Дни и ночи

Горовая Ольга Вадимовна

Но, с другой стороны… кто знает, как его судьба забросила сюда, и чем обернулась жизнь для Першина? Люди меняются, она это, как никто другой знала.

Глава 3

«Триумфальная арка» крайне неуместно смотрелась в углу кабинета. Ему стало стыдно, хоть никто и не видел.

Грех было разбрасываться книгами при том, как мало их имелось в библиотеке. Следовало лучше контролировать себя. Да, только…

Резко выдохнув, Тимофей с силой зажал пальцами переносицу, пытаясь убедить свой организм, что не ощущает противной, мучительной головной боли. Посмотрел на часы — три пополудни.

Еще час. Час. Он выдержит, гори оно все огнем! Выдержит и только потом пойдет домой. Медленно. Рассматривая каждый чертов листик по дороге. Несмотря на то, что тянуло рвануть прямо сейчас, закрыв здесь все.

Сделав глубокий вдох он заставил себя встать и прошел по кабинету в противоположный угол. Присел на корточки у книги, лежащей вверх тормашками на полу.

Ему казалась забавным читать этот роман. Он даже не мог сосчитать, сколько именно раз его перечитывал. Врач, находящийся там, где в принципе хотел, но не имеющий права заниматься тем, что было смыслом его жизни — они с героем были полными противоположностями в этом вопросе. Но не во всем остальном. В отличии от героя книги Ремарка Тимофей мог и занимался медициной. Собственно, только это и помогало ему еще держаться. Место… место же было вовсе не тем. Но Тимофей научился делать вид, что ему уже не важно. И даже поверил себе. Ему все уже было давно и глубоко безразлично кроме времени с восьми до четырех, когда он сидел в амбулатории. Больше всего Тимофей ненавидел ночи. Иногда даже специально не уходил домой, зная, что не стоит. Лучше тут пересидеть, переждать на кушетке.

Теперь же… смирился и махнул рукой. Кому какое дело, в конце концов? Да и разницы никому нет. Лишь бы он мог вовремя оказать помощь тому, кто будет нуждаться.

Поднявшись, он аккуратно расправил страницы и закрыл книгу.

Зря. Не стоило так реагировать и срываться. Ну и что, что появилась эта … Александра? Что это меняет? Но он занервничал. Не потому, что вспомнил ее. Нет. Не тогда. Не сразу.

Просто она наступила на слишком зыбкую почву и задела рану, которой видимо, не суждено затянуться.

Девчонка. Взрослая женщина, а смотрит, словно девчонка. Совсем как тогда на него смотрела. Он только по этим глазам и вспомнил, кто же она такая и когда у нее преподавал.

И сейчас Тимофей каждую ее мысль мог увидеть в глазах, как когда-то, когда говорил ей об измене жениха, а она не верила, не хотела. Ей было больно.

А сегодня стало больно ему. Потому что в этих светло-карих глазах он увидел свой портрет, увидел, что она не пропускает ничего, читал каждую мысль. И неодобрение его неряшливого вида, осуждение при виде измятой, несвежей одежды, и удивление, когда Семен Петрович отчитывался о самочувствии, а она поняла, что это он, Тимофей делал операцию.

Хмыкнув, он аккуратно, тщательно продуманным движением отложил книгу и сжал пальцы в кулак. Отошел к двери и осмотрелся, постаравшись окинуть ситуацию и помещение отстраненным взглядом.

Тимофей давно не волновался ни о чем. Ни до того, где живет, ни до того, в каких условиях работает, ни до того, как он выглядит — ему не имелась дела. А вот сегодня что-то, сильно напоминающее стыд, слабо дрогнуло в душе.

Сколько же лет прошло? Девять? Десять?

Тогда он в жизни бы не пришел на работу в помятой водолазке, которую не стирал уже почти неделю. Он бы тогда, вообще, ни в чем кроме костюма с галстуком в отделение не вздумал бы явиться. И только гладко выбритым. Тимофей гордился тем, кем был. Тогда гордился.

Хмыкнув, он подошел к окну, не надеясь увидеть там что-то интересное, просто заставляя свое тело двигаться, действовать, чтобы не зацикливаться на раздражении и всем, что всколыхнулось в душе.

Он бы и не вспомнил ее. Александра… Тьфу, ты! Как же ее фамилия была? Не Семченко, точно не Семченко — это по тому придурку. А девичью фамилию вспомнить не получалось. Ну… леший с ним. Не помнит, и не надо.

Тимофей постучал по гранитному подоконнику пальцами. А потом со всей дури хлопнул ладонью.

Надо было успокоиться и не думать о прошлом. Только мысли уже начали хаотично перескакивать с одной на другую. Он не мог вспомнить все, что-то навсегда потерялась, стерлось из памяти за ненадобностью, как и фамилия этой Александры. Но что-то мелькало отчетливо, как тот момент, когда он зашел в холл главного корпуса университета и увидел большую фотографию молодоженов и витиеватое, красивое поздравление от всего коллектива новым сотрудникам и аспирантам с таким важным событием в их жизни. Помнил, как остановился тогда, посмотрел на счастливое лицо этой девчонки и ехидно улыбнулся. Помнил, как в чем-то даже пожалел ее. Она стоила большего. Не того, кто считал ее глупей и чуть хуже себя. Не того, кто из-за мелочного укола для своей раздутой гордости бежит в отместку изменять с первой попавшейся под руку. Но что поделаешь, часто вот такие, хорошие, умные и верили не тому, или надеялись, что все пройдет, обойдется. Тимофей попытался открыть ей глаза несколько недель назад. Не из злобы или издевательства. Просто она ему тогда понравилась. Александра Олеговна была хорошим человеком, и врачом должна была стать великолепным, он уже умел видеть эти качества в сотнях студентах, проходивших через его кафедру. Она могла бы найти лучшего, как казалось Тимофею. Но предпочла обмануться и верить в тот образ жениха, который, похоже, придумала себе сама. Что ж, ее проблемы.

Насколько Тимофей помнил, тогда он пожал плечами и отошел, всего лишь мимолетно оглянувшись на фото. Все-таки, невеста была красива, с этим не поспоришь. Удивительно счастливой, сияющей и чистой. На нее хотелось еще раз посмотреть.

Что ж, теперь они квиты, похоже. Сегодня она испытала снисхождение и некоторое ощущение преимущество перед ним. А говорят — в мире нет справедливости. Он получил по носу за то, что и сам считал себя лучше и умнее.

Казалось бы, после всего, этот «щелчок» он не должен был и заметить. Ан, нет, задело. Задело так, что зашвырнул книгу черти куда в очередном приступе злости и ярости на все и себя в первую очередь.

Размяв шею Тимофей отошел от окна и решил выйти во двор. Он не пойдет домой. Не сейчас еще. Просто постоит на крыльце.

Сейчас Тимофей жалел о том, что разрешил уйти и Кузьминичне, пожилой лаборантке, и Ларисе Федоровне, не менее пожилой, но еще очень бодрой медсестре. Тем не терпелось засадить огороды, чтоб не хуже, чем у соседей было, не меньше. А теперь — один на один с собой, Тимофей жаждал общества хоть кого-то, чтобы не сорваться. И в то же время, не хотел видеть ни одной живой души.

На улице оказалось лучше. Легкий ветерок бодрил, донося запахи пробивающейся травы и распустившихся первоцветов. В городе он и не заметил бы этого. А здесь — уже втянулся, научился ценить. Недалеко, через три дома, закудахтали чем-то всполошенные куры и пару раз вяло тявкнул пес. Это у Федоровны. Бас Пирата он уже и с закрытыми глазами узнавал. Проклятая псина завела привычку оглашать окрестности воем в два-три часа ночи. Впрочем, чаще всего Тимофей еще не спал и собака ему не мешала.

По селу приглушенно разнесся колокольный звон.