До скорой встречи!
Шрифт:
— Отчего твоей душе будет спокойней?
— Без разницы. Нет никакого успокоения. Эта иллюзия давно развеялась. — Помолчав, Джош добавил: — Знаешь, Сэм, в каком-то смысле Мередит повезло.
На глаза Сэму тут же навернулись слезы.
— Погибнуть от удара свиньей — отличный способ уйти из жизни. Слишком рано, бесспорно, но она хотя бы не почувствовала приближение смерти. Ей не было больно, ей не пришлось провести последние годы облысевшей и изможденной из-за приступов тошноты. На ее долю не выпали страх и сожаление. А хуже всего — постоянная печаль в глазах родных и друзей, грусть на мамином лице, которая останется там навсегда. Что бы я ни делал, меня преследует мысль: это в последний раз. Тоска от сознания, что я уже не поправлюсь, давит на меня каждую минуту, каждую секунду. С ней страшно жить. От нее страшно умереть. Свинья весом в двести килограмм будет получше лейкемии.
— А жизнь после того, как любимую задавила свинья весом в двести килограмм? — Не знаю. Гораздо хуже.
Любовное
…
Дорогая Мерд!
Поначалу я думал, что клиенты вскоре перестанут писать друг другу письма. Зачем, когда в любой момент можно позвонить и не откладывая пообщаться с любимым человеком? Но теперь, когда я сам стал пользоваться нашим сервисом, я понял: видеочат дает ощущение присутствия, но в то же время лишний раз напоминает об отсутствии. С письмами все иначе. Когда я пишу тебе, то могу тщательно подбирать нужные слова, а потом я получаю твой ответ, полный любви и тоски, и я бережно храню его, перечитывая снова и снова. Письма — словно пряжа, которую можно прясть бесконечно, даже если нить давно истончилась.
Ливви звонит и спрашивает, где ты. Я говорю ей, что ты на йоге, на пути к просветлению, — это ведь хоть немного, но правда. Она не может взять в толк, почему ты перестала ей звонить, хотя раньше вы беседовали чуть ли не каждый день. Я понимаю, она ненастоящая, но я все равно не могу назвать ей причину. Ты бы настояла, чтобы я продолжал от нее скрывать, верно? Я подумывал о том, чтобы просто стереть ее проекцию, но не смог.
Разговоры с твоей бабушкой убивают меня, Мерд. Изо дня в день я вынужден объяснять ей твое отсутствие, клясться ей, что с тобой все в порядке, докладывать о наших делах: «Да, все по-старому, все просто чудесно, новый бизнес успешно развивается, и нас ждет сказочная жизнь». Я говорю ей, что ты наконец нашла время для йоги, решила заняться собой, приходишь домой усталая, но счастливая, стала более гибкой и устойчивой к стрессу. Вот-вот ты войдешь в дверь, и я сделаю тебе массаж, а потом ты ей перезвонишь. Каждый раз я обещаю Ливви, что скоро, очень скоро мы возьмем отпуск и прилетим к ней во Флориду, и она вешает трубку, довольная. А я брожу по ее пустой квартире, по нашей с тобой пустой квартире, и знаю, что мог бы пойти выпить с Дэшем, или Джейми, или кем-нибудь из клиентов, или сводить Пенни поужинать, но мне хочется побыть в одиночестве.
Вот почему почта лучше, чем видеочат. Вот почему видеочат — это скорей отсутствие, чем присутствие.
Умирать — еще не значит умереть
Если ты живешь в Сиэтле, январь — самый безрадостный месяц года. Можно утешать себя тем, что день постепенно становится длиннее, но в отсутствие естественного дневного света и праздничной иллюминации город погружается во мглу. С половины пятого вечера до девяти утра в городе царит темнота. Солнце едва поднимается над горизонтом, но, поднимись оно повыше, вы все равно его не увидели бы, поскольку небо постоянно затянуто тучами, неустанно проливающими на вас дождь. Сэм подумал, что Джейми прав: в такую погоду действительно лучше выпить пинту пива, чем чашку латте. Полумрак пабов, где можно забиться в угол и спустя пару кружек погрузиться в приятное оцепенение, теперь казался Сэму гораздо предпочтительней, чем беззаботная суматоха кафешек на каждом углу, где выпитый кофе пробудит тебя и призовет к действию. Сэм погрузился в депрессию, впрочем, как и многие жители Сиэтла, решившие остаться дома и забраться обратно в теплую постель. Ливви зато находилась в отличном расположении духа, пожалуй единственная. Но она-то проводила зиму в солнечной Флориде, не говоря уже о том, что она была мертва.
Клиенты салона тоже предпочитали сидеть по домам. Всё из-за темноты и сырости. Но была еще одна причина. Они пережили тяжелые для них праздники — первые, проведенные без любимых, — лишь для того, чтобы понять: впереди длинная жизнь, полная тоски и одиночества. Некоторые продолжали приходить, но «Покойная почта» уже не была чудом, потеряла убедительность, утомила их. Они устали от одних и тех же бесед, устали избегать одних и тех же тем в разговоре, устали говорить о прошлом, не имея возможности обсудить будущее. Они устали притворяться все теми же людьми, хотя давно изменились. Они пока не решались ее бросить, хотя уже не испытывали прежней эйфории. Дэвид Молд сравнил «Покойную почту» с наркотиком, предположив, что нужно сделать сессии более частыми, дабы достичь прежнего эффекта. Эвери Фицджеральд сказала, что он явно пропустил уроки, где рассказывали о вреде наркотиков.
Сэм самоустранился и по возможности вообще не покидал спальню. Дэш сменил стратегию увещеваний по поводу свежего воздуха и общения с живыми на другую — теперь он взывал к совести Сэма:
— Ты совладелец компании! Почему я должен делать все один? Нужно, чтобы ты присутствовал в салоне каждый день, а не только тогда, когда у тебя появится настроение. Мрачный, подавленный и озлобленный хозяин бизнеса — это плохой хозяин. «Покойная почта» — наше средство к существованию, а ты пытаешься загубить его.
Когда доводы не подействовали, Дэш перестал давить на вину и начал упрашивать Сэма:
— Нашему сервису всего год. Ты обязан дать ему шанс. Каждый бизнес проходит через «детские болезни» — это неизбежно. Мы помогли стольким людям, нужно продолжать, хотя бы ради Мередит.
— Пускай «Покойная почта» умрет. Все остальные ведь умирают — таков был ответ Сэма.
— А как же наши клиенты? — недоумевал Дэш.
— Пусть остаются. Они все равно почти перестали им пользоваться. Мы все превратились в группу поддержки. Честно говоря, таких групп полно, и они вольны выбрать любую другую, но пусть приходят сюда, если хотят. Хотя я им для этого не нужен. Для работы группы поддержки компьютерный гений не требуется.
— Раз клиенты взяли небольшой перерыв, это вовсе не значит, что они завязали с нашим сервисом, — доказывал Дэш. — Кроме того, каждый день к нам приходят новые пользователи.
— И они тоже скоро пресытятся нашей скромной компьютерной разработкой.
— Так и должно быть! Ты ведь сам говорил! Мередит утверждала: смерть — это на всю жизнь. А ты спорил с ней и убеждал, что люди справятся с болью и пойдут дальше, что программа не рассчитана на вечное использование. Раз она перестала быть чудом для наших пользователей — это здорово! Иначе человек остаток дней проведет в постели, общаясь с мертвой подружкой. Но схема другая: одни умирают, другие испытывают боль, приходят к нам, пользуются нашей программой, им становится лучше, раны затягиваются быстрее, и они продолжают жить. Что бы ни происходило, вы с Мередит воспринимали это как неудачу. Если пользователи задерживаются в салоне, вы расстраивались, что не даете им отстрадать свое и оправиться от потери. Если пользователи приходят все реже и реже, ты думаешь, что затея провалилась и проект стоит закрыть. Если «Покойная почта» помогает людям — чудесно! Если она помогает им проводить время с теми, кого они недавно потеряли, — чудесно! Если она помогла им настолько, что они готовы прекратить ею пользоваться, — чудесно! Любая новость — хорошая новость, Сэм. Я не понимаю, почему ты не видишь смысла продолжать.
Сэм не видел смысла, поскольку перестал включать свет в спальне и с головой лежал под одеялом. Поскольку, куда бы он ни посмотрел, он видел только Мередит. Вот она встречается с ним в столовой на работе. Вот она болтает с ним по видеочату посреди ночи, потому что он в Лондоне. Вот Мередит мастерит модель самолета, вот она строит планы, вот она занимается с ним любовью. Вот она в коробке, объятой пламенем, сгорает дотла. Вот ее развеивают над морем. Сэм не видел смысла, поскольку у него не хватало ни сил, ни желания взять и посмотреть.
Вдруг зазвонил телефон. В трубке послышался голос Кейти, дочери Пенни:
— Похоже, у мамы случился сердечный приступ. Она сама вызвала себе «скорую», и ее отвезли в больницу Сент-Джайлс. Мы уже выехали, но нам нужно какое-то время, чтобы добраться. С ней все в порядке, но не могли бы вы побыть с ней, пока мы не приедем?
— С удовольствием, — сказал Сэм.
Врачи отказались обсуждать с ними состояние Пенни, так как Сэм с Дэшем не приходились ей родственниками, но посидеть с больной им разрешили. Она спала, насколько Сэм мог судить, крепким и спокойным сном. Друзей попросили уйти, когда часы посещения закончились. По пути к машине они встретили доктора Диксона. Он знал о смерти Мередит из газет и принес им свои соболезнования. Доктор Диксон поблагодарил их за то, что они заставили Дэвида снять объявления. Все меньше родителей мучали детей, готовя их к «Покойной почте». А потом доктор Диксон позвал их за собой кое-что показать. Вспомнив, к чему привела подобная инициатива доктора в предыдущий раз, Сэму захотелось поскорей унести ноги из больницы, но он не смог придумать удобного предлога и поэтому молча последовал за белым халатом по лабиринту освещенных люминесцентными лампами коридоров.
Доктор Диксон остановился у палаты Гретхен Сандлер. На больничной койке полулежа сидела бледная дама в возрасте. Она радостно, но несколько безучастно улыбалась, смотря на ноутбук, стоявший на столике-подносе. Мужчина, которого доктор Диксон назвал Бертом, сидел рядом с ней в кресле и гладил ее по руке, одновременно общаясь через «Покойную почту» с женщиной, которая, по всей видимости, была близнецом Гретхен.
— Да, ну и история! — взорвался хохотом Берт. — Поверить не могу: ваш отец решил, что вы с сестрой позволите ему продать этого поросенка! Неужели он не читал «Паутинку Шарлотты»? [20]
20
«Паутинка Шарлотты»— детская книга американского писателя Э. Б. Уайта о поросенке по имени Вилбур, которого спасает от гибели паучиха Шарлотта и ее друзья.