До встречи в феврале
Шрифт:
Суровый взгляд, выпирающий подбородок, необъятная фигура, правда, наращённая в спортивных залах, а не в бургерных. Лысина и перстень на мизинце только прибавляли Дирку устрашающий вид. Вздутые мышцы выпирали под расстёгнутым на одну пуговку воротом бледно-голубой рубашки. Да своими руками-столбами он мог бы запросто переломить мне хребет. Но, надеюсь, до этого не дойдёт.
Ну хотя бы босс присвоил себе единственный кабинет не со стеклянными стенами, и моей позорной смерти никто не увидит.
– Садись, Кларк. – Не предложил, приказал Дирк, не поднимая головы.
– Вы хотели меня видеть…
– Хотел. – Он наконец оторвался от дел и сцепил длинные пальцы между собой. Орлиный взгляд выстрелил в меня свинцом, и я почувствовал дыру от пули в своей груди. – Как это понимать, Кларк?
– Простите?
– Компания оплачивает вам командировочные, предоставляет все блага для переезда в самый перспективный город для развития вашей карьеры, выбивает вам должность руководителя рекламного отдела…
Какая замечательная компания!
– А вы являетесь на работу… – Он намеренно продемонстрировал «Ролекс» на запястье в два раза толще моего. – На четыре часа позже. Не объясните мне?
– Вчера вечером я попал в больницу и выписался только утром.
– Что-то серьёзное?
– Анафилактический шок. На арахис. – Зачем-то добавил я. – У меня аллергия.
– И на кой чёрт вы ели арахис, если у вас аллергия? – Спокойствие Дирка Бёртона пугало сильнее, чем его злость.
– Всё вышло случайно. Дело в том, что я снимаю квартиру у…
– Меня это всё не волнует! – Размахался руками босс, отчего рубашка натянулась на его бицепсах и заставила меня сглотнуть. Я держал себя в форме, но моя форма по сравнению с Дирком Бёртоном напоминала плоский сухарь в разделе пышных багетов. – Меня не волнуют никакие оправдания. Волнует лишь одно. Престиж компании и прибыль.
Я больно куснул себя за язык, когда чуть не возразил, что, по сути, это две вещи. Что-то мне подсказывало, что Дирк Бёртон не любит, когда его поправляют.
– Вам должны были передать двух очень важных клиентов. Уже в следующий понедельник рекламы «Эван Уильямс» и «Поп Тартс» должны пойти в работу, а у нас не готова даже предварительная концепция.
– Мы работаем над этим.
– Пока что я не вижу никакой работы.
– Но я прилетел только вчера утром, и с самолёта сразу сюда…
– Оправдания, оправдания. – Недовольно забубнил Дирк. – Вас выбрали на эту должность по весьма хорошей рекомендации. Замолвили словечко, так сказать. У меня были свои мыслишки по поводу того, кто должен был занять ваше место.
Впервые об этом услышав, я заёрзал, но не решался перебить и спросить, кто именно выдвинул мою кандидатуру на этот пост, который был не особенно мне нужен.
– И я пошёл вам навстречу. Так пойдите и вы мне. – Не унимался Дирк. – Послезавтра проекты должны быть представлены клиентам. Меня не волнует, как и что именно вы придумаете, но, если к завтрашнему вечеру идеи не будут лежать у меня на столе, можете заказывать билет на самолёт обратно в свой Берлинер.
– Берлингтон.
– Меня не волнует! И будьте уверены, что там вам придётся искать другую работу. Всё, вы свободны.
Громадная
Что за ерунда! Я не просился, чтобы меня отправили в Лос-Анджелес, пусть всего на три месяца. Меня вполне устраивал мой скромный офис и скромная жизнь в Берлингтоне, но кто-то насильно выпихнул меня на целую зиму. Неужели Джим оказал эту медвежью услугу? Подыграл и помог перепрыгнуть через несколько ступеней карьерной лестницы. Но он и словом не обмолвился, что это его рук дело. А теперь мне светит увольнение, если я не блесну фантазией и не впечатлю Дирка Бёртона.
У меня чуть больше суток на то, чтобы придумать блестящую идею для рекламы бурбона и полу-съедобного печенья, а я даже не открывал папки, что передала Мона. По вине своей новой знакомой-художницы я провалялся в больнице и теперь туго соображал. У меня всё ещё ломило рёбра и побаливал живот. Я не ел ничего после того злосчастного куска пирога, но знал, если положу хоть кусочек в рот, тут же выверну всё обратно.
Добро пожаловать, называется.
Я так разозлился на эту Эмму Джеймс, что чуть не написал ей предлинное и нелестное сообщение, но сдержался. Лучше направить энергию в нужное русло и придумать, как продать печенье, вкус которого ненавидел, и бурбон, который давно потерял свою популярность. Работа – всё, что у меня есть. И терять её не хотелось.
Эмма
– Вы смотрите на меня так, словно призрака увидели.
Хозяин дома улыбнулся открыто и по-доброму, а я всё ещё не могла произнести ни слова и сидела над остывающей чашкой, пока он попивал себе кофе. Словно каждый день приглашает к себе незнакомок из Лос-Анджелеса отведать пирожных.
– Что-то вроде того. Извините, – спохватилась я, заметив, что пялюсь на него во все глаза. – Просто я не ожидала, что вы… такой.
– Обаятельный? Весёлый? Лучезарный? – Подтрунивал он.
– Молодой. Я представляла себе…
– Шестидесятилетнего старика с лысиной и обвисшим подбородком?
– Что-то вроде того.
– Ну, вы в точности описали моего отца.
– Ещё и имя такое…
Кого, скажите мне на милость, в современном мире называют так претенциозно? Хорошо ещё не Вильгельм или Иоганн какой-нибудь.
– Старинное? – Подсказал Хьюго или Уильям, как его там.
– Скучное. – Выдала я, отчего-то решив, что с этим парнем можно пошутить. И не ошиблась, ведь он заливисто рассмеялся, словно я не про него говорила, а сплетничала о какой-нибудь королевской особе.
– С этим не поспоришь. – Согласился мистер Максвелл и аккуратно поставил чашку на блюдце. – В нашем роду принято называть детей так, что в школе им приходится несладко. Моего отца тоже звали Хьюго, но, как по мне, это имя…
– Подходит дворянину, которому скоро стукнет восемьдесят?