Добрая фея в плохом настроении

Куно Ольга

Несмеяна замерла посреди комнаты, расширив глаза, в которых застыли так и не успевшие пролиться слёзы. Лицо её вытянулось, а грудь тяжело вздымалась от учащённого дыхания.

– Что… Да как…Да как вы смеете?! Да кто вы вообще такой? Да вы хотя бы отдаёте себе отчёт, с кем разговариваете?! Думаете, я потерплю такое обращение? Да я бы вас на дуэль вызвала, если бы была мужчиной! Меня никто и никогда так не оскорблял! Истерику я, видите ли, устраиваю! Подумаешь, высказалась! Если вы ведёте себя, как бесчувственный чурбан, это не значит, что ото всех можно

требовать того же. И, тем более, оскорблять тех, кто, по счастью, хоть немного отличается от вас! И никакой вы не джентльмен, ваше поведение вообще недостойно мужчины! Вы…вы…

Она вдруг умолкла, уставившись в одну точку. Дарьен, слегка опешивший от услышанной отповеди и даже испытавший кое-какие угрызения совести, теперь и вовсе забеспокоился о душевном здоровье девушки. В конце концов, и правда, что он на неё набросился? Ну, ходила бы из угла в угол, хоть как-то пар выпускала. А он сам разнервничался, вот и вспылил не по делу.

Царевна стояла, будто напрочь забыв о присутствии в гостиной маркиза, а потом совершенно неожиданно…расхохоталась. В результате чего Дарьен окончательно уверился в том, что девушка нездорова.

– Это же надо! – простонала Несмеяна сквозь выступившие от хохота слёзы. – «Заставил мой разум помутиться и отступить перед напором нахлынувших чувств»! – процитировала она зазубренное наизусть условие снятия проклятья. – Вывел из себя, если попросту! А я-то думала!

И она снова захохотала, совершенно непристойным образом согнувшись пополам. А Дарьен почувствовал, что ему ужасно нравится эта непосредственность и безразличие к этикету.

Несмеяна продолжала смеяться, но Дарьен уже не испытывал в связи с этим прежнего беспокойства. В перерывах между приступами хохота девушка сумела в двух словах объяснить, что с ней только что произошло.

– Любопытно, как бы вы отреагировали, если бы я сейчас рассказал пошлый анекдот, - лениво заметил он. – Продолжили бы смеяться или покраснели бы и дали мне пощёчину?

Про покраснели – это он, конечно, переборщил: от продолжительного смеха лицо царевны и без того было пунцовым, так что у чувства возмущения или стыда не было ни малейшего шанса повлиять на его цвет.

И тут Несмеяна в очередной раз удивила маркиза совершенно непредсказуемой реакцией.

– А хотите, я вам сама неприличный анекдот расскажу? – предложила она. И, не дожидаясь ответа, приступила: - Возвращается как-то барон домой с охоты, а в постели баронессы главный ловчий лежит…

Дарьен сидел, хлопая глазами, особенно не вникая в суть анекдота, тем более что шутка была ему смутно знакома. Он не помнил, при каких обстоятельствах слышал её в прошлый раз, но уж точно в исключительно мужском обществе. И то не на светском приёме и не во время карточной игры в приличном клубе, а скорее именно на охоте, где правила этикета более гибки.

– Царевна… - даже не улыбнувшись, проговорил он, когда история о бароне, приобретшем во время охоты рога, была закончена. – А вы откуда знаете такие анекдоты?

– Как это

откуда? – весело откликнулась Несмеяна, которую шок маркиза нисколько не смутил, а скорее даже позабавил. Впрочем, насколько Дарьен мог судить, её сейчас забавляло решительно всё. – Так меня же за столько лет пытались рассмешить всеми возможными способами.

– И что, ваш батюшка дозволял?
– изумился хозяин дома.

– Конечно, - пожала плечами царевна. – Это же его идея была, чтобы меня непременно кто-нибудь заставил засмеяться. К концу первого года ему стало совершенно всё равно, насколько приличны шутки. Лишь бы хоть что-то сработало.

– Однако же, насколько я понимаю, не сработало.

– Нет.

– И почему я не удивлён?

Поднявшись, маркиз подошёл к шкафу из орехового дерева с застеклёнными дверцами.

– Вы не возражаете, если я выпью немного коньяка? – спросил он, доставая пузатую бутыль.

События сегодняшнего дня определённо следовало запить.

– Мне совершенно безразлично, что вы пьёте, - непосредственно пожала плечами девушка.

И тут маркиз понял, что окончательно и безнадёжно пропал.

– Итак, внимание: перед вами – Василиса Премудрая, одна штука, - торжественно объявила я.

И указала на наглядное пособие. Правда, на сей раз таковым служил не живой человек, а хорошо исполненная картина. С полотна на нас глядела молодая женщина с чёрными волосами, заплетёнными в длинную толстую косу. Синее платье, шедшее к голубым глазам, облегало внушительную грудь. На щеках играл здоровый румянец. Широким плечам Василисы мог бы позавидовать иной рыцарь, но, поскольку женщина была рослой и статной, это её не портило. Напротив, можно было с уверенностью утверждать, что Василиса весьма хороша собой.

– Типичный экземпляр, - продолжила я, пролетев между рядами и теперь рассматривая картину на расстоянии. – Остановит на скаку коня, как белого, так и вороного. Войдёт в горящую избу, если оттуда понадобится вынести Ивана. За ней вообще любой мужчина будет, как за каменной стеной.

Студентки с интересом изучали наглядное пособие, делая заметки в тетрадях.

– Согласно традиционной классификации, Василисы делятся на три категории, - размеренно диктовала я. – Прекрасная, Премудрая и «Да что мне, разорваться, что ли?». К каждой требуется свой подход. Василисы Премудрые, к примеру, предпочитают мужчин-дураков.

– Почему? – изумлённо спросили одновременно две студентки, Тинкер и Дейве.

Но и в глазах остальных, промолчавших, читался тот же вопрос.

– Характер у них такой, - ответила я. – Они по своей природе – руководители. Хозяйственны, инициативны, любят порядок. Им нужно в семье главенствовать, а Иваны-Дураки легче идут на роль ведомых.

– А Василисы Прекрасные что? – поинтересовалась Динь.

– А что Прекрасные? – пожала плечами я. – С Прекрасными всё проще. Их замуж выдать, сами понимаете, не проблема. Только вот… - я поморщилась, - следить за ними надо до свадьбы.