Дни, как сегодня
Шрифт:
Дни, как сегодня
— Итак, запомни: сначала нужно обратиться к сержанту, и только после этого, если он разрешит, пойдешь в столовую.
— Но вы же мне сказали…
— Я прекрасно помню все, что я сказал, Гирш… — оборвал его командир отделения. — Ты что, хочешь сказать, что я лгун? — На его лице играла ехидная, насмешливая улыбка.
Они оба знали, что командир лжет, они оба также знали, что Йоав не сможет это доказать и вообще ничего не сможет тут поделать. Бывали дни, когда Йоав пытался не сдаваться. Пытался сделать что-то. Он изображал
Когда-то, еще в скаутах, Йоав в походе расквасил нос одному парню, который украл компас. Не его, Йоава, компас, а чей-то еще. А все потому, что ненавидел воров, а еще больше — врунов. Те дни сейчас далеко, очень далеко.
— Ну, Гирш, так ты говоришь, что я врун? Я жду ответа.
— Нет, командир. Очевидно, я ошибся, командир.
Одного признания ошибки было недостаточно, и Йоав получил наряд вне очереди — ночной караул. Его смена была между двумя и тремя ночи — самое дерьмовое время. Командир отделения пришел проверить его — Йоав стоял на посту и дрожал от холода.
— Ничего, Гирш, ты еще будешь в порядке, поймешь службу, — командир похлопал его по плечу. — Ты немного с гонором, но я сделаю из тебя человека.
— Да, командир, — принужденно улыбнулся Йоав, а про себя продолжал твердить, что это — армия и он должен молчать, а будет выступать — нарвется на новые неприятности. Командир увидел вымученную улыбку на его лице и довольно ухмыльнулся, как хозяин дрессированной собаки, которую обучил новому трюку.
… Англичанин пришел сменить его на четверть часа раньше срока. Вот англичанин в самом деле был в порядке. Придя на пост, он застал Йоава плачущим от стыда. При виде англичанина тот смутился еще больше, и слезы потекли у него еще обильней.
— Нечего плакать, — произнес англичанин, деликатно отводя глаза, — ты поступил абсолютно правильно, так, как и надо было.
Не желая еще больше смущать Йоава, он добавил: «Пойду отолью» и ушел куда-то в тень. Вернулся он лишь после того, как Йоав взял себя в руки. Да, англичанин действительно был в порядке.
На утреннем построении командир отделения объявил, что с сегодняшнего дня Йоав — помощник дежурного и добавил — при всех — что надеется, что Йоав себя еще покажет. И Йоав, как обычно, отвечал «Да, командир. Нет, командир…»
Теперь Йоав не ходил в караул по ночам, потому что помощник дежурного не какой-нибудь часовой. А в пятницу все остались в части, а он отправился в увольнение домой — таков порядок. Когда он шел от казармы до ворот базы, то почему-то почувствовал, будто это — наказание, будто его отправляют в ссылку, и всю ту тоскливую субботу дома он проклинал себя за это унизительное увольнение. В воскресенье, вернувшись в часть, Йоав принес англичанину свежий номер Jerusalem Post, который купил на центральной автобусной станции, а Бауману, который спит в койке над ним, — губку для чистки погон, как тот просил.
Во вторник, перед тем, как все пошли на стрельбище, командир
— Вот сигареты, командир, — проговорил Йоав, тяжело дыша, отдавая пачку и сдачу.
— Молодец, Гирш, — похвалил командир, опуская мелочь в карман рубашки и доставая зажигалку.
— Хочешь сигарету?
— Нет, командир.
— Ну, нет — так нет, — улыбнулся командир отделения и закурил, — так оно и лучше.
Йоав увидел, что его отделение во главе с сержантом уже направляется на полигон, и собрался было бежать за ними.
— Гирш, — окликнул его командир, и Йоав вернулся. — Ты ничего не забыл? Йоав быстро осмотрел себя — автомат, каска — на месте, он немного растерялся — что же он забыл?
— Сдачу, Гирш, сдачу, — произнес командир нетерпеливо.
— Но я же вернул ее вам минуту назад…
— Ничего ты мне не возвращал, Гирш. Проверь у себя в карманах или сбегай в киоск — может, там оставил?
— Но… — начал было Йоав.
— Ничего-то ты не понял, — сокрушенно покачал головой командир. — Ничему-то я тебя не научил за этот месяц. Я хочу, чтобы ты немедленно сбегал в киоск и через три минуты вернул мне сдачу.
— Но, — опять попытался что-то сказать Йоав.
— И остерегайся меня, Гирш, — продолжал командир, как бы не слыша Йоава. — Если я кого-то действительно ненавижу, так это воров. — Мерзкая ухмылка искривила его губы. — Врунов и воров.
И Йоав опять твердил себе, что это — армия, и все здесь хлебают дерьмо полной ложкой, и убеждал себя, что он поступает правильно. Но ведь были дни, когда он не уступал, он помнил их; были дни, когда он поступал совершенно глупо. Йоав повернул лицо в направлении киоска, а его руки крепко сжали автомат…
Я и Людвиг убиваем Гитлера без причины или Берлинская весна
— Еще колбасы? — щедро предложил Людвиг.
— Спасибо, я уже сыт, — похлопал я себя по животу.
— Сыт… — раздумчиво повторил за мной Людвиг. — Как же давно не слышал я этого слова. — Он с любовью взглянул на лежавшую на столе свиную колбасу, как на старого друга, который вызвал у него воспоминания о золотом детстве, при этом его рука нежно поглаживала остаток колбасного батона.
Снаружи время от времени слышались разрывы снарядов…
Людвиг прижался лицом к оконному стеклу — было видно горящую францисканскую церковь, и покосившиеся столбы уличных фонарей склонились над тротуаром, как часовые, задремавшие на посту. Людвиг отошел от окна — на стекле остался жирный отпечаток его носа.
— Грязные Иваны не успокоятся, пока не оставят от Берлина камня на камне, — процедил с ненавистью Людвиг. Его взгляд блуждал в поисках чего-нибудь, что можно было бы разнести, чтобы отвести душу. Но в комнате не было ничего, кроме стола, пары стульев и остатков колбасы. Взгляд Людвига остановился на ней, он улыбнулся: «После такой колбасы нужно бы глотнуть пивка, — благодушно произнес он, — а нету», — он пожал плечами, как будто только сейчас вспомнил об этом.