До захода солнца
Шрифт:
— Это я позволю твоей матери или Эдвине объяснить, — сказал он, все еще тихим голосом.
— Так ты голоден?
Он кивнул и ответил:
— Очень.
— Почему ты должен столько ждать? Кажется, это глупо.
Что-то промелькнуло на его лице, раздражение, определенно, и нетерпение, разочарование возможно, я была почти уверена, что увидела разочарование. Затем мне показалось, что он принял вызов, но это было настолько мимолетно, что я была не уверена.
— Это неразумно, ты права, однако это закон, — ответил
— Разве не сделало бы первое кровопускание, посвящение, довольно опасным, если вампир сильно голоден?
Я думала, он солжет.
Вместо этого он согласился, сказав:
— Да.
— Бессмыслица какая-то, — прошептала я и почувствовала, как мое сердцебиение, замедлившееся, снова начало ускоряться.
— Я был там, когда писали этот закон, и я до сих пор его не понимаю. — Он замолчал, потому что я не слушала.
А стала паниковать.
Его голова слегка наклонилась, затем его пальцы перестали скользить по моей спине, и его рука выпрямилась, двигаясь по моей заднице и вверх к бедру.
— Лия, твое сердце, — предупредил он.
— Я ничего не могу поделать! — вырвалось у меня. — Ты признался, что голоден. Что, если ты не сможешь остановиться!
— Я остановлюсь.
— Что, если не сможешь?
— Лия, я остановлюсь.
Я покачала головой и начала отстраняться, но его рука скользнула вниз по моему бедру, снова по моей попке, но на этот раз, обхватив ее, он притянул меня ближе к себе, прижав мои бедра к своим.
Он тоже был возбужден, очень возбужден, я сразу это почувствовала. И его возбуждение сделало меня еще более возбужденной. Это было настоящим безумием, но было правдой.
О боже мой. Что со мной не так?
Я замерла, прижавшись к нему, мои глаза в шоке встретились с его глазами.
Его лицо приблизилось, губы оказались едва ли не на расстоянии дыхания, он пообещал:
— Я не причиню тебе боли.
— Ты ничего не сможешь с этим поделать.
— Смогу.
— Пожалуйста, не делай этого, — прошептала я свою мольбу.
Он втянул воздух ноздрями, и его черные глаза, такие близкие, расфокусировались.
— Боже, ты так сладко пахнешь, — пробормотал он.
— Люсьен.
Когда я произнесла его имя, его глаза снова сосредоточились на мне, смотрели проницательно и напряженно.
— Тебе понравится, — тихо произнес он.
Я отрицательно покачала головой. Моя паника шла в ногу с моим возбуждением. Он возбуждал меня и в то же время пугал до смерти. Как у него так получалось, я не могла понять.
Как будто он чувствовал мой страх и возбуждением, и ему нравился этот гремучий коктейль. Я могла сказать, что ему это слишком уж нравилось, потому что у него загорелись глаза, и меня это заводило еще больше.
— Через неделю ты будешь умолять меня об этом, — тихо произнес он.
Мой пульс участился, дыхание стало прерывистым. Его глаза вспыхнули.
— Успокойся,
Это тоже было приятно.
Мои губы приоткрылись, грудь набухла, соски затвердели, и в то же время между ног разлилось тепло.
Через секунду я хотела его поцеловать. Мне было необходимо его поцеловать. Словно это был вопрос жизни и смерти. Я не контролировала себя. Это не были игры разума. Не было никакого гипноза с его стороны. Это была только я.
Мой взгляд упал на его губы.
— Лия, — позвал он, но я не смогла оторвать глаз от его губ, и мои бедра сами начали двигаться.
— Лия, прекрати, ты усложняешь мне жизнь, — предупредил он, его рука на моей заднице двинулась вверх по спине.
Но я не могла остановиться. Я была в жару, по какой-то причине вышла из-под контроля.
Именно тогда я совершила почти роковую ошибку.
В попытке придвинуться ближе, я закинула ногу ему на бедро.
В тот момент, когда я это сделала, его голова дернулась, почти столкнувшись с моей, он посмотрел вниз между нашими телами в направлении моих ног.
Я услышала, как он сделал еще один вдох через ноздри. Этот казался мне настойчивым, первобытным, животным.
Когда он снова поднял голову, я увидела, как сверкали его глаза.
Голодом.
Голод.
Голод.
Голод был написан на его лице.
— Черт, — прорычал он, перекатился на меня, придавив своим колоссальным весом, обхватив одной рукой, создавав теплую, тесную клетку, и тут произошли одновременно две вещи.
Во-первых, его рот оказался у моего горла. Я почувствовала мучительную боль, когда его зубы разорвали плоть, и моя кровь хлынула ему в рот.
Во-вторых, другая его рука скользнула к моим ногам, под ночную рубашку и трусики, сверхчеловечески сильные пальцы вдавились внутрь, вторгаясь.
Я ахнула, схватилась за его широкие плечи и оттолкнула его изо всех сил.
Он не сдвинулся с места.
Я потеряла счет тому, что его рука делала у меня между ног, потому что боль в шее была мучительной, невыносимой, моя жизненная сила вырывалась из меня теплым, отвратительным потоком.
— Люсьен! — Причитала я, брыкаясь, отталкивая, сопротивляясь.
Он не двигался, он просто пил.
Это было больно. Убийственно больно.
Невыносимо.
Я почувствовала, как силы покидают меня, пока моя кровь лилась ему в рот, ослабляя.
— Люсьен, — выдохнула я, все еще пытаясь его оттолкнуть, чернота проникла в уголки моих глаз. Это была реакция моего тела на ужасную боль, а может сказывалась потеря крови, а может то и другое вместе.
Я готова была отключиться. Больше не могла этого выносить.
Мои руки упали с его плеч, когда темнота подкралась ближе, сила исчезла, я безвольно лежала в его руке.