До поворота (Кровавый Крым)
Шрифт:
ГЛАВА ПЯТАЯ
Янтарно-желтый, как моча, свет прибранный в границу абажура, об него бьется жирная бабочка, рядом — гигант растопырил тонкие ноги, хрупкие, членистые… Хр-Хррр-ххррр — доносится из темных мест. Какой навязчивый и мерзкий звук! Что же там происх.
— Ну что, герой? Отвоевался?
Сохраняя деловое выражение лица, Мила снова окунула полотенце в миску с водой.
— Приятно иметь дело с профессиональной работой — ничего не сломали, не повредили. Зато каков эффект! Тебе до них далеко…
— А
— Зуб тебе один только выбили, — Мила протянула на ладошке белый кусочек, — я еле нашла. Можно сказать, что прошел посвящение в мужчины, как австралийский абориген… — от ее многословности загудело в ушах, и Слава слабо откинулся на подушку.
— Что делать-то будем? — разбитые губы слушались плохо.
— А ничего. — забравшись с ногами на его постель, Мила закуталась в синее одеяло, — Что мы можем сделать? Сидеть тихо. Можно сказки рассказывать. Хочешь, песни попоем?
— Нет, песни не надо!!!
Но она уже затянула сиплым надтреснутым голоском: «Ви-ше-ло-верка-а-аам…» В дверь пару раз стукнули, она перестала:
— Видишь, сидеть следует тихо. Там все, наверное, хорошо слышно. В туалет — вон горшок стоит. Тебе как? Не надо? — уставилась на него бешенными глазами, он отметил темную припухлость слева. Неужели и ей тоже досталось? Но тишина, сквозь которую иногда доносилось знакомое хррррр, все же, угнетала.
— А давай им голодовку обьявим!
— Ну обьяви, — она даже не улыбнулась, — Лучше под дверь насрать, больше толку.
— Не хандри, разберемся, — Слава заметил на ее щеках грязные разводы от слез, — Хочешь, я его убью?
— Нет, ты дурак. Я же его всю жизнь отцом считала, он был добрый такой! Маму любил…
От неожиданности Слава даже присел:
— А как же наркотики?
— А, я их сама таскала, и не у него, у Бека. Я как узнала, вешаться собралась, так веревка лопнула. Шнур капроновый достать надо было…
— Ну! — нетерпеливо прервал внезапно наступившее молчание Слава.
— Баранки гну!!! Ты куда мои сигареты дел? — соскочив с кровати, она принялась суетливо рыться в сумке. — Покурить дай, — высунулась на улицу, взяла всю протянутую пачку и вернулась на прежнее место. — Далеко сидят, хорошо глядят, — она с облегчением рассмеялась, — М-да, но бриджи тебе совершенно не идут! Не твой стиль.
Смутившись, Слава прикрыл грязные ноги одеялом.
— Так что делать-то будем? — эта мерзкая девчонка снова раздражала, и одно ребро ему, все-таки, сломали.
— А, — неопределенно махнув рукой, Мила пожла плечами, — Собтвенно, что мы можем делать?
— Ну, хотя бы сбежать отсюда…
— Дальше? — хитро жмурясь, она лениво затягивалась сигаретным дымом и пыталась пускать колечки.
— А ты зачем всю кашу-то заварила: тетка, Прибалтика, пожить на неделю?! Чего ты сама-то добивалась?
— Не знаю. Просто досадить им всем, наверное. Не надо было тебе со мной ехать… — В последних словах притаилась фальшь, а возможно даже — подвох, ловушка. Западня. Но фальшь, во всяком случае, он чувствовал точно.
— Твой отчим — деловой человек?
Короткий кивок головой.
— Ну, из теневой экономики?
Мила фыркнула.
— Так, а крыша у него какая? — Слава старательно вспоминал все, что успел узнать за свою жизнь об этой грани мира и не заметил слегка покровительственной улыбки.
— Он сам себе крыша.
— Он что, самый главный?
На минуту задумавшись, Мила отрицательно покачала головой:
— Нет, наверное, не самый. Толстяков, знаешь ли, тоже было трое.
— Слушай, не морочь мне голову, такие люди по пустякам людей по кустам не гоняют! И за сопливыми девчонками не бегают! Ты врешь. — Заметив ее надувшиеся губы, Слава немного смягчился, — Ну, сочиняешь.
— А тебя никто верить во все это и не обязывал.
— Ну а что же происходит? — он уже скорее рассуждал сам для себя, — Слушай, а ведь тебя никто не собирается убивать!
— Собирается! Я сама слышала, как он Беку приказал, и маму поэтому увезли!!
— Зачем? Зачем ему надо так топорно кого-то убивать? Он что, Раскольников?!
— Нет, должен был быть несчастный случай, на мотоцикле.
— То есть?
— Приняв дозу, я должна была сесть покататься на мотоцикле без тормозов…
— И как?..
— Сесть-то я села, после двух чашек кофе, и с тормозами все о'кей…
— А где мотоцикл?
— Бензин кончился. Только до Москвы и хватило, — она лениво затушила окурок. — А вот что хочет, то пускай и делает!!! Мне плевать! Надоело.
— Ну, знаешь ли! — Слава рассердился, холодок страха пробежал по спине.
— А со мной-то что будет?!!
— А ты на мотоцикле можешь?
— Нет, только на мопеде.
— Вот на нем в рай и покатишь! — Мила беззлобно рассмеялась. — Хотя нет, скорее всего, мы имеем больше шансов утонуть в море или упасть со скалы. Случайная драка… Тебе что больше нравиться? Ваше последнее желание?
Слава отметил, как непроизвольно сжал кулаки. Он так просто сдаваться не собирался, лучше жить, сражаясь, чем умирать на коленях… Это, вроде, иначе говорится, но так даже лучше.
— Ну уж нет! — он с силой грохнул кулаком по стене, дверь распахнулась, обозначив темный силуэт. Человек внимательно осмотрел комнату, не заходя внутрь, и молча закрыл их на ключ. Окна в их камере не было, потолок цельный, доски пола плотно пригнаны друг к другу, как будто специально.
— Не шебуршись, без толку.
От этих равнодушно-спокойных слов Слава сел на пол и заплакал.
— Ну, ты что? Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете, а? И бесплатно покажет кино? Сейчас красные войдут в город и всех гадов шашками порубают! Орленок-орленок… — свесившись с кровати, Мила принялась гладить его по волосам, — Помнишь, раньше фильмы такие были, про пионеров, которых фашисты мучают? Как ты думаешь, это так и на самом деле было, или навыдумывали все?