До мозга костей
Шрифт:
— Возьми себя в руки, — шиплю я, складывая письмо и закрывая ящик, пробуя следующий, где нахожу набор маленьких отверток. Дрожащей рукой я беру самую острую из них и протыкаю пластик, закрывающий колпачок, едва не порезав вторую ладонь в своем отчаянии. В тот момент, когда пробка снята, бутылка оказывается у моих губ, и я делаю самый большой глоток текилы в своей жизни.
Алкоголь прожигает мою грудь. Я моргаю, пока не убеждаюсь, что слезы высохли. Несколько глубоких, дрожащих вдохов становятся более ровными. Я повторяю про себя мантру: ты обещала заставить Джека страдать.
Да.
Именно. Он сказал, что хочет уехать. На самом деле он сказал это буквально на днях. И скоро Уэст Пейн будет твоим. Он уйдет побежденным, а ты станешь победителем. Это та расплата, на которую ты надеялась. Разве не этого ты хотела?
Наверное…
Продолжаю говорить себе эти слова, оставляя неиспользованный металлический стакан на столешнице, делаю ещё один глоток из бутылки и ухожу. Моё сердце, кажется, рвется на свежий воздух. Оно жаждет очищения, вдали от этого запаха новизны, которая только и делает, что напоминает мне о том, что я нахожусь на временном месте, в выставочном зале. Я не обращаю внимания на то, куда иду, пока я направляюсь в сторону столовой, но сворачиваю налево. Но моё сердце, должно быть, знает, потому что оно ведет меня в зачарованное, волшебное царство.
В оранжерею.
Вдоль стеклянных стен тянутся ряды белых деревянных полок, каждая из которых заставлена горшками разных форм и размеров. На некоторых из них стоят растения без цветков. Над другими установлены небольшие лампы, которые стимулируют распускание бутонов. Изумрудные листья и яркие цветы ниспадают каскадом из корзин, свисающих со сводчатого потолка, а облака за наклонными окнами окрашены в оранжево-розовый цвет последними лучами заходящего солнца. Елочный узор красного кирпичного пола ведет к маленькому столику и плетеным креслам в дальнем конце террасы, где стоит незажженная дровяная печь.
И всё вокруг голубое.
Я не знаю всех цветов, но некоторые мне знакомы. Есть голубые георгины с коническими лепестками, концы которых переходят в оттенок индиго и фиолетовый. Голубые розы, которых я никогда раньше не видела, и я провожу пальцами по одной из них, наклоняясь, чтобы вдохнуть её сладкий запах. В воздухе витает аромат голубого жасмина и белых лилий Звездочета с прожилками лазурного цвета. И больше всего голубых цветов, которые Джек оставил в моем кабинете, сгруппированных по разным оттенкам. Некоторые светлые. Некоторые темные. Некоторые яркие. Некоторые бледные. Каждый цветок своего уникального цвета, их горшки пронумерованы аккуратно написанными этикетками.
Я подхожу к одной группе цветов, когда замечаю движение в глубине сада. Я вздрагиваю от неожиданности. И сразу же думаю, что это Хейс. Наклоняюсь ближе к стеклу и вижу мужчину, но это не агент-мошенник. На нем белая куртка с надписью на спине, которую я не могу разобрать, он поднимает что-то с земли рядом с открытой калиткой в заборе под пологом еловых ветвей. Это свернутый ковер, край срезанного ворса кремово-белого цвета. Он загружает его в открытый кузов фургона. Ковровая компания Stamp & Morningstar, гласит наклейка на дверях, когда он их закрывает.
— Кража алкоголя, доктор Рос?
Я вздрагиваю
— Ты сказал «чувствуй себя как дома», — выдавливаю я, мой голос едва превышает неуверенный шепот.
Джек забирает бутылку из моей руки и читает этикетку.
— У меня такое чувство, что ты не хочешь остаться здесь, раз твоя немедленная реакция — найти в доме самый крепкий алкоголь и пить прямо из бутылки, — говорит он. Его ухмылка не доходит до глаз, когда его взгляд встречается с моим. — Возможно, мне придется ещё поработать, чтобы убедить тебя.
— Поработать… — повторяю я, теряя все слова, когда оглядываюсь на ворота. Они закрываются, и фургон уезжает. Я прислоняюсь ближе к стеклу. Должно быть, я вообразила это, этот проблеск того, что Джек Соренсен никогда бы не сделал, конечно… Но запах в остальной части дома реален. Запах новой мебели… или ковра…? Я почувствовала его всего мгновение назад…
Поворачиваюсь, едва не натыкаясь на лоток с голубыми цветами Джека. Он поддерживает меня за руку, побуждая отойти на шаг от стола.
— Осторожно, — говорит он. — Эти маки довольно редкие. Мне понадобилось несколько лет, чтобы довести их до совершенства.
Я еще раз бросаю взгляд в сторону ворот, прежде чем встретиться с глазами Джека. Тот ком, что был раньше, вернулся к горлу, решив сдавить мой голос в тисках боли.
— Ты… сменил сегодня ковер? С… кремового? — спрашиваю я, пытаясь контролировать выражение лица и придать голосу беспечность.
Джек ставит бутылку текилы на полку и прижимает ладони к краю стола, наклоняясь вперед, чтобы посмотреть на ворота с тихим и задумчивым «хм».
— Если я скажу да, это приведет к большей краже алкоголя или меньшей?
Он бросает мне короткую, слабую улыбку через плечо.
Даже те, кто хорошо его знает, глядя на Джека, никогда не заметили бы множество слабых следов эмоций под его утонченным выражением лица. Беспокойство. Желание. Боль. Возможно, даже страх. Никто другой не смог бы выследить их в его беспросветных глубинах.
Никто, кроме меня.
Джек переводит взгляд с меня на цветы, потом обратно. В уголках его глаз мелькает движение, когда он прищуривается, всего лишь намек на движение, а затем оно исчезает, прежде чем он снова поворачивается к окну. Но для меня этого следа достаточно, чтобы следовать по нему.
Я стою в тени его мыслей, когда внутрь пробирается лучик света.
И это всё, что мне нужно, чтобы заглянуть внутрь.
16.
ELSKEDE
31
Кири
Время останавливается.
Всё начинается с дрожи в губах. В плечах. С вдоха, застрявшего в моих легких, просящего выпустить его на волю со свистом, что было бы заманчивым облегчением от боли, которая белым вихрем проносится под моими костями. Я пытаюсь задержать его в неуверенном выдохе, но Джек сразу же замечает это, его плечи напрягаются. Ему требуется мгновение, чтобы повернуться ко мне лицом, словно ему нужно собрать всю свою решимость, чтобы наблюдать, как я разрушаюсь на его глазах.