До чего же довёл меня блюграсс. Блюзы и монстры, которые разрушали мою жизнь

Фэи Джон

Я попросту сбежал.

На улице я был в безопасности, там ему меня было не достать.

Мне казалось, что я в безопасности.

От других.

Но не от себя.

По мере моего приближения к железнодорожному виадуку, всё вокруг начинало чернеть. Чёрные ночи, чёрные дни, всюду только чёрное на чёрном.

Но в течении дальнейших недель мне удалось подавить память об инциденте. Вместе с отвращением к себе за мой антисемитизм. И больше я о нём не думал.

Кроме одного случая.

Я встретил Натали Четвёртого Июля. Мы не виделись два

месяца.

– Привет, Джонни.

– Привет, Натали.

У неё был скорбящий вид, словно она сейчас заплачет. Впрочем, я тоже готов был расплакаться.

– Ты меня всё ещё любишь?

– Я тебя всё ещё люблю.

И больше мы не говорили про любовь. Она не дала мне шанса ответить. Ответ на её вопрос читался в моём взгляде.

– Мне очень жаль, что мой гое-боязливый папа довёл тебя такого состояния. Искренне жаль, поверь.

И по нашим лицам снова потекла солёная влага.

– Мы оба были так счастливы – и ты, и я, пока…

Она не закончила фразу. А я всё ещё любил её, правда.

И она меня. Но мы оба стали жертвами родительского мракобесия.

Ближе к вечеру нам удалось ослабить наши страдания совместным исполнением нашей песенки:

Где ты был, Билли-бой, Билли-гойРасскажи, где ты был, славный Билли?Моё милое созданье,Я ходил на обрезаньеИ меня там бесплатно побрили…

И так эта песня летела, а мы смеялись, как положено это делать Четвёртого Июля – весело, беззаботно. Как ни в чём не бывало.

В скорости её семья съехала куда-то за городскую черту, и больше я её никогда не видел.

Она не припоминала мне мороженое и торт.

Тактично с её стороны.

А потом и я о них забыл.

Но две мои первые жены подряд оказались еврейками. Вы проиграли, мистер Фельдман.

Вожатый

Эдди не было пятнадцати, когда он понял, что ему надо ехать и поступать в колледж.

Патриот и лидер от природы, он любил свой край, но в городишке вроде нашего мог быть самим собой по-настоящему, только наряжаясь девочкой на Хэллоуин. Он мог засунуть сзади швабру, типа это начёс, и мотать головою туда-сюда, совсем немного, потому что он и так был прекрасен. В нашем городишке он не мог реализовать себя полностью, чтобы ходить и крушить и ломать всё подряд, рвать, разбивать, колошматить, выдёргивать всё подряд, колоть и кромсать всё подряд, выламывать, драть, демонтировать всё подряд, дербанить, курочить и портить…

Вы догадались, почему.

Почему он не мог делать два дела сразу? Громить что ни попадя, изображая девочку внутренне и внешне. Как ему совмещать оба дела в одном месте одновременно? Успевая руководить юношеским клубом, голосовать за республиканцев, развозить газету.

Поэтому, отработав пару-тройку лет в супермаркете, Эдди в конце концов поступил в Техасский Сельскохозяйственный и поселился в студенческой общаге. Надо отметить, что в Штате Одинокой Звезды о его тайных пристрастиях знали не больше, чем там, откуда он приехал. Так что днём он спокойно зубрил экономику, а потом, прошмыгнув в местный педрайон, бесновался до восхода солнца.

Годы спустя я навестил его в Хьюстоне, куда он успел переехать. Он только-только заразился СПИДом, который в ту пору все называли голубым раком.

Он не хотел, чтобы я знал, ему не хотелось причинять мне боль. Он так и остался заботливым вожаком нашей шайки. Старым добрым Эдди.

Поэтому мы в основном говорили о прошлом, а это невесёлая тема. Он сообщил, что живёт в Хьюстоне с восемьдесят какого-то: «мятежное было время».

Он всегда изъясняется таким манером – вроде бы конкретно о себе, но расплывчато и обобщённо, посему подробностей «мятежа» я из его слов не почерпнул.

Теперь он служит детским консультантом в хьюстонской системе образования, иными словами, всё тем же вожатым.

Он не меняется и не станет другим никогда.

Добро.

Меня его выдержка восхищает.

– Ты не поверишь, но я занимаюсь с чёрными детьми, – сообщил он мне, провожая в забитую антиквариатом гостиную.

– Ирония судьбы, – вырвалось у меня. – Учитывая идеологию вашего клуба. Кстати, твой братец Мелкий Лэрри тоже ведёт младший класс для чёрных, я его тут видел.

– Ну, ведёт. А что ещё ты можешь предложить? – парировал он.

– Да тоже особо ничего.

Я стал разглядывать старьё и безделушки, которыми был набит его таунхаус. В том числе и неотразимо прекрасный, под два метра абажур в стиле ар нуво. Остальное, правда, не запомнилось, кроме зеркала тридцатых годов, перед которым я едва сдержался, однако промолчал.

Эх, если бы тот торшерчик…

Он пока ещё выглядел здоровым, даже не начал худеть.

– Ты жил намного насыщенней, чем я, – заметил он.

– Подумаешь, – возразил я. – У китайцев это проклятье – «чтоб ты прожил насыщенный год».

– Впервые слышу.

– Говорю тебе – мне просто приходится вкалывать. И чтобы такое занятие было увлекательным, необходимо находиться в идеальной физической форме. А я не люблю возиться с гантелями. Надоедает. Понял мою мысль?

– Понял твою мысль.

Мы обсудили его истощённое состояние. Он описал мне все симптомы, какие его мучают, включая слизи в кишках.

Он говорил, что это рак.