До края земли
Шрифт:
Воспоминания черными молниями пронзали ее: Трэвис, любовь, гнев… Она изо всех сил старалась преодолеть жестокую душевную боль.
Если бы Кэт заплакала, ей стало бы легче, но слез не было. Трэвис не оставил ей ничего, даже надежды, а без надежды нет и слез.
От прозвучавшего в тишине телефонного звонка она вздрогнула.
– Алло.
– Это ты, Кохран?
– Да, ангел. Это я.
– Что-то голос у тебя изменился. Рядом с тобой, случайно, нет Дэнверса? Я звонил по телефону его кузины, но мне никто не ответил.
Кэт охватила безнадежность, и она молча
Наконец самообладание вернулось к ней. Придется впредь сохранять его, когда она неожиданно услышит имя Трэвиса. Пора привыкнуть к мысли, что ей никогда уже не проснуться рядом с Трэвисом, не увидеть его сияющие страстью глаза и улыбку на жаждущих поцелуя губах, никогда больше не ощутить солено-сладкий вкус этого поцелуя, никогда больше…
– Кохран? Ты слышишь меня?
– Да. – Ощущение безвозвратной потери тисками сжало ее горло. – Я просто немного растерялась, ты позвонил неожиданно и застал меня врасплох.
– Ты хорошо себя чувствуешь?
– Отлично. – Кэт решила не вдаваться в подробности. – Просто отлично.
Харрингтон с сомнением хмыкнул: ее ответ не показался ему убедительным.
Кэт поняла: ей все-таки придется кое-что сообщить своему агенту. По крайней мере сказать, что она откажется от книги “Прикосновение Дэнверса”, если издателю не понравятся отснятые ею фотографии.
– Родни? – наконец отважилась Кэт.
– Я уже сижу, – отозвался Харрингтон. – Продолжай.
– Трэвис ушел в плавание. Я вышлю тебе слайды, которые сделала для его книги. Если их будет недостаточно, тебе придется поискать другого фотографа. – Кэт выпалила это на одном дыхании, надеясь успеть сказать все, прежде чем Харрингтон догадается о том, что случилось.
– Послушай, не стоит беспокоиться. Я знаю Дэнверса: он может погорячиться, уйти, но потом все равно вернется.
– Только не в этот раз, – убежденно возразила она.
– Кэт, ты и в самом деле хорошо себя чувствуешь?
– Стремлюсь к этому.
– Хорошо. Я постараюсь подыскать для тебя несколько иностранных заказов. Сегодня утром я звонил Миллеру в Париж и…
– Нет.
– Что? Почему нет? Ты что-то имеешь против французов?
Вцепившись в телефонную трубку, Кэт напряженно думала, что бы соврать своему ангелу. Но Харрингтон, пожалуй, единственный человек в мире, которому следует говорить правду. Он не бросил Кэт в беде, когда она вылезла из моря – обнаженная незнакомка, отчаянно нуждающаяся в участии и утешении. Родни дал ей все это без колебаний, ни о чем не спрашивая, и никогда не требовал ничего взамен.
– Мой доктор велит мне полежать в постели, – сказала она. – Ни о какой работе не может быть и речи.
Ошеломленный, Харрингтон молчал.
– Но это временное явление, – продолжала Кэт. – Я позвоню тебе, как только смогу снова брать работу.
– Кохран, что, черт возьми, происходит?
– Я беременна и хочу сохранить эту беременность.
– Беременна! Боже правый! Какого черта вы с Трэвисом удумали… – Харрингтон внезапно замолчал.
Несмотря на душевную боль, Кэт улыбнулась.
– Не пугайся.
– Я потрясен, а не испуган. Моя реакция связана с тем, что Трэвис буквально помешан на вопросе о нежелательной… э-э-э, то есть…
– Перестань, – оборвала его Кэт. – Не волнуйся. Я была уверена, что бесплодна. Этот ребенок – просто чудо.
– Ничего себе, хорошенькое чудо! В результате этого чуда ты лежишь совершенно беспомощная, хотя тебе в данный момент нужно работать как никогда.
– А никто и не говорит, что чудеса всегда случаются вовремя.
И все-таки Кэт улыбалась. Одна лишь мысль о том, что она беременна, поднимала ей настроение, заставляя восторгаться чудесным даром, растущим в ней. С таким подарком судьбы Кэт была готова вынести все что угодно. Даже богатого ублюдка с бархатистым голосом.
– Дэнверс знает? – спросил Харрингтон.
– Да.
– Тогда почему, ради всех чертей ада, он оставил тебя?
– Спроси у Трэвиса, когда найдешь его, если только это тебе удастся.
– Я спрошу, и он обязательно ответит. А перед этим подумаю, не нанять ли кого-нибудь, чтобы подержал его, пока я буду выбивать из него правду. Никто не смеет так поступить с тобой и спокойно уйти после этого. Никто! Даже мой лучший друг. – Родни раздраженно фыркнул. – Особенно мой лучший друг! Подумать только, а ведь я надеялся, что вы с ним станете… а, проклятие! Прости меня, Кохран. Я уже жалею о том, что задумал книгу об этом сукином сыне по имени Дэнверс.
– Ни о чем не жалей, как не жалею я. Каждый должен хоть раз отдаться во власть бешеной прибойной волны.
Помолчав, Харрингтон спросил:
– Тебе что-нибудь нужно?
– Только чек от “Энергетикс”.
– Вообще-то по этому поводу я и позвонил. Представители “Энергетикc” вызваны в суд по делам о несостоятельности. Они признали себя банкротами и будут выплачивать шесть центов на каждый доллар своих долгов. Как раз сейчас наш адвокат заполняет бланки требований.
При слове “банкроты” Кэт потеряла дар речи.
– Кохран? Ты слушаешь меня?
– Да…
– Ты готова к выставке в Лос-Анджелесе?
– У меня есть партия готовых фотографий, но еще многое предстоит сделать. Мне не хватило времени подобрать для этих фотографий подложки и рамки.
– Ну так позволь это сделать галерее. Им все равно не понравится то, что выбрал художник. – Харрингтон тихо выругался. – Я понимаю, как ты рассчитывала на этот чек от “Энергетикс”.
– Я справлюсь, как всегда.
– Но раньше ты не была беременна. Трэвис, конечно же, должен…
– Нет!
– Тогда я дам тебе… – начал Харрингтон.
– Нет, – снова перебила его Кэт. – Ни Трэвис, ни ты, ни кто-либо другой. Я сама зарабатываю себе на пропитание.
Она произнесла это с такими же раздражением и злостью, как и Трэвис, предлагавший ей чек на миллион долларов.
Содержанка.
Проститутка.
Кэт снова закипела от гнева. Собрав все свои силы, она постаралась сохранить спокойствие. Ведь Родни не сделал ничего такого, за что на него следовало сердиться.
– Но в любом случае спасибо тебе, ангел. Я признательна за твое предложение. А еще больше – за твое беспокойство.