Дни изгнания
Шрифт:
Каллин также был абсолютно уверен, что отец подозревал в нем эти желания. Прошло всего несколько дней его пребывания у отца, а Родри становился все более замкнутым, проводил долгие часы, катаясь верхом, или сидел, запершись, в своей комнате. Каллин уже подумывал о возвращении домой, но он обещал провести у отца десять дней и боялся, что, уехав раньше, навлечет на себя подозрения.
Утром пятого дня он спустился к завтраку и обнаружил, что Родри уже покинул дан. Каллин пошел в конюшни, чтобы справиться об отце у грума, но гвербрет никому не сказал ни слова о том, куда едет. Возвращаясь домой мимо беспорядочно разбросанных сараев позади броха, он заметил двух служанок, увлеченно
Он не обратил бы на них никакого внимания, но завидев его, девушки внезапно замолчали. Он прошел мимо, изводя себя мыслями о том, что даже презренные слуги знают его тайну.
Чуть позже, поднимаясь в свою комнату в брохе, он застал такую же картину: на этот раз два пажа прекратили разговор, как только заметили его. Каллин схватил одного из них за ворот.
– И о чем же таком вы говорили, что не должен был услышать я?
Мальчишки мертвенно побледнели и попытались сбежать, но, станет он гвербретом или нет, а все же Каллин был могущественным лордом и никто не смел противоречить ему.
– Я прошу прощения, мой господин, мы говорили о пустяках.
– Неужели? Почему же вы оба так побелели?
Второй паж был старше и гораздо умнее. Он шагнул вперед и почтительно поклонился.
– Мой господин, мы никого не хотели оскорбить. Мы говорили о странных слухах. Возможно, вам следует об этом знать, господин мой, тогда вы сможете прекратить эти толки.
– Неужели? И о чем же болтают горожане?
– Ну, вы же знаете, господин, как молодо выглядит гвербрет. Мы слышали на рынке, как одна старуха говорила, что все это магия. Она сказала, старый колдун наложил это заклятие много, много лет назад, и гвербрет никогда не постареет, но умрет он совершенно неожиданно, как бы расплатится за это колдовство. Старуха сказала, что об этом рассказывает гертсин-менестрель. Он услышал об этом где-то на севере. – Мальчик помолчал, явно в затруднении. – Мой господин, но ведь это неправда? Его светлость такой хороший, я не хотел бы видеть, как он умрет.
– Ну, ну, конечно, это не может быть правдой. Не печалься об этом.
Однако сам он заколебался, вспомнив, о чем шептались в его клане: что в жизнь Родри много раз вмешивался двеомер.
А вдруг эта странная история – правда? Хотя к этому времени все в Дэверри знали, что магия существует, мало кому было известно, каковы ее возможности, поэтому Каллин готов был поверить, что именно магия помогала отцу оставаться таким неестественно юным.
Он взял для сопровождения четырех воинов и отправился в город. Поспрашивав людей на рыночной площади, он выяснил, что гертсин остановился в «Зеленом Гусе», лучшем постоялом дворе Аберуина, но там хозяин сказал, что как раз этим утром гертсин уехал.
– Бьюсь об заклад, мой господин, он знал, что ему нельзя здесь долго оставаться. Распускать такие грязные слухи о вашем отце! В теле гвербрета нет ни одной гнилой косточки, господин. Зачем бы он стал заключать договор с колдуном – только чтобы привлекательно выглядеть?
– Хорошо сказано. А что это был за парень?
– Зовут его Саламандр, мой господин, такой тощий, желтоволосый. О, язык-то у него подвешен хорошо, господин, поэтому не удивительно, что слух пополз по всему городу. Погодите-ка, мой господин. – Он помолчал, раздумывая и облизывая коричневые обломки зубов. – Саламандр ведь не сказал напрямую, что так оно и есть. Он сказал, что слышал об этом в Белглеафе, и спрашивал, как мы думаем – есть ли в этих слухах хоть слово правды?
– Понятно. Что ж, он уехал, и нас это больше не волнует.
Когда Каллин вернулся домой, Родри сидел за почетным столом и пил в одиночестве. Он помахал сыну с улыбкой, делавшей его похожим на самого себя, впервые за эти дни.
– Вот ты где, парень. А я сижу и думаю, не отправиться ли нам завтра на охоту? Я сегодня съездил в лесной заповедник, и егерь сказал, у нас там есть парочка молодых оленей. Мы можем убить одного и помочь старому вожаку сохранить свое положение до следующей весны.
– С удовольствием, отец.
Каллин сделал знак пажу, и тот налил ему эля. Они заговорили про охоту, и он забыл о странных слухах – очень уж хорошо было сидеть вот так с отцом. На рассвете Каллин присоединился во дворе к отцу и псарю. Хорошо обученные собаки лежали смирно, хотя от волнения лупили хвостами по булыжникам. Когда люди сели верхом на коней, собаки вскочили, столпились вокруг псаря, и он поспешил вместе с ними вслед за всадниками. В свете разгорающегося дня охотники выехали из Аберуина и направились на север вдоль берега реки Гвин, которая вышла из берегов и покрылась белой пеной из-за весеннего паводка. Примерно через восемь миль они добрались до заповедника – небольшого леска, казавшегося особенно маленьким по сравнению с огромными охотничьими угодьями гвертбрета дальше на север, недалеко от Белглеафа. Они остановились, чтобы позавтракать и дать собакам отдых. В это время из леса вышел егерь Элбан, грубо сбитый человек с обветренной кожей, прочный, как корень дуба, и сел рядом с ними. Он был робким, как молодой олень, и потребовалось довольно много времени, чтобы вытянуть из него те немногие новости, которые у него имелись для гвербрета; он говорил что-то одно и надолго замолкал, прежде, чем сказать еще что-нибудь. Родри слушал его с удивительным терпением.
К тому времени, как они собрались двинуться дальше, Каллин, страстно любящий охоту, горел от нетерпения почти так же, как собаки. В это время года деревья едва зазеленели, и папоротники еще не выросли. Увертываясь от веток, они ехали верхом среди дубравы следом за псарем и его сворой. Борзые бежали то в одну сторону, то в другую, больше принюхиваясь к ветру, а не к земле, то вдруг резко останавливались и начинали лаять. Смеясь, Родри пришпоривал вслед коня, за ним ехал Каллин, стараясь держаться вровень с собаками, которые вдруг резко повернули и помчались в сторону реки.
Неожиданно лошадь Каллина споткнулась, и он приостановился, чтобы дать ей возможность обрести равновесие и успокоиться. Когда он вновь направился вслед за охотниками, они уже были далеко впереди. Он едва видел их между деревьями. Потом он услышал собачий лай, перешедший в испуганное повизгивание, и вопль егеря. Держа копье наготове, он резко пришпорил лошадь, отправив ее в опасный галоп, и вырвался на поляну, где увидел вепря. Его подняли случайно, и, взбешенный, он напал на свору. Собаки кинулись врассыпную, а егерь едва успел взобраться на дерево. Каллин понял, что ругается всеми известными ему проклятиями.
У них не было собак для охоты на вепря. Более того, у них не было копий на вепря с особо прочными древками.
Лошадь в ужасе вскидывала голову; огромный вонючий вепрь атаковал одну из собак. Каллин пришпорил лошадь, но в это время появился Родри. Он промчался между вепрем и собакой, ударив кабана копьем. Разъяренный зверь, оставив собаку, кинулся на Родри. Издав боевой клич, Каллин помчался к ним, а Родри уводил зверя все дальше.
Каллин уже понял, чего добивается отец – заставить медленного, неповоротливого вепря бежать вперед, истекая кровью, пока он окончательно не устанет, и тогда его можно будет спокойно добить. Однако по его рыку было ясно, что у вепря сейчас период гона и, значит, битва будет нешуточная.