Добрая фея
Шрифт:
Хилари промолчала, лихорадочно сопоставляя факты и детали своего пребывания в палате. Теперь ей стало понятно, почему медсестра болтала с ней днем битый час, задавая по ходу разговора странные вопросы. Из вежливости Хилари отвечала, хотя и чувствовала подвох. После ухода назойливой медсестры у нее остался в душе неприятный осадок. И сейчас Хилари тоже стало не по себе, но она не подала виду и равнодушно пожала плечами.
— Зачем мне няньки? Я взрослая девочка.
— Взрослая девочка, довольная уже тем, что осталась в живых, попав под автомобиль, — вздохнул Генри. — Итак,
Значит, сердце не обмануло меня, медсестра шпионила на Генри Трента!
Что же до чопорного Лондона, где легко впасть в тоску от одиночества, то это обстоятельство Хилари не пугало. На протяжении минувших полутора лет, показавшихся ей адом, случались периоды, когда она с радостью отгородилась бы от мира стеной. Вот почему ответ ее и прозвучал вполне естественно:
— Я не боюсь жить одна, мне это не в тягость.
— Вы заблуждаетесь, не обманывайте себя! — спокойно и холодно заметил Генри, не сводя с нее проницательных черных глаз.
Она попыталась собраться с мыслями и придать голосу решительность.
— Я очень признательна вам, мистер Трент, за все, что вы сделали для меня, но…
— Я же просил, чтобы вы обращались ко мне по имени, — во второй раз перебил он Хилари, сохраняя невозмутимый и самоуверенный вид.
Его откровенно покровительственный тон уже бесил Хилари. Она сделала глубокий вдох и отчеканила:
— Я не нуждаюсь в посторонней помощи и поэтому хочу поскорее покинуть клинику. Я вполне самостоятельный человек.
— Да вы не можете самостоятельно даже перейти лондонскую улицу, — бархатным голосом, скрывающим стальное упрямство, возразил Генри. — Свидетельством этому может служить мой автомобиль.
От изумления и возмущения Хилари раскрыла рот. Но пока она подбирала слова для достойного ответа, Генри обезоружил ее ослепительной белозубой улыбкой.
— Похоже, мы с вами снова ссоримся из-за пустяков. Давайте прекратим этот глупый спор, Хилари!
Почему же его проникновенный и мягкий голос не внушает мне ни капли доверия? Нельзя быть такой мнительной, упрекнула себя Хилари, ведь он — воплощение благожелательности и доброты: поместил меня в сказочно комфортную больничную палату, выразил готовность оплатить все расходы на лечение, искренне беспокоится о моем самочувствии… Вот только почему в его присутствии во мне нарастает тревога? Почему я чувствую себя беззащитной и уязвимой перед этим большим, сильным и загорелым мужчиной, настоящим самцом, источающим убийственный шарм и магнетизм?
— Но я не считаю наш спор пустячным, — собравшись с силами, заявила она, отлично осознавая, что не сумеет его переубедить. — Я привыкла сама оплачивать свои счета и ни от кого не зависеть.
— Прекрасно! — воскликнул Генри. — Любопытно только узнать, каким образом осуществите вы свои принципы в сложившейся ситуации, не имея работы?
Хилари с трудом сдержала желание высказать этому рафинированному зазнайке все, что она о нем думает, и попыталась дать хладнокровный ответ. Однако это оказалось совсем не просто.
— У меня имеются сбережения на черный день, — наконец процедила она сквозь зубы. — Врач полагает, что на восстановление сил потребуется около месяца. Потом я найду работу и начну возвращать вам долг.
— Вы, по-моему, работаете с детьми? — Он пытливо взглянул ей в глаза.
Медсестра потрудилась на славу! Но стоит ли ее винить? Не лучше ли было самой прикусить вовремя язык?
— Я дипломированная учительница, — с достоинством ответила Хилари. — И до того, как перебраться в Лондон, два года проработала в школе.
— Надеюсь, вы захватили с собой диплом и рекомендательные письма?
— Естественно!
Чутье подсказывало Хилари, что ее собеседником движет отнюдь не праздный интерес. Куда же он клонит? Разговор обретал все более подозрительный оттенок.
— Чудесно! — оживился Генри. — Пожалуй, мы могли бы одним махом решить несколько проблем. Но прежде позвольте уточнить: вы действительно намерены компенсировать мне все расходы?
— Разумеется! — не задумываясь ответила Хилари.
Ей менее всего хотелось оказаться в долгу у такого человека, как Генри Трент. Лечение в этой клинике наверняка стоит уйму денег. Несчастный случай произошел исключительно по ее вине, да и машина скорее всего нуждается в основательном ремонте. Конечно, его стоимость покроет страховка, однако от этого ей не станет легче. Надо же было так вляпаться! Хилари хотелось взвыть.
— В таком случае, позвольте мне обозначить исходные пункты нашей дальнейшей беседы, — с воодушевлением развивал свою мысль Генри Трент. — Допустим, вы покинули клинику и сняли квартирку. Недельки две-три вам придется существовать за счет накоплений, а это проделает брешь в вашем капитале. Верно?
О каком капитале он говорит?! — изумилась Хилари. У меня за душой всего-то сотни четыре фунтов. Хорошо еще, я уплатила за жилье за три месяца вперед. И все равно несколько недель вынужденного безделья меня разорят.
— Я прав или нет? — повторил свой вопрос настырный Генри Трент, не без скрытого удовлетворения заметив на растерянном лице собеседницы признаки смятения.
Хилари не оставалось ничего иного, как молча кивнуть: интуиция подсказывала ей, что он мог исхитриться навести справки и о ее финансовом положении.
— Вот теперь мы можем перейти к сути проблемы.
Генри поудобнее устроился на стуле. Это незначительное телодвижение странным образом натянуло нервы Хилари до предела.
— В Лондоне у меня есть квартира, но мой дом и моя семья во Франции.
Семья? Вот это новость! Мистер Трент не производит впечатления семейного человека. Значит, он женат и вдобавок француз — вот откуда смуглый цвет кожи и едва заметный акцент.
— Моя мама француженка, отец — англичанин, — угадал ее мысли Генри. — Я провел в Англии первые двадцать лет жизни, но потом, после кончины отца, стал частенько наведываться на родину матери. Она, кстати, вернулась во Францию и стала жить там. С Великобританией меня связывают интересы бизнеса, во Франции живет вся моя родня. Так что я вынужден в буквальном смысле слова разрываться пополам.