна. Не скажу, чтобы был в слабом душевном состоянии, скорее напротив, но очень слаб нервами, слезлив. Сейчас приезжает Таня. Вчера простился с Малеванным, и он и его спутники - и Дудченко и Граубергер - не скажу, чтобы дурное произвели на меня впечатление, но не нужное. Нынче хорошо обдумал последовательность "Круга чтения". Может быть, еще изменю, но и это хорошо. Все больше и больше освобождаюсь от заботы о мнении людском. Какая это свобода, радость, сила! Помоги бог совсем освободиться.
Сейчас читал газету об убийствах и грабежах с угрозой убийств. Убийства и жестокость все усиливаются и усиливаются. Как же быть? Как остановить? Запирают, ссылают на каторгу, казнят. Злодейства не уменьшаются, напротив.
Что же делать? Одно и одно: самому каждому все силы положить на то, чтоб жить по-божьи, и умолять их, убийц, грабителей, жить по-божьи. Они будут бить, грабить. А я, с поднятыми по их приказанию кверху руками, буду умолять их перестать жить дурно. "Они не послушают, будут делать все то же". Что же делать? Мне-то больше нечего делать. Да, надобно бы хорошенько сказать об этом. Записать:
1) К старости проходит интерес к будущему и прошедшему, уничтожается память и воображение, но остается, разрастается жизнь в настоящем, сознание этой настоящей жизни.
[...] 7) Ничто так не больно, как дурное мнение о тебе людей, а ничто так не полезно, ничто так не освобождает от ложной жизни. [...]
7 сентября 1907. Ясная Поляна. Просмотрел записную книжку с 22 августа. Занимался только "Кругом чтения". Мало сделал видимого, но для души хорошо. Утверждало особенно в борьбе с суждением людей. Об этом нынче думал очень важное. Запишу после. Получил тяжелое письмо от Новикова и отвечал ему. Все так же радостно общение с Чертковым. Боюсь, что я подкуплен его пристрастием ко мне. Вчера посмотрел "Свод мыслей". Хорошо бы было, если бы это было так полезно людям, как это мне кажется в минуты моего самомнения. За это время скорее хорошее, чем дурное, душевное состояние. Сейчас почувствовал связанность свою в писании этого дневника тем, что знаю, что его прочтут Саша и Чертков. Постараюсь забыть про них.
Последние два-три дня тяжелое душевное состояние, которое до нынешнего дня не мог побороть, оттого, что стреляли ночью воры капусты, и Соня жаловалась, и явились власти и захватили четырех крестьян, и ко мне ходят просить бабы и отцы. Они не могут допустить того, чтобы я - особенно живя здесь - не был бы хозяин, и потому все приписывают мне. Это тяжело, и очень, но хорошо, потому что, делая невозможным доброе обо мне мнение людей, загоняет меня в ту область, где мнение людей ничего не весит Последние два дня я не мог преодолеть дурного чувства.