До рая подать рукой (сборник)
Шрифт:
Падая, она не выпустила скальпель, потащив его за собой. Плечо пронзила острая боль.
Ной выхватил короткоствольный револьвер 38-го калибра, который держал в кобуре на пояснице под гавайской рубашкой. Конечно, пускать в ход оружие не хотелось, но еще меньше его увлекала перспектива превращения в исполосованную скальпелями рождественскую индейку.
Он ожидал, что Синсемилла тут же прыгнет на него, чтобы вновь добраться до лица или тела, но она удивила его: отбросила скальпели и отвернулась. Потом направилась к комоду, он же попятился к двери, опасаясь, что она достанет из ящика пистолет или
Словно забыв про Ноя, залезла на кровать, устроилась на мятых простынях, среди вырванных из книги страниц, скрестила ноги, напоминая девушку, ждущую подружек, чтобы поболтать перед сном, откинула голову, весело рассмеялась. Открывая пузырек с таблетками, напевно заговорила: «Я – озорная кошечка, я – летний ветерок, я – птичка в полете, я – солнце, я – море, я – это я!» Одну таблетку оставила на ладони, остальные сбросила на простыню. Наконец посмотрела на Ноя.
– Иди, иди, Луки, беби, тебе здесь больше нет места. – И, словно и не пускала ему кровь, замотала головой из стороны в сторону, отчего волосы упали на лицо, и запела вновь: «Я – озорная кошечка, я – летний ветерок, я – птичка в полете…»
Пятясь, Ной ретировался в ванную, не отрывая глаз от двери, выставив перед собой револьвер, который держал в правой руке, левой проверяя рану на плече. Болело сильно, но терпимо, рубашка окрасилась кровью, но последняя не хлестала струей, а следовательно, артерию скальпель Синсемиллы не задел. Значит, в худшем случае ему грозило нагноение раны, при условии, что он сможет выйти из дома на колесах живым.
Ной уже добрался до камбуза, а женщина все продолжала нараспев повторять одно и то же, восхваляя свою исключительность, из чего он сделал логичный вывод, что она так и сидит на кровати.
В столовой Ной развернулся, собираясь бежать со всех ног, забыв про гордость.
Мальчик, фигуристая блондинка и собака стояли в гостиной. По лицу мальчика рассыпались веснушки, блондинка держала в руке пистолет калибра 9 миллиметров, а у собаки был мохнатый хвост, которым через мгновение она завиляла с такой силой, что скопившаяся на нем вода оросила противоположные стены дома на колесах.
Навек застывшие индейцы, деревянные охранники, наблюдали, как Престон внес Руку в дом. Бросил на пол в холле, у входа в лабиринт.
Дверь распахнулась, хотя он пнул ее ногой, пытаясь закрыть. Вернулся к ней, запер на замок.
Провел руками по мокрым волосам, чтобы стереть с них хоть часть грязи.
Девочка лежала, как тряпичная кукла. Из этой груды тряпок только торчала забранная в блестящий металл нога. Маленькая говнючка еще не пришла в сознание. Что-то бормотала, вздыхала, потом вдруг рыгнула. От отвращения Престона едва не вывернуло наизнанку. С тем же успехом она могла и обдуться.
Он чувствовал, как микроскопическая грязь этой мерзкой калеки ползет по его рукам, забирается между пальцами.
Вытаскивая ее из «Дуранго», он пришел к нерадостному для себя выводу: ему не удастся провести с ней все запланированное время. Женщины и мальчик из «Флитвуда» внесли в расклад сил фактор неопределенности. Он уже не мог рассчитывать на то, что в Безумное королевство Тилроу не заявятся незваные гости.
Теперь он не мог отвести душу с Королевой Шлюх. Не мог насладиться ее долгой и мучительной смертью. Оставалось только одно: быстро убить подругу на глазах девочки, словно крысе, снести ей голову лопатой.
Говнючка, возможно, не захотела бы на это смотреть. Следовательно, предстояло не только привязать ее к креслу, но и закрепить голову и липкой лентой зафиксировать веки, чтобы она не сумела закрыть глаза.
Престон мог уделить несколько минут, лишь несколько, на пытку девочки. После чего собирался оставить ее привязанной в кресле и ретироваться, запалив лабиринт. Пусть подыхает с выключенным телевизором. Не придется ей в последние минуты наслаждаться кадрами «Прикосновения ангела».
Уходя, он собирался рассказать говнючке, как страдал ее брат. Собирался спросить, куда подевался любимый ею Бог, когда Он ей так необходим? Спросить, возможно, Бог в этот самый момент играет в гольф с ангелами или почивает? А потом оставить наедине с дымом и пламенем. Оставить там, где ее крики смогут услышать только деревянные индейцы, предлагающие купить сигары.
За долгие годы, помогая уйти из жизни людям с суицидальными тенденциями и без оных, Престон открыл для себя, что, во-первых, дикий зверь, живущий в нем, обожает насилие, а во-вторых, убивать молодых куда приятнее, чем отделываться от стариков. Так что дома престарелых не шли ни в какое сравнение с палатами новорожденных. Он не мог это объяснить, знал только, что с ним дело обстояло именно так. Для себя он полагал сие истиной. В конце концов, объективных истин не существует, истины есть только субъективные. И, с чем соглашается большинство специалистов по этике, ни одна философская система не является главенствующей для другой. Мораль не есть понятие относительное. Морали просто нет. Жизненный опыт относителен, и ты не можешь судить жизненный опыт других, если сам решил пройти по жизни другой тропой. Ты одобряешь удовольствие, которое я получаю, убивая молодых, я с пониманием отношусь к твоей страсти к боулингу.
Он не мог провести с Рукой несколько приятных во всех отношениях часов, на что очень рассчитывал, испытывал по этому поводу горькое разочарование, но знал, что переживет эту неудачу, учитывая беременность Черной Дыры и большую вероятность того, что она носит под сердцем двух, трех, а то и больше младенцев, еще более покалеченных, чем Рука или Дохляк, которые потребуют от мира гораздо больше, чем могут дать ему сами. На ближайший год ему будет чем заняться, чем поразвлечься, он еще доберет то, чего лишался сейчас.
Рука моргнула. Медленно, но верно к ней возвращалось сознание. Пока девочка еще не могла сообразить, что к чему, Престон, собрав волю в кулак, заставил себя отнести ее в середину устроенного в гостиной лабиринта. Коснулся говнючки, пусть его и затрясло от отвращения, поднял на руки и понес по черным тоннелям, воняющим гнилью, плесенью и мышиной мочой.
В комнате, где стояли телевизор и кресло, на полу словно совершили ритуал вуду. Везде валялись птичьи кости, состриженные человеческие ногти, с пальцев и рук, и ног, и волосы.