Добро пожаловать на Марс
Шрифт:
Он сделал на карте Марса пометку в месте под названием Залив Шеба, и я совершенно уверена, что он застрял где-то там, так что туда я и лечу. Я верну его, если все пойдет нормально. Если же нет, то мы оба влипли, но вы, пожалуйста, не волнуйтесь.
Люблю и все прочее,
Наннет».
Она положила в конверт с запиской карту, но не приложила к ней схему установки Дольфа или его расчеты, заметки, хоть что-то, что помогло бы кому-нибудь вновь открыть антигравитацию,
Затем подняла и поставила собственный маленький корабль на старые салазки, вытащила салазки из гаража на дорогу, откуда взлетела в темноту ночи — как сделал прежде Дольф. С ней улетел и бесценный, но бесполезный для Дольфа, и тем более, для нее конверт, бесценный, потому что, останься он на Земле, то мог бы стать последней надеждой на спасение для Дольфа и Наннет. Темнота поглотила ее с обычным безразличием, и лишь сердце ее на секунду замерло от страха и восторга, но летней ночью в Айове вряд ли кто смотрит на звезды, кроме юных влюбленных.
Что же касается Дольфа, то он в это время мастерил пресс и счел это гораздо труднее, чем ему казалось, когда он делал эскиз. Он бросил бы его, если бы от этого не зависела его жизнь.
Однако, в мешочках с соком лишайника, помимо воды, было что-то еще. Он обнаружил это не сразу, а лишь когда по утрам сухость и жжение во рту, в горле и в носу, а также кровотечение из носа и частый сухой кашель подсказали, что нужно поддерживать определенный процент влажности воздуха, или умереть от обезвоживания. Фитиль из ткани, опущенный в чашку Петри, был самым простым решением этой проблемы, но Дольфу очень не хотелось использовать воду из канистр для чего-либо, помимо питья.
Очевидное решение состояло в том, чтобы использовать сок, выжатый из растений. Кроме того, в процессе работы над этим была обнаружена еще одна выгода. Изрядная часть мешочков казалось пустой, Дольф подумал, на что они могли бы сгодиться, ответил сам себе: «Ни на что», и сунул один такой мешочек в пламя спички. Спичка на короткий миг вспыхнула ярче. «Пустые» мешочки, оказывается, содержали кислород, вероятно, не совсем чистый кислород, но близко к тому.
Оба открытия были равно полезны. В марсианской атмосфере было слишком мало водяного пара и кислорода, чтобы в ней могли выжить земные растения. Но марсианские лишайники, должно быть, добывали воду и кислород из лимонитовых песков, на которых росли. И этого им хватало, чтобы поддерживать жизнь в клетках, той части окружающей среды, которую известный физиолог Клод Бернард назвал «внутренней».
Следовательно, если Дольф станет выжимать воду из растений в каюте, то поднимет в ней содержание кислорода — наверняка, лишь часть того, в котором нуждался, но тут пригодится каждая лишняя молекула.
Когда пресс был завершен, он походил на какое-то сооружение из мехов (наркоман назвал бы это соковыжималкой). Следующим шагом по плану он должен был начать делать дистиллятор из имеющейся в его распоряжении стеклянной посуды — пока у него еще хватало кислорода, чтобы завершить эту работу. Потому что, чем больше пройдет
День подходил к концу — Дольф уже давно не считал, что марсианские дни длиннее земных, — но он не хотел прерывать работу над дистиллятором посредине. Так что его нужно было отложить на завтра, а пока что заняться чем-нибудь другим. Он собирался загрузить свой пресс. Для этого нужно было вылезти наружу и собрать побольше лишайника. Дольф не покидал корабля целых два дня, и нужно было сделать это побыстрее, пока он еще не стал слишком слаб, чтобы двигаться. Тесное помещение, холодные ночи и низкая сила тяжести совместно отнимали у него силы и подвижность.
Дольф привязал к поясу бельевую веревку, которой намеревался обвязать кипу лишайника, надел теплую одежду, респиратор и выполз наружу, на песок. Как раз в это время начался ветер, поднявший тучи песка, и он чуть было не замерз, прежде чем успел заползти под прикрытие своего корабля. Но буря быстро прекратилась и вроде бы не причинила никакого непоправимого урона. Тогда Дольф решил начинать работу, так как близились сумерки, и сегодня у него больше не было возможности заняться сбором урожая.
Но прежде он удовлетворил свое желание полюбоваться небом. Оно было темным в зените и совсем черным у горизонта, хотя на западе вдоль края кратера виднелась полоска сине-стального цвета, которую создавало посылающее прощальные лучи маленькое солнце. Ярко горели звезды, их были тысячи, гораздо больше, чем когда-либо было видно в небе Айовы даже в самых лучших для наблюдения условиях. Дольф сомневался, что на Марсе у него появится время повторно изучить созвездия, хотя их очертания не слишком изменились. Но здесь они были заполнены огромным числом «новых» звезд, которых не позволяла увидеть Земная атмосфера.
И прямо сейчас в небе было два необычных объекта.
Одна тусклая искорка легонько скользила к северному краю кратера. Наверное, это был один из двух спутников — ничто иное не могло так явно перемещаться в марсианском небе, и, вероятнее всего, это был Деймос, больший, но наиболее далекий из двух. К тому же, Дольф приземлился слишком далеко на юге, чтобы увидеть Деймос даже на плато. Деймос тоже казался бы только тусклой искоркой, и был бы весьма далек от низко висящей луны, изображенной на рисунках к произведениям Эдгара Райса Берроуза о Марсе. Если бы он не двигался, то его было бы невозможно отличить от многочисленных, более ярких звезд.
Но вот чем был другой необычный объект, Дольф и представить себе не мог. Это была звезда, такая же яркая, как Ригель или Сириус, и — хотя ни одна звезда на Марсе не мерцала, так как атмосфера для этого была слишком разреженной, — светилась она вообще не как звезда, а как планета. Больше того, хотя она и светилась голубовато-белым светом, как любая из звезд-гигантов, в ее свете был и зеленоватый оттенок, какого Дольф еще не видел ни у одной звезды.
И, глядя на нее, Дольф почувствовал, что тонет в невидимом море ностальгии. Потому что это не могло быть ничем иным, кроме Земли. Дольф не мог поверить, что сердце и душа могут так потянуться к тому, что, казалось, было лишь светящейся точкой —блестящей, красивой точкой, что и говорить, но только одной из многих...