ДНК неземной любви
Шрифт:
Маленькие серые фигурки на серой пленке, машины, машины. Поток авто от Арбата к Остоженке и в обратном направлении. У Кати зарябило в глазах.
– Время – шесть часов вечера. А вот пленка с камеры банка на углу бульвара и Старого Арбата, – оперативник сменил файл. – Это уже ночь.
– Бульварная аллея все равно здесь не просматривается, – сказала Лиля Белоручка. – Мы любые совпадения ищем... Тут же ничего не видно.
– Прохожие... вот компания молодежи – это прошлые сутки, время примерно полночь, свернули в переулок, вот еще компания... Грузовая «Газель», поливальная машина... время час сорок
– Я же говорю, мы ищем совпадения за два дня – человек или машина, которые попали в поле зрения камер и в ту ночь, и в эту.
– Совпадение только одно – машина марки «Порше». Вот ее здесь хорошо видно и здесь тоже, – оперативники включили еще один ноутбук. – Тут крупный план, часть номера есть. Одна и та же – здесь верх поднят, а тут – нет. Только эта машина попала в поле зрения камер как дважды проезжавшая по бульвару в течение двух суток.
– Время?
– Четыре пятьдесят – в ночь убийства Колобердяева. Тогда уже наша следственно-оперативная группа на бульваре работала. Вот – видите, едет, замедляет ход.
Катя вспомнила машину «Порше» – точно была такая там, на бульваре. Ехала мимо, и верх был поднят, а водителя она разглядеть не успела. Да и тут его на пленке не видно – серая муть, а если укрупнять, как они сейчас укрупняют, вообще все в туман превращается.
Труп тогда уже грузили на носилки...
Водитель ехал мимо медленно и смотрел, наблюдал...
– А второй раз? – спросила капитан Белоручка.
– Второй раз – уже в ночь убийства потерпевшей Кадош. Время одиннадцать часов вечера, машина «Порше» двигается со стороны Соймоновского переулка и... вот камера метро фиксирует – останавливается и паркуется на пятачке в начале Гоголевского бульвара у метро «Кропоткинская». Водитель выходит и идет... не к метро, а к пешеходному переходу.
– Знаю отлично это место, – шепнула Катя капитану Белоручке. – Там, на углу, магазин распродаж и «Азия-кафе», и еще магазин оптики.
– Крупный план... более контрастно, но водитель тут только со спины снят. Вот и все – ушел из поля зрения. Время двадцать три ноль три. Потерпевшая Кадош в это время была жива и находилась на своем рабочем месте – играла в оркестре ресторана на той стороне Гоголевского бульвара.
– Высокий... и вроде не старый, – Лиля Белоручка смотрела на экран ноутбука, где застыл стоп-кадр с темной расплывчатой фигурой. – По времени ни черта не совпадает, но все равно будем проверять. По номеру надо срочно установить, кому принадлежит эта машина «Порше».
ГЛАВА 20
МЕРТВАЯ ДОЧЬ
В этот ранний предрассветный час тихо, чуть надтреснуто звонил колокол, сзывая монахинь Никольского монастыря на молитву.
Настоятельница стояла у окна в своей келье и наблюдала, как темные фигуры словно плывут по дорожкам монастырского сада в молочном июльском тумане.
Туман опустился на землю ночью и все скрыл, все как будто стер – и Александрову гору, и Плещеево озеро, и спящий город Переславль-Залесский. В эту ночь в кельях Никольского монастыря монахини молились о всех путниках, о плавающих и путешествующих по суше, а также о летающих авиарейсами, чтобы взлет и посадка туманной ночью на всех земных аэродромах прошли успешно.
Так рано, что и птицы еще не щебечут. А под сводами церкви скоро раздадутся женские голоса – монастырский хор.
Матушка настоятельница любила эти минуты – вот сейчас они встретят новый день, все вместе, единым псалмом, и эхо его еще долго, долго будет звучать...
Да рассеется туман!
Темные фигуры монахинь...
Ледяная вода льется из крана, и брызги оседают на краях фаянсовой раковины...
Льняное накрахмаленное полотенце хрустит...
Легкие босоножки на низком каблуке, их не видно из-под рясы. А когда-то ведь она носила туфли на шпильках...
Ох, все суета, суета...
В монастырскую больницу сегодня приедет комиссия из Минздрава... Надо встретить... Надо все показать, и чтобы все, все было достойно...
Боже, какой вопль!
Матушка настоятельница как раз надевала рясу через голову, когда услышала этот жуткий крик. На мгновение она застыла – оглушенная, ослепленная темной тканью, закрывшей лицо с нелепо воздетыми руками. Потом рванула одежду, ткань где-то треснула...
Когда она выскочила во двор, на какое-то мгновение позабыв и о своем сане, позабыв от волнения и испуга обо всем на свете, монахини, шедшие в церковь, уже сгрудились под окнами монастырской больницы. Все показывали на окно одной из палат. И настоятельница прекрасно знала, кто в этой палате лежит.
– Тихо, тихо, сестры, успокойтесь! – Настоятельница первая открыла больничную дверь. – Где дежурная сестра? Где санитарка?
Монахиня, исполнявшая в эту ночь обязанности дежурной медсестры, появилась со стороны флигеля, где жили монастырские паломники.
– Матушка настоятельница, я здесь, я только на четверть часа отлучилась – меня срочно к паломнице позвали, ей плохо стало, приступ астмы, я укол сделала... Там санитарка осталась в ординаторской... Господи, кто же так кричал?
Настоятельница шагнула через порог. Первое, что она увидела, – на бежевом линолеуме больничного коридора красное пятно, вытекавшее из-под двери палаты...
Под ногой хрустнул осколок.
Молоденькая монастырская трудница, работавшая в больнице санитаркой, ринулась к настоятельнице.
– Я ничего не сделала, я ей ничего не сделала, богом клянусь, я только в палату вошла... хотела узнать, не надо ли ей чего... потому что она проснулась и встала, я слышала, как она ходит, а ей же нельзя пока вставать... А она... господи, у нее было такое лицо, такое жуткое лицо, я думала, она меня убьет...
Настоятельница вместе с дежурной сестрой бросились в палату, дверь которой была распахнута настежь. Монахини заполнили узкий больничный коридор – после пережитого шока, вызванного криками, женское любопытство взяло верх над страхом.
А смотреть было на что. Странное зрелище открылось.
Сестра Галина – пациентка кардиологического отделения, – босая, простоволосая, в одной лишь ночной рубашке, открывавшей полные плечи, сидела на полу. Бежевый линолеум был запачкан красным. У настоятельницы потемнело в глазах – ей показалось...
– Господи, она что, вены вскрыла?! Сестра Галина!!
– Да нет, это кисель, – пискнула сзади перепуганная трудница. – Я к ней с кувшином киселя вошла... хотела налить в чашку... в трапезной кисель варили свежий ягодный, богом клянусь, я к ней только вошла, а она...