Do you think you know everything about hospitals?

candied v

– С чего ты все это взяла? Я н-не… не верю, – девушка плакала, вытирая нос рукавом рубашки. Глаза уже болели от слез, было странно думать, что в теле человека есть столько жидкости. – Чушь… это чушь… - Вайолет обхватила себя руками, хныча сквозь слезы. Смех отступал, тело колотило.

– Его оправдали, экспертиза подтвердила, что…

– … это называется «Защита со ссылкой на невменяемость», - перебила Вайолет. – Я читала. – и снова смех. Она не верила. Она отрицала действительность. Но факты говорили о совсем противоположном. Многое становилось яснее после слов Стефани. Девушка выдавила болезненный всхлип. – Он не мог, он… - Вайолет взглянула на соседку. Но в глазах той не было понимания, лишь порицание себя за то, что она так долго молчала,

словно в карих радужках было выжжено: «Если бы я только раньше знала…» Она не понимает. Она не понимает! Вот что крутилось в голове у Вайолет. Стефани в эту секунду не понимала ее.

Вайолет кинулась в коридор.

– Нет, стой! – выкрикнула Стефани, бросаясь следом, но, лишь переступив порог игровой, уже потеряла девушку из виду.

Вайолет плакала, двигаясь по проходу от одной стены до другой, хватаясь руками за поручни для инвалидных колясок. Ноги подкашивались, сердце стучало, слезы ослепляли, идти было невозможно. Но она понимала, что ослепла не сейчас, нет, а тогда, неделю назад, когда впервые заглянула в темные, порочные глаза юноши. Еще тогда Вайолет неосознанно пятилась от парня, словно чувствуя нутром, что дело нечисто, что лучше бежать. Но так сложилось, так выпали карты, захотела вселенная, называйте это как хотите, положение дел от этого не изменится: Вайолет понимала, что была жестоко обманута даже самой собой, ее подвел собственный разум.

Вся та горечь и обида, что она сейчас ощущала, причиняли боль сильнее, чем ножевые ранения. Вайолет чувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Слезы лились, лились, а вместе с ними лились и мысли, четкая картинка происходящего стояла перед глазами. И, как ей казалось, правильная картинка.

Вайолет чувствовала, что больна. Душевно. Существует пять стадий психологической реакции при болезни. Первая – отрицание – прошла. Наступила вторая – гнев.

Тейт лгал, все время лгал, либо умалчивал, о своем диагнозе, о мертвой девушке, Бог знает о чем еще. О чувствах тоже? Зачем он дразнил ее? Зачем втянул во все это? Зачем играл на ее чувствах? Почему она? Почему? Девушку все дни волновал вопрос того, почему юноша обратил внимание именно на нее, почему возился только с ней? Вайолет вздрогнула, как от холода: получается, юноша был точно такой же, как и все, кого она встречала за стенами клиники? Двуличные и эгоистичные. Ей хотелось стукнуть юношу, так заехать кулаком, чтобы выбить из него всю дурь, чтобы он почувствовал такую же боль, какую чувствовала она.

Жестокая правда добавлялась к событиям прошедших двух суток, и от осознавания этого списка девушка рыдала еще сильнее. Все надежды, все мечты, все мысли – все, абсолютно все было ложным. Она сделала неправильный выбор. Единственный человек, которому она доверилась, оказался убийцей. А может и еще кем похуже. Сколько подростков было в том автобусе? Сколько из них умерло? Они были единственными на счету Тейта? Осознавал ли он, что делает? Насколько серьезна его болезнь? Какой на самом деле у него диагноз? Но об ответах она сейчас мало думала. Перед глазами лишь стояли слова «ЛЖЕЦ. УБИЙЦА.» На Тейта была вся ее надежда, Вайолет верила, что в безопасности с ним, что лишь он может помочь ей справиться со всем, что ей угрожает, но что если…

Девушка снова вздрогнула, лишь подумав о том, что могло произойти прошлой ночью… или двумя ночами ранее… или вообще любой ночью, когда блондин заходил за ней.

…ты осознаешь, что могло с тобой произойти, будь врач в дурном настроении?
– спросил у нее Тейт больше двадцати часов назад. Но теперь место врача занимал он. Именно он. Что бы было бы, если бы он, Тейт, оказался в плохом настроении? Вайолет не думала логически, сейчас за нее говорили инстинкты. Девушка боялась. Мог бы юноша причинить ей вред? Покалечить? Убить?

Мешая спокойно передвигаться проходящим мимо одинаковым работникам больницы, Вайолет вдруг осознала жестокую правду: она должна была быть в том автобусе. Тейт должен был ее убить. Он знал о том, что именно Вайолет должна была быть в автобусе? Чего

он добивался всеми этими экскурсиями и сырными шариками? Хотел закончить начатое? Прощупывал почву? На месте умершей девушки должна была быть она – живая Вайолет. А жива ли она сейчас? Девушка не чувствовала себя таковой. Она больше не могла, не верила Тейту, все надежды на спасение рухнули, и она снова осталась одна, как в тот день, когда только поступила, когда плакала в д'yше от осознания своей беспомощности. Только вот теперь эта беспомощность и одиночество жгли ей сердце с удвоенной силой, и она задыхалась, задыхалась от понимания того, что все кончится, в итоге все будет так, как сказал Доктор Янг – она останется одна. И это предсказание уже сбывалось.

Вайолет не понимала куда идет и что собирается делать. Боль в груди вызвала третью стадию – торг.Теперь же Вайолет хотела найти Тейта, умолять его доказать, что все это лишь шутка, глупая шутка Стефани, что все неправда, потому что ей было так больно, все тело будто сковывало цепями, страх замораживал кровь в венах. И если бы не тихий голос рядом, Вайолет бы немедленно бросилась на поиски юноши.

– Я все знаю.

Вайолет узнавала холодные нотки. Гвен. Шатенка взяла Вайолет под руку и повела по коридору.

– Ч-что? – Вайолет вцепилась в руку девушки, утираясь рукавом.

– Я говорю, что все знаю, – процедила та.

– О чем ты?

Гвен закатила глаза.

– Бога ради, не строй сейчас дурочку. Стефани, реинкарнация, патологоанатом и бла-бла-бла, – с издевкой произносила та.

– Н-но как? Ведь…

– … подслушала разговор Стефани с бабушкой. Они думали, что в часовне на первом этаже никого нет, – девушка прыснула со смеху. – В общем, к чему я веду… – Гвен взяла Вайолет за плечи, подводя к какой-то двери. Вайолет протерла глаза, все еще всхлипывая, услышала звон ключей и, придерживая волосы руками, покосилась на стоящую сзади соседку.

Гвен достала связку, состоящую всего из трех ключей и, оглядевшись, отперла дверь.

– Где ты…

– … не спрашивай, – перебила Гвен.

– Что мы тут делаем? Где мы? – выдохнула та.

– Это смежное с аптекой помещение, здесь хранятся запасы лекарств, – Гвен склонилась к самому уху, ее шепот напоминал Вайолет шипящую змею. Вайолет осматривала стеллажи в комнатке, набитые светлыми коробками с препаратами. Девушка сжалась, ее тело содрогалось от всхлипов, живот крутило. – Давай же, я знаю, что ты чувствуешь, – продолжала шептать шатенка. – Тебе тяжело, все бросили, но знаешь, хочу тебе сказать, что ничего и не изменится. Так будет всегда, поверь. Ты просто не умеешь выбирать нужных людей. И это погубит тебя. – Вайолет была слаба. И физически, и духовно. Началась четвертая стадия – депрессия. Именно поэтому она верила каждому слову девушки, медленно кивая головой. Ее алые, пропитанные слезами губы дрожали, походя на лепестки розы, которую нагло сорвали и унесли из теплой родной теплицы умирать на столе незнакомца. Она чувствовала себя таким же цветком, который ничего не может изменить, чья судьба предрешена. Гвен продолжала. – Ты ведь знаешь, что надо сделать. Закончи то, что начала неделю назад.

Вайолет понимала, к чему клонит Гвен. Но сердце все еще боролось, в отличие от разума, который размазанный, истоптанный, наполненный слезами полностью поддавался влиянию окружающих. И тут Вайолет почувствовала, что не может больше сражаться.

Стадия пятая – принятие.

– Тебе было суждено умереть, Вайолет, – прошептала Гвен. – Так в чем проблема? Что тебя останавливает? Ты же понимаешь, что никто не сможет тебе помочь, единственный, на кого была вся твоя надежда, оказался психопатом, – шатенка изучала лицо Вайолет, которая, словно под действием чар глядела в комнату напротив мутными, красными глазами.
– В это помещение заглядывают лишь когда требуется пополнить запасы аптеки, тебя никто не потревожит, – голос был приторно-ласковый, он щипал на коже, как дезинфектор раны на коленке у мальчишки, впервые упавшего с велосипеда. – Ты согласна со мной?