Добрая земля за Иорданом
Шрифт:
Ханох означает «воспитывает», «обучает», «развивает»; время Ханоха – это эпоха просвещения в худшем смысле этого слова: «просвещенная» цивилизация, основанная на отчужденности человека от Бога, на бездуховном, автономном от Бога развитии;
Ирад – означает «горожанин», от слова «ир», в понятии «ирад» есть оттенок самоволия и упрямства; время Ирада – это эпоха порочной, самодовлеющей урбанизации всего человеческого бытия (по-видимому, речь идет о расцвете городской цивилизации, противостоящей первоначальной пастушеской идиллии, в реальности, конечно, не существовавшей);
Мехияэль – тот, в котором стерт Бог: эпоха тотальной урбанизации переросла в эпоху атеизма;
Метушаэль – призывающий народные массы, взывающий к толпе и побуждающий ее действовать; эпоха атеизма перерастает, таким образом, в эпоху взбаламученных народных толп, стихийных непродуктивных преобразований;
И, наконец, Лемех: время Лемеха – это эпоха несчастья, страха и насилия…
Впрочем, в Пятикнижии сказано лишь, что Лемех взял в жены двух женщин – Аду и Циллу. Ада родила двух сыновей – Иавала, «отца всех живущих в шатрах со стадами», и Иувала, «отца всех играющих на киноре и свиреле». Двое детей было и у Циллы: сын Тувал-Каин (иными словами, Тувал-кузнец), «шлифующий и кующий всякую медь и железо», и дочь Наама, о которой здесь ничего не сообщается, но из устной традиции известно, что эта женщина впоследствии стала женой знаменитого Ноя.
(Отметим, что в одной из первых, принципиальнейших легенд Пятикнижия наряду с важнейшими формами человеческой деятельности, такими как скотоводство и кузнечный промысел, стоит музыкальное творчество).
Далее приводится речение Лемеха, обращенное к своим женам, в котором вождь клана пытается объясниться в каких-то своих проступках, по-видимому, весьма серьезных… Согласно устной традиции, по роковому стечению обстоятельств Лемех убил своего пращура престарелого Каина, а затем и своего собственного сына Тувал-Каина. Узнав об этом, Ада и Цилла в ужасе отказываются от мужа. В словах Лемеха звучат угроза и оправдание одновременно. Торжественность момента подчеркивается неожиданным переходом повествования на поэтический язык – «высокий штиль».
Вот как передает этот монолог Борис Берман:
«Слушайте моего голоса, жены Лемеха,Внемлите моему речению,Ибо мужа убил в рану мне,И дитя (мальчика) в поражение мне.Если дважды семь Каину месть,То Лемеху – семижды семь» (Быт. 4; 23, 24).Берман разъясняет смысл слов Лемеха: «Пусть я убил и пращура, и сына, и кого угодно, – ну и что? Каин за то же самое наказан через семь поколений. Да еще Господь предупредил, чтоб никто не смел его тронуть. И это Каин, символ убийства, а я всего лишь Лемех. Мне, Лемеху, отмстится «семижды семь», то есть в столь отдаленные времена, что сейчас это не имеет значения. Лемех вызывающе демонстративно разрешает себе убийство. Безответственность Лемеха перед Богом дошла до степени цинизма».
Впрочем, в традиционном переводе смысл этого места заметно отличается от варианта, предложенного Борисом Берманом. Обычно слова Лемеха передают так: «…Мужа убил я за рану мне, и отрока за язву мне. Если Каин отмщен будет в семеро, то Лемех в семьдесят семь раз». В контексте сведений устной традиции эти слова можно понять следующим образом: «Да, я убил и мужа, и отрока за причиненный мне ущерб… Если уж Каин, убивший безвинного брата, по словам Господа, будет отмщен «в семеро», то за мою голову Он взыщет во много раз суровее…»
Очевидно, Лемех пытается уйти от возмездия, угрожая кому-то (вероятно, родственникам) кровной местью… Как бы там ни было, перед нами предстает еще один убийца в роде человеческом. И эта экстремальная модель поведения грозит стать рутинной, что, по-видимому, и случится в преддверии Потопа. Другой конспект сценария развития человечества представлен в пятой главе Бытия, в так называемой сифлянской генеалогии. Вот она: (Адам) – Шет – Энош – Кейнан – Маалальэль – Иеред – Ханох – Метушелах – Лемех… (в ивритском, масоретском прочтении).
Сын Лемеха Ной открывает собой новую эру духовной истории человечества, а потому, очевидно, речь здесь идет уже не столько о потомках Шета, сколько о предках Ноя. Складывается впечатление, что в обеих генеалогиях разыгрывается один и тот же сценарий, но в разных постановках. По сути дела вторая попытка основать человеческий род базируется на Эноше. Недаром люди порой называются в Пятикнижии не по имени Адама или Шета, а по имени Эноша – «эношим».
По мнению некоторых исследователей, «совпадений» в обеих генеалогиях так много, что, скорее всего, перед нами всего лишь разные устные варианты одной и той же эпической традиции: при смысловом совпадения имен Адам и Энош, обе линии отличаются лишь незначительными вариациями в именах, а также порядком их расположения. Такого рода деформации неизбежны при устной передаче. Может быть, эта версия и небезосновательна, но она не лишена определенных натяжек. Например, имена Ирад и Иеред действительно похожи, но их этимология различна: Ирад, как мы уже видели, связано со словом «ир» – город, а Иеред – с понятиями «спуск», «опускание».
В этой связи, есть основание задуматься: не об одном и том же Лемехе идет речь в обеих генеалогиях? В любом случае, согласно устной традиции, женой Ноя стала Наама, дочь Лемеха из рода кенитов. Следовательно, обе линии так или иначе сливаются в одну.
Это обстоятельство очень важно, поскольку кенитская генеалогия не дает нам никаких временных привязок, в ней вообще отсутствует указание на какие бы то ни было временные отрезки. Сифлянская генеалогия, наоборот, всякий раз скрупулезно подчеркивает, на каком году жизни у отца родился первенец, сколько лет прожил отец после его рождения и, наконец, в каком возрасте отец ушел в мир иной. Если предположить, что оба рода – кенитский и сифлянский – существовали параллельно (а к этому имеются достаточные основания), то это означает, что один и другой Лемехи были современниками (если, конечно, речь не идет об одном и том же человеке). Нетрудно, таким образом, подсчитать, что согласно библейской хронологии события их жизни относятся к рубежу IV и III тысячелетий до н. э. по современному летоисчислению.
Примерно в это же время, в начале III тысячелетия, вероятно, жил и сын Лемеха Тувал-Каин – согласно библейской традиции, один из родоначальников металлургического производства. Тувал – область в Малой Азии, и именно там находились известные на Ближнем Востоке древние комплексы выплавки металла из руды. Вероятно, кузнецы Тувала, «тувал-каины», славились изготовлением оружия, украшений и иных изделий из меди и бронзы. Именно к этому периоду истории ученые относят начало Бронзового века.
Согласно некоторым источникам в начале III тысячелетия до н. э. на Синае и в Негеве кочует племя или группа кланов кенитов. После 2900 года до н. э. в их распоряжении находился довольно крупный город неподалеку от современного Арада, который был разрушен около 2700 года до н. э. В XI веке до н. э. на этом месте возникает небольшое поселение со святилищем, принадлежащим кенитам.
Святилище в Араде – одно из первых по времени на земле израильтян, по данным археологических раскопок. Его ориентация и общая планировка во многом напоминают Храм Соломона в Иерусалиме, построенный почти век спустя. Но еще больше святилище сходно с описанием Скинии в пустыне, сооруженной при Исходе из Египта по указанию Моисея. Исследователи подчеркивают особый вклад кенитов в развитие религиозных идей Израиля.
Согласно библейской традиции кланы кенитов восходят к родственникам Моисея жрецам медианитян Иофору (Итро) и Ховаву. О поселении кенитов в Иудее сказано: «Сыны тестя Моисея, кениты, пошли из Города Пальм (скорее всего, одно из названий Иерихона) с сынами Иеуды в пустыню иудейскую, на юг к Араду» (Суд. 1;16), т. е. к принадлежащему им святилищу, где, возможно, служили жрецы рода Ховава.