ДНК неземной любви
Шрифт:
Но не дающий ответа...
Привета...
С того и с этого света...
– Катя, очнись!
Катя открыла глаза – огни, уже Москва? Новый Арбат, золотая корона, пурпурный всплеск – это реклама...
Темной ночью в глухой час мы вернулись домой...
В дежурной машине трещала рация, и Лилька трясла ее за плечо:
– Катя, очнись! Только что дежурный по городу передал, мы едем прямо туда!
– Что? – Катя стряхнула
– Труп женщины в Соймоновском проезде. Да очнись ты! Это практически там же... Это ж продолжение Гоголевского, только с другой стороны, бульвар у набережной. Там на месте опергруппа Центрального округа начала работать.
Виктор Петрович, это я... Мы уже подъезжаем, осмотр без нас не начинайте! – Лиля почти кричала в мобильный, словно там, на том конце, собрались глухие или же такие вот сонные. – Но у меня к вам сразу поручение – пленки со всех камер во всем прилегающем квартале – «Кропоткинская», Пречистенская площадь, Соймоновский и, конечно же, Гоголевский бульвар от Старого Арбата. Изымайте тотчас, сажайте двух сотрудников за компьютеры и немедленно начинайте отсматривать все подряд, без исключения.
Соймоновский проезд является, по сути, окончанием Бульварного кольца со стороны Москвы-реки и храма Христа Спасителя. В этот предрассветный час (без четверти три) он был темен и только сполохи милицейских маяков, только карманные фонари оперативников загорались то тут, то там – под липами на аллее.
А луна...
Она висела над набережной, как зеленый шар. И Кате показалось, что никогда прежде она не видала тут, в городе, такой полновесной, такой щедрой, такой безмятежной...
– Задушили, так же, как и тех...
– Раны на лице наносились уже после смерти – тот же почерк.
– Поза неестественная... убийца ее руки изуродовал... На правой руке удалены большой палец, безымянный и мизинец. Два оставшихся скрещены. Знак такой, словно...
– Так делают, когда намеренно лгут. Скрещивают пальцы, – хрипло сказала капитан Белоручка.
Они с Катей были на месте, уже в самом эпицентре – на аллее Соймоновского проезда: справа белела громада храма, впереди горели огни станции метро «Кропоткинская», и только здесь, на бульваре...
Жертва – молодая и темноволосая, большего о ней Катя сказать не могла – лицо было все в крови, вместо глаз – черные ямы. Из одежды – модные босоножки-«гладиаторы», топ и джинсовая мини-юбка.
– Сумку, как и тогда, не взяли. Вот ее портмоне, кредитки, а вот водительские права на имя Величко Кристины, тут еще пропуск на работу в редакцию.
Вот и окончилась римская дорога...
Пыльная буря из Африки...
Пиния у обочины...
Там, под землей, испугалась смерти, а здесь, на бульваре, успела ли испугаться, понять?
Нет, ничего такого они, опергруппа, о жертве не подумали, они просто не знали.
Они думали о другом.
– Текст есть? – спросила Лиля.
– Вот. Фактура бумаги та же.
Записку эксперты уже упаковали в пластик. Но текст при свете карманных фонарей читался четко:
«ПРЕСТУПЛЕНИЕМ ОДНОГО ПОДВЕРГЛИСЬ СМЕРТИ МНОГИЕ».
– Это уже не просто цитата, это уже что-то вроде прямого пояснения, – Лиля вернула записку эксперту. – Слепые, глухие, да еще и лгут... Знают правду и лгут.
– Об убийстве Ларисы Белоусовой? – спросила Катя. – А что с уликами, с биоматериалом для экспертизы?
– И тут тоже хватит с лихвой, – ответил старший эксперт из группы Центрального округа. Они вместе с Сиваковым уже приступили к изъятию.
– Когда ее убили? – спросила Катя.
– Не более полутора часов назад.
– На нее напали здесь, на аллее?
Но ответить эксперт не успел: со стороны мобильной кримлаборатории, припаркованной напротив японского ресторана, посигналили фонарем. В машине сразу на двух ноутбуках сыщики отсматривали пленки уличных камер.
– Вот здесь запись суточной давности. Очень похожа на нашу потерпевшую. Пленка с камеры из Колымажного переулка.
– Да, вроде она, выходит из машины у ресторана «Беллецца», – сказала Лиля. – Кать, а этого узнаешь, кто рядом с ней? Под руку ее держит.
На брюнетке, запечатленной на пленке, были те же самые босоножки-«гладиаторы». Вот она обернулась и посмотрела прямо в камеру – атласная челка до самых бровей, весьма снисходительная улыбка, когда она обращалась к своему спутнику. А спутником был не кто иной, как Глеб Сергеевич Белоусов.
Глаза Кати застлала пелена. Судья... отчим... Неужели он и вправду...
– Тут еще одна пленка, уже сегодняшняя – время двенадцать двадцать две, самый полдень. Узнаете машину, Лиля Ивановна? На прошлых записях камер она уже мелькала.
На новой пленке машина «Порше» – кабриолет с открытым верхом. Тот самый, который Катя видела в ночь убийства Колобердяева, тот самый, что действительно мелькал потом – «Порше», принадлежавший Кадошу-Скорпиону. Он сам сидел за рулем, а потерпевшая Кристина Величко была рядом с ним. Они ехали вдоль Гоголевского бульвара как раз по направлению к Соймоновскому проезду – ехали медленно в потоке машин, все вниз, вниз по бульвару и...
– Вот остановились на углу, тип их какой-то встречает...
– Ба, да это администратор театра Мартов, – Лиля не сводила глаз с экрана ноутбука. – Идут в эту, как ее... в артель театральную, внутрь, а тут что же – похоронный автобус?
– Да, вот он во внутренний двор театра заезжает, больше, к сожалению, ничего – там камер нет.
– Театр проверили?
– Там все закрыто – три часа ночи уже, а у них теперь и охранника нет…
– Ну и с кого ты начнешь? – тихо спросила Катя Лилю. – С судьи или с колдуна?