До основанья, а затем
Шрифт:
— Я еще раз говорю вам, поручик…- цедил флотский лейтенант, вызванный из караулки по требованию артиллеристского офицера: — Что без приказа из адмиралтейства я вас на территорию военно-морского объекта впустить не могу. Мало ли в кого вы там из своих плевательниц удумали стрелять. Нет, нет, решительно нет.
— Господа, я, наверное, ваш спор разрешу. — между офицерами вклинился тип в кожаной куртке, с ручным пулеметом на плече: — Спасибо, господин лейтенант, но тут дело сугубо сухопутное, флота никак не касающееся. Господин поручик, вы почему нарушаете правила перевозки опасных грузов в столице? Где сопровождение? Где красные флажки впереди и сзади? Я вынужден задержать ваш транспорт и отправить
— Что? — у командира полубатареи вздыбились усы: — Вы кто такой, что мне указываете, как перевозить пушки в военное время?
— Я тот, у кого есть пулемет и не один. — я указал на замершую в двух десятках метрах пролетку, с прильнувшими к «максиму» ветеранами.
По странной прихоти командования юнкера-михайловцы, отправившись обстреливать мой дворец, не взяли с собой, кроме пушек, никакого иного оружия, кроме, разве, что шашек, которая болталась на боку у каждого из них. Я не разбираюсь в их службе, может быть возле пушек сейчас сгрудились юнкера выпускного курса ускоренного срока обучения, которым уже было положено носить сабли, но против моих двух пулеметов они не играли. В результате недолгих переговоров, под ироничным взглядом флотского лейтенанта, что как черная ворона, наблюдал за нашим спором от черно-белого шлагбаума, преграждающего въезд на остров Новая Голландия, я заставил артиллеристов загнать пушки и повозки с зарядными ящиками на «штрафстоянку», во дворе великокняжеского дворца. Лошадей я «благородно» вернул артиллеристам, так как кормить их мне было нечем. Как результат, нападение на отдел народной милиции был пресечен без единого выстрела, ну а завтра меня ожидало более трудное испытание — приезд комиссии от коменданта города.
Глава 6
Глава шестая.
11 марта 1917 года.
«Как можно законными средствами бороться с теми, кто сам закон превратил в орудие издевательства над народом?… С нарушителями закона есть только один путь — физическое их устранение.»
Депутат Государственной Думы А. Ф. Керенский, из выступления на заседании от 14 февраля 1917 года.
Комиссия комиссара Временного правительства по городу Петрограду прибыла к великокняжескому дворцу в два часа пополудни на большом легковом автомобиле. Водитель лимузина, облаченный в кожаные куртку, картуз, бриджи и ботинки с крагами, глядел на мир из-за мутного стекла открытой кабины. Рядом с водителем гордо восседал унтер-офицер в мохнатой папахе, офицерской портупеей поверх новенькой шинели и с наганом в кожаной кобуре на боку. В закрытом салоне, на оббитых зеленым плюшем диванах, приехали три чиновника, молодой человек в полувоенной форме под серым пальто, с белой повязкой на рукаве, а также улыбчивый подполковник в залихватски заломленной фуражке.
Первым делом господа комиссионеры, в том числе и унтер, долго топтались у металлических секций заграждения, пока, по свистку постового, к ним не подошел инвалид с повязкой «Народная милиция. Помощник дежурного».
После этого посетители провели в здание дворца и проводили до моего кабинета. На всем протяжении пути чиновникам и господам военным специально обученные люди демонстрировали нормальную работу полицейского участка в моем понимании этого слова.
В фойе топтались просители и прочие страждущие. За тремя, широко разнесенными, столами, наши грамотеи из числа гимназистов опрашивали заявителей, быстро заполняя формализированные опросные листы, вручая на прощание заявителям квитанции о приеме заявлений с датой их рассмотрения.
Посетители вслед за дежурным поднялись на второй этаж и прошли в мой кабинет.
— Здравствуйте, господа! — я поднялся из-за стола: — С кем имею честь?
— А вы, милостивый государь кем будете? — вперед выступил худощавый мужчина с желтоватым желчным лицом и бархатными петлицами чиновника, судя по кокетливому бантику внизу государственного орла, от Министерства Финансов.
— Я начальник Народной милиции Адмиралтейской части по городу Санкт-Петербургу Котов Петр Степанович.
Судя по презрительному выражению лица молодого человека с белой повязкой, это был мой конкурент на названную мной должность. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что презрительные рожи держали все гражданские члены комиссии. Унтер с восхищением рассматривал обстановку кабинета, а подполковник так дружески мне улыбался, что я понял, что это не армейский офицер, а чин из какой-то «конторы».
— Так кто вы?
— Я председатель комиссии, назначенной приказом исправляющего обязанности комиссара Временного правительство по городу Петрограду, коллежский секретарь по Министерству финансов Сухов-Старовойтов Аркадий Федорович. Вот мой мандат.
На мой стол легла отпечатанная на машинке желтоватая бумажка, где указывались перечисленные мне данные желчного субъекта, стояла печать и подпись комиссара.
— А остальное?
— Что остальное? — не понял начальственный чиновник
— Остальные документы! Постановление о производстве проверки, состав комиссии, вопросы, подлежащие проверки комиссией. Что вы, как будто с Земли Франца Иосифа приехали, какой-то малограмотный?
— Знаете, что? Если вы не допускаете комиссию до проверки ваших людей, то мы немедленно возвращаемся в Таврический дворец и докладываем…
— А кто вас отсюда выпустит? Куда это вы собрались? Я вас на режимный объект допустил, а оказалось, что вы неустановленные лица, не имеющие полномочий, пытающиеся под видом высокой комиссии что-то здесь вынюхать.
— Я вам мандат показал!
— На мандате фотографии предъявителя нет. Есть у вас паспорт с фотографией? Может быть вы настоящего Сухов-Старовойтова жизни лишили и теперь пытаетесь здесь шпионить?
— Вы понимаете, что это произвол?! — перешел на крик Аркадий Федорович.
— Господа, господа! — улыбчивый подполковник попытался вклинится между нами: — Давайте успокоимся…
— А вы, господин полковник, вообще на бывшего жандарма похожи. — я вытянул вперед руку, не давая странному военному подойти ко мне слишком близко.
После моих слов в кабинете наступила тишина. И, если чиновники выглядели как люби, не удивившиеся моему предположению, то человек с повязкой, и унтер замерли, как пораженные пустым мешком по голове.
— Тише, тише, господин Котов! — наклонившись ко мне, быстро зашептал подполковник: — с сегодняшнего дня чины штаба отдельного корпуса жандармов приказом министра юстиции более не подлежат аресту и препровождению в крепость. Только не надо об этом кричать…
— Что, специалисты потребовались революционерам? — еще более тихо, зашептал я: — Ладно, не волнуйтесь, у меня нет предубеждений. Но это не снимает с господина Сухов-Старовойтова правильно оформить бумаги комиссии, а тем более итоговые акты…
— А кто вам сказал, что итоговые акты будут? — насмешливо, но тоже шепотом (наверное, это заразное) зашипел чиновник МинФина: — Я вам сразу скажу…
— Ничего вы не скажете, а если скажете, то вам же хуже будет. Я сейчас нарочного в Таврический дворец пошлю, к комиссару, с подробным изложением, какой вы идиот и как сорвали работу комиссии, выставив пославшего вас господина Пущина Лаврентия Ивановича таким же идиотом.
Считаете, что после этого вас на приличное место возьмут?
— Мне до Пущина дела нет, он, можете считать, уже без должности…- чиновник осекся и бросил взгляд на своих коллег — слышали ли они его оговорку?