До и после Победы. Книга 2. Становление
Шрифт:
Но и это было неплохо - главное, мы увеличили время с момента обнаружения цели до момента ее подлета к локатору с меньше чем минуты до двадцати минут для истребителей и сорока минут для бомбардировщиков, так что у нас значительно повысились возможности маневра истребительными силами - порой бывало так, что истребители с одного и того же аэродрома успевали отразить одну атаку, сесть, заправиться-перезарядиться-поменять пилота и взлететь, чтобы добивать остатки от результатов отбивания другой воздушной атаки. То есть РЛС позволило нам создавать численное преимущество в девяноста процентов боев при общем численном преимуществе немцев. Причем соотношения были анекдотичные. Наше преимущество в среднем бое было в два-три раза, а у немцев общее преимущество было в пять-семь раз. И это только непосредственно в самом бое, или как мы стали его называть, в основном. Так как при наличии всевидящих глаз (ну, почти всевидящих) мы могли и горячо встретить, и так же тепло проводить нежелательных гостей - если, конечно, от них еще что-то оставалось к моменту проводов. А если что-то
И этих успехов мы добились всего лишь со станциями второго поколения. Мне было сложно представить, что же будет с немцами, когда мы перейдем, допустим, от однокаскадных генераторов к многокаскадной схеме. В некоторых станциях эта схема уже работала в тестовом режиме, и показала отличные результаты. Ведь однокаскадные схемы выдают сигнал с генератора сразу на антенну, то есть имеют с нею сильную связь. Но ее комплексное сопротивление изменяется в значительных пределах в процессе обзора пространства, что влияет на сам каскад - его выходное сопротивление получается непостоянным. И, так как каскад не только усиливает, но еще и генерирует импульсы, высокой стабильности частоты достичь становится достаточно сложно. В многокаскадных схемах процесс генерации и процесс усиления разнесен по разным каскадам. Маломощный возбудитель генерирует импульсы, а несколько каскадов усилителей мощности их усиливают. Обеспечить стабильность на небольших мощностях гораздо проще, к тому же развязка по выходному сопротивлению генератора с антенной позволяет обеспечить равномерный режим работы генератора - все изменения сорпотивления антенны купируются усилительными каскадами, расположенными между генератором и антенной. Уже сейчас стабильность частоты возросла на три порядка, а это позволяло более точно отследить изменения в сигналах, не приняв полезный сигнал за шум и наоборот, и, самое главное, это было первым шагом к автоматизации отслеживания целей.
Ведь сейчас цели определялись на глаз. А конструктора уже начинали работы по пакетным схемам работы, когда анализируется не каждый импульс, а пакет импульсов. Это по идее позволяло увеличить мощность ответа - простым накоплением нескольких сигналов - без увеличения мощности передатчика. То есть при той же мощности мы получали более высокую дальность или повышение разрешающей способности. Конечно, такой "накопитель" был и сейчас - это люминофор экрана, который поддерживал свечение и тем самым накапливал последовательные импульсы. Но его нестабильность, необходимость полагаться на глаз человека - все это вносило довольно большие погрешности в определение целей. Лишь немногие могли полноценно работать со связкой таких тонких и несовершенных "приборов", как люминофор и глаз. Но это было дело будущего.
Мы и точному массовому изготовлению приборов-то научились только к сентябрю сорок второго. До этого лишь три-четыре процента как-то подходило к постановке в РЛС. А учитывая то, что их выход из строя был делом пяти, максимум семи недель - мы покрывали потребности в электровакуумных приборах для РЛС только массовостью производства, точнее, даже не производства, а большим количеством занятых на этом производстве. Большинство операций в первой половине сорок второго шло в ручном режиме - технологи только осваивали механизацию самых простых операций - пока наши станки имели еще недостаточную точность, чтобы оставить их без присмотра человека, который в случае чего подкрутит рукоятку и подснимет тонюсенький слой, что оставила механика из-за своих люфтов и износа резца.
Хорошо хоть удалось преодолеть дефицит вольфрама. Его у нас и было-то немного - сколько там на складе электролампового завода - килограмм пятьдесят от силы. Вот его по-началу и использовали для ламп высокой мощности, на остальных его просто не хватило бы. И он уже заканчивался - массивные детали требовали много тугоплавкого металла. Выручили технологии напыления - вольфрам стали напылять на керамические подложки вместо того, чтобы вытачивать из него массивные детали. Так что вольфрамовый кризис отодвинулся на восемь месяцев. Да еще мы начали собирать немецкие подкалиберные снаряды. А, забегая вперед, отмечу, что к сентябрю мы освоили напыление на сверхзвуковых скоростях истечения - применили сопла Лаваля. Частицы врезались в основу на значительных скоростях, соответственно, покрытие стало плотным, отчего в нем было меньше газов, соответственно, лампа дольше оставалась неотравленной, когда газы все-таки выйдут из металлов в емкость баллона. Это ускорило изготоаление и высвободило много мощностей вакуумных насосов - теперь не требовалось выдерживать особо важные лампы по шесть-восемь часов под высоким вакуумом, чтобы выдавить из металлов скопившиеся в них газы - достаточно было и пары часов.
Так что новые технологии все время продляли наше существование. Надеюсь, так будет и впредь. Как-нибудь протянем.
С началом выпуска мощных ламп стали происходить и конфузы. При напряженности электрического поля шесть-восемь киловольт начинается ионизация воздуха. И вот, дорвавшись до мощных ламп, некоторые ухари слишком рьяно подошли к вопросам увеличения мощности на антеннах. Ну в принципе да - чем выше мощность излучаемого сигнала, тем дальше обнаружение целей. Этим они и руководствовались. И даже не превысили напряженность полей антенны. Ну, почти - когда в местах изгибов и на концах штырей начали образовываться "огни святого Эльма", некоторые срочно вспомнили о боге. К счастью, почти все благополучно разрешилось, и только бабки еще лет двадцать шушукались на этих ученых, пытавшихся вызвать сатану, да остановленных святой молитвой.
Но это было делом будущего, а весной сорок второго мы еще с трудом отбивались от немецкой авиации, причем больше диверсионными группами, высотными бомбардировщиками и зенитками, чем истребителями.
ГЛАВА 15.
Гельмут опустил очки на глаза и дал технику команду заводить мотор. Винт крутанулся, двигатель чихнул угаром и заработал. Бардак. Даже стартер починить не могут. Да, последний налет партизан дорого им обошелся. Выбыло сразу пятеро техников, два пилота, а, самое главное - три самолета уже никогда не поднимутся в воздух - их обгоревшие туши немым укором громоздились сбоку от взлетного поля. Гельмут протер и так числые стекла кабины, снова невольно задержавшись взглядом на свежем стекле, которое единственное не имело царапин от минометных осколков. Не имело просто потому, что его предшественник был ими просто разбит. Чертовы партизаны. Он отлично помнил тот ужас, когда колонна, в которой он ехал до части, попала в засаду. Мощный взрыв, вздыбивший голову колонны, краткий плотный обстрел, буквально в полминуты - и голова колонны превратилась в груду пылающей искореженной техники, а из остальных машин доносились постепено стихающие выстрелы, на смену которым приходил стон и вой. Нет, не так - СТОН и ВОЙ. Гельмут еле сдержался, чтобы не закрыть ладонями уши так плотно, как только это возможно. Ему еще долго потом снились эти звуки и запахи.
Оберст, ехавший с ним в машине, "успокоил":
– Это еще ничего. Немного их было. Вот помню полтора месяца назад такую колонну просто смахнули с дороги. Я-то был в другой, но когда проезжали мимо ... жуткое зрелище ...
Гельмут считал, что и в тот раз зрелище было не особо приятным. А самое обидное, что охрана вернулась из леса нисчем, точнее - с новыми трупами доблестных немецких солдат.
– MONки ...
– прокомментировал оберст характер смертельных ранений.
Пилот не стал уточнять, что это такое. Вокруг и без того хватало странностей. Странности начали преследовать его с конца прошлого года. Сначала им сократили подготовку, и он проучился на пилота всего жалких три месяца. Правда, налет был приличным - целых семьдесят часов. Но бывалые летчики говорили, что с таким опытом их пошлют только на Западный фронт.
Следующая страность не заставила себя ждать. Его послали на Восточный фронт. Гельмут было приободрился - он окунется в самую гущу боев. Железный крест, а то и пара, прекрасно смотрелась бы на его груди. Но и до Восточного фронта он не добрался - его перехватили почти на полпути к желанной цели и заставили гонять каких-то партизан. Ну, их называли партизанами, и это было еще одной из многих странностей - Гельмут ведь не слепой, у партизан не могло быть оборонительных сооружений, что он видел сверху. А уж об авиации и говорить не приходилось - авиация псевдо-партизан была вполне армейской структурой, по-крайней мере, прибыв в свой полк, Гельмут наслушался много рассказов, из которых следовало, что это не немецкие пилоты гоняют крестьян, впервые севших за штурвал бипланов, наоборот, это псевдо-крестьяне, сидящие на вполне современных самолетах, гоняют немецких пилотов в хвост и гриву. И, по-началу относившийся к этим рассказам недоверчиво, понемногу он стал все больше и больше верить в этих сверхъестественных существ на сверхъестественных летательных аппаратах, которых называли самолетами по ошибке, только на основании того, что они были похожи на самолеты.
– Гельмут ... ты не поверишь ... но я сам видел, как один и тот же самолет поменял очертания крыльев буквально в воздухе ... Я не вру ! Он только на секунду исчез из поля зрения, а когда появился снова - это был уже другой самолет. Да, похожий очертаниями, но я-то отличу профили - все-таки три года в университете ...
– ночной шепот соседа по койкам поневоле заставлял верить в детские сказки про оборотней.
Только это все-таки были не оборотни. Первый крест Гельмут получил уже после первого же вылета - за сбитый русский истребитель. Тот сразу загорелся от очереди и так и не вышел из пике. Правда, Гельмут не видел самого падения, да и наземные службы его не подтвердили, но стране были нужны герои, ведь их так мало осталось после полугода боев в этой холодной Сибири. Поэтому командование распорядилось, что "самолет нашли". К моменту приезда корреспондентов на поле лежали какие-то обломки, на фоне которых Гельмут и сфотографировался, сияющий наградой и улыбкой. Настоящий ариец. Вот только Гельмут вскоре все-таки начал сомневаться, что самолет был им сбит - после он неоднократно видел, как самолеты русских загорались, а потом, выйдя из-под очереди, бодро заходили в хвост несостоявшемуся победителю, и русская земля принимала в себя нового немецкого героя. Это было непонятно.