До самой смерти
Шрифт:
— Мэр уверен, что Донни Кьюри и есть тот самый плохой парень, который убил несчастную Анжелу Риди и людям стоит знать, что улик, указывающих на это, нет.
— Если улик нет, то неважно, что думает или говорит мэр.
— Это было бы правдой, если бы сила общественного мнения не перевешивала здравый смысл. Если люди узнают, что у нас, скорее всего, появился подражатель серийного убийцы, они будут подготовлены. Так будет безопаснее.
Я почти рассмеялась.
— О, значит, вами движут альтруистичные мотивы?
— Не совсем, — признал
— Это… Все это доставляет вам радость, да? — я не могла сдержать отвращение.
Страйкер закатил глаза.
— Никакой радости. Интерес? Определенно. Это моя работа. Я люблю докапываться до правды. В том и состоит моя работа — находить правду и выводить людей на чистую воду.
— Вы ведь знаете, что я ничего не скажу вам о Женихе. Так почему вы здесь? — спросила я.
На мгновение Страйкер замолчал.
— Вы не напуганы? — тихо спросил он. — Вы знаете, на какие зверства он способен, получаете по почте отрезанный палец. Кто бы ни стоял за всем этим, он знает, что вы здесь. Этот палец был сообщением.
Я сощурилась.
— Да. Я напугана. А кто бы не испугался? Но, опять же, вас это не касается.
— Слушайте, я знаю, что мы начали не очень хорошо, но я здесь не для того, чтобы писать о том, что произошло с вами. Я не за этим сюда пришел. Просто надеюсь, что вы ответите мне на один вопрос.
Я ничего не сказала, отчасти потому что не поверила ему, но мне также было интересно, что это был за один вопрос.
— Мы можем присесть? — он указал на кресла в комнате отдыха.
Я напряглась, но кивнула. Пройдя в комнату, я села и Страйкер последовал моему примеру. Он достал из кармана небольшой диктофон. Сердце сжалось.
— Он не включен. Я хотел вам это показать. — Он также достал телефон и показал, что тот ничего не записывал. — Тут тоже не идет запись. Этот разговор не для печати.
Я усмехнулась.
— И мне правда стоит в это верить?
— Я не могу заставить вас поверить в это и даже, несмотря на то, что я уверен, люди хотели бы узнать историю вашего выживания, я здесь не ради нее. — Страйкер наклонился вперед и оперся локтям на колени. — Я лишь учился на журналиста, когда Жених терроризировал город. Я не освещал эту историю. Она досталась более матерым репортерам, но я внимательно за ней следил. Даже после того, как вы сбежали, а он умер, я прочитал все, что мог. Я мог бы сказать, что стал экспертом в его деле и в делах еще нескольких серийных убийц.
Я скривилась.
— Нашли чем гордиться.
Страйкер улыбнулся.
— Есть что-то… Завораживающее в человеке, который понимает, что хорошо, а что плохо, но не обращает внимание на социальные нормы и использует свой собственный моральный компас.
— Скорее ужасающее, — поправила я.
— И это тоже. — Страйкер наклонил голову влево. — В любом случае, я прочел все, что смог о Верноне Джоане. Я знаю, что он сотворил с другими жертвами. И знаю, что он планировал сделать с вами, когда вывел вас из
Я сделала глубокий вдох, когда в голове появилась мысль.
— Я рассмотрю возможность ответа на ваш вопрос, если вы ответите на мой.
Страйкер напрягся.
— Что вы хотите знать?
— Кажется, вы знаете все обо всех, — сказала я, подбирая слова. — Насколько хорошо вы знаете мэра?
В глазах Страйкера загорелся интерес.
— Наверняка лучше, чем простые обыватели. А что?
Это могло быть огромной ошибкой. Завтра он сможет написать историю о том, что я подозреваю мэра, но риск того стоил.
— Мэр очень сильно волнуется на мой счет… Что я начну говорить с кем-то вроде вас и вытащу из прошлого все, что произошло.
— И вам интересно, почему он обеспокоен этим? — спросил он.
Я кивнула.
— Очевидно, он не из тех людей, кто считает, что любая пресса является хорошей прессой.
— О, нет, он как раз из таких, если только плохая пресса не касается его самого.
Я нахмурилась.
— Что это значит?
Стайкер какое-то время внимательно изучал мое выражение лица.
— Вы не знаете?
— Знаю что?
— Ха. Что ж, думаю, большинство людей и не слышали об этом. В конце концов, люди с деньгами умеют замалчивать некоторые вещи.
— Мне нужны детали, — сказала я.
Страйкер усмехнулся еще сильнее.
— Мэр Марк Хьюз — внук Бобби Хьюза, который продал огромные территории застройщикам в восьмидесятые. Он принес своей семье очень много денег. Итак, наследник Бобби, Роберт младший — отец Марка. У Младшего была огромная доля бизнеса в городе. Но большая часть была распродана до его смерти. Марк же взял под управление магазин инструментов.
— Я знаю об этом магазине.
— Но спорим, вы не знали, что у Бобби была сестра Кора, у которой был внебрачный ребенок. В те времена это был позор. У Коры была дочь, которая вышла замуж за садовника. Его имя было Виктор Джоан.
Я замерла.
— И, судя по выражению вашего лица, вы только что свели все воедино. У Виктора Джоана был сын. Вернон Джоан.
— Боже мой, — прошептала я. — Мэр — родственник Жениха.
— Да. — Страйкер рассмеялся. — Это и есть грязный семейный секрет. Он всплывал после смерти Жениха, но его быстро скрыли.
— Черт побери. — От шока я покачала головой. — Как об этом не узнали все вокруг?
— Как я уже говорил, люди с деньгами могут умолчать о многом. Мэр Хьюз наверняка переживает, что кто-то, кто дорожит своей работой чуть меньше, чем я, и может раскопать это, если вы начнете давать интервью о Женихе. — В его глазах почудилось странное удовольствие. — Уверены, что не хотите дать интервью?
Посмотрев на него, я отрицательно покачала головой.
— Теперь моя очередь.
Я не была уверена, что смогу сосредоточиться на том, чего Страйкер от меня хочет, после той бомбы, что он на меня сбросил, но кивнула.