Дни крови и света
Шрифт:
«Ну конечно, ловко перевел стрелку!»
Образ химеры в обнимку с серафимом прекрасно отвлекал внимание толпы.
— Неправда, я не хотела твоей смерти! — возразила Кэроу, но присутствующие утратили интерес к ее словам. — Ответь на мой вопрос. Куда ты ведешь нас? Что ждет нас в будущем? Мы выживем? У нас будет земля? У нас будет мир?
— Земля? Мир? Кэроу, об этом нужно спрашивать у императора серафимов, а не у меня.
— Ты намекаешь на его лозунг «Смерть тварям»?Всем известно, к чему стремится император. В отличие от тебя Воитель никогда не повторял его методов.
— По-твоему, есть другой путь? — Волк покачал головой. — Что именно в расправах ангелов вызывает у тебя надежду, что они жаждут «примирения»? Есть только один способ спасти химер — убивать ангелов.
— Уничтожать всех подряд?
— Да, всех подряд, — с ненавистью ответил он. — И твоего любовника тоже.
Похоже, Тьяго решил вечно напоминать про ее «гнусную связь», но грязные намеки и обвинения перестали задевать Кэроу. Да, она влюбилась, мечтала о мире. Бримстоун ее понял и простил, поверил в ее мечту. Маг заботился о спасении жизней, а не об уничтожении врага, и поручил Кэроу возродить их народ. Кэроу, а не Тьяго!
Недавно казалось, что сотни кадильниц с душами воинов Тьяго — это много, однако в подземном соборе ждали воскрешения тысячиневинных душ. И, странное дело, ответственность за них вызвала у Кэроу не чувство безысходности, а радость и облегчение. Тысячи — это не много, если это твой народ. Бримстоун словно протянул ей руку и поднял с колен. Теперь Кэроу знала, как искупить свою вину.
Исса одобрительно кивнула, и Кэроу обратилась к повстанцам:
— Большинство из вас — или даже все — радовались моей казни. Может быть, вы вините меня за то, что произошло с нашим народом. Но если мне нет ни прощения, ни веры, надеюсь, вы прислушаетесь к словам Бримстоуна.
Химеры, недоверчиво переглянувшись, уставились на Иссу.
— Очень интересно, — язвительно заметил Тьяго. — Дух Бримстоуна вещает через тебя, нага?
— А хоть бы и так, Волк, — невозмутимо сказала Исса и повернулась к толпе: — Вы все меня знаете. Многие годы я была спутницей Бримстоуна. Он доверил мне свое предсмертное послание. Я не удостоилась принять смерть рядом с ним, мою душу заключили в кадильницу и выслали из Лораменди. Уважьте нашу с ним жертву, внемлите его прощальному напутствию. Вера в насилие, зверства и террор — это безумие. Она никогда не приведет нас к миру. Насилие, зверства и террор вызовут новую волну насилия, зверств и террора. Если вам кажется, что не осталось ничего, кроме мести, выслушайте меня.
Исса возвышалась над толпой, сияя кроткой красотой мадонны, излучая грацию и силу, пламенную убежденность и душевную чистоту. Чешуйки змеиных колец радужно переливались в лучах восходящего солнца.
— У вас есть ради чего жить, только вы не знаете об этом.
66
Убей монстра. Измени мир
— Император примет вас.
Акива появился на свет под дымчатыми куполами сераля. Гарем, непроницаемый для посторонних взглядов, казался безмолвным, но Акиве смутно помнилось, что внутри звучал многоголосый щебет, дети играли на полу в полосах солнечного света, пели… В дверях возник Байон, мажордом императора — сгорбленный карлик на фоне огромной арки и двух стражников. Дряхлый седой ангел напоминал добродушного старика, но это впечатление было обманчивым: именно он вел списки бастардов императора и вычеркивал погибших, высвобождая имена для новорожденных. Он уже пережил шестерых Акив… Вычеркнет ли эта ссохшаяся рука и седьмого?
На мгновение Акива почувствовал себя никчемной безделушкой — ведь даже имя ему навесили, как бирку, — пустяковой вещицей, которой и в восьмой раз найдут замену. Семь Акив — не предел. Акива, вспомнив о цели своего визита, холодно посмотрел в черные крысиные глаза мажордома.
Нет, никчемной безделушкой он не станет. Восьмого Незаконнорожденного по имени Акива не будет. Больше Иорам не сможет плодить бастардов, рушить города и жизни, дышать.
— Сложите оружие, — потребовал Байон.
В присутствии императора правом ношения клинков обладали только стражники и телохранители. Акива не взял своих привычных длинных мечей, только прикрепил к поясу короткий клинок, чтобы вручить его охране.
Азаил и Лираз тоже повиновались приказу.
Второй клинок, скрытый магией, висел у Акивы на другом боку. Впрочем, если присмотреться к тени, можно было заметить что-то странное, а в случае обыска или нечаянного столкновения чары невидимости ничем не помогали. Незаконнорожденные старались никого не задевать, на объятия не рассчитывали, но тщательная проверка обрекла бы их безумную затею на провал. Если Акива находился под подозрением, обыска не избежать.
Бастарды спокойно выдержали пронзительный взгляд секретаря. Обыска не последовало. Байон удовлетворенно кивнул и повел их в покои императора.
Акива, Лираз и Азаил знали, чего ожидать: лабиринт коридоров, толстые стены желтоватого стекла, десятки охраняемых врат. Акива запоминал каждый поворот, другого пути к выходу у них не будет. В суматохе, которая поднимется после убийства, они набросят чары невидимости и исчезнут.
Таков был план.
Коридор, поворот, врата, коридор… В ожидании конца пути Акива напрягся, как натянутая тетива.
Он так устал от привычного решения всех проблем: убей врага. Убей, убей.Впрочем, другого выхода не было: ради блага Эреца, ради того, чтобы война закончилась.
Иорам должен умереть. Смерть Иораму!
Акива попытался войти в состояние покоя, сиритар, когда божественные звезды работают через воина. Сердце забилось ровно, но ум пребывал в смятении — Акива продолжал прорабатывать сценарии, вспоминать чары и даже проговаривать слова. Что сказать, когда придет время вынуть меч из ножен? Ничего. Важно то, что внутри, а не слова.
Убей монстра. Измени мир.
67
Надежда умирает последней
Амзаллаг вырвался из рядов соратников и пал на колени перед Иссой.
— Кто? — охрипшим голосом спросил он. — Кто спустился в собор?
Воины подались вперед, напряженно ожидая ответа.
— Тысячи, — мягко ответила Исса. — К сожалению, списков не составляли.
— Туда спустились все дети, — добавила Кэроу. — И все матери. У ваших семей был шанс.
Ошеломленный новостью, Амзаллаг застыл не мигая. Его тигриные черты обычно выражали неудержимую свирепость — неизбежный признак ужасающего монстра, сотворенного магией Кэроу, хотя душа воина была проста, как вспаханное поле, и невозмутима, как ломовая лошадь. На устрашающей тигриной морде с янтарными глазами и громадными острыми клыками отразилась неимоверная душевная боль. Гигант возвышался над Иссой, трагически заломив огромные ручищи. Кэроу решила дать ему более походящую оболочку, когда придет время для встречи с семьей.