Добро пожаловать в будущее
Шрифт:
– Ничего. – Эну вспоминает Адио.
– Дюваль тоже наш друг, – говорит Мейкна.
– Конечно. – Эну спрашивает об Эбел. – Давно ты ее видела?
– Давно. А что?
– У них с Адио ребенок вообще-то общий, или тебе уже неинтересно?
– Конечно, интересно. Просто… – Мейкна поднимает стопку. – Просто своих проблем хватает. – Она пьет, а Эну говорит, что Адио считал Эбел и ее ребенка киберами.
– Наверное, это из-за тех наркотиков, которые он принимает, – пожимает плечами Мейкна. – Так, по крайней мере, Дюваль говорит…
Вспышка… Кухня.
– А меня все устраивает, – говорит Мейкна. Друзья Дюваля смеются, отпускают грязные шутки. Один из них зовет Эну на балкон, говорит о Мейкне, о своем друге и о цене подарков для ребенка.
– Мейкна знает, – говорит он. – Ей сестра еще вчера сказала. Нужно только, чтобы ты ушел ненадолго…
Вспышка… Осень. Уныние. Улица. Эбел и ее дочь идут навстречу Эну. Сочные, свежие. Живые. Или же нет? Эну зовет их. Эбел оборачивается. Эта молчаливая Эбел. Попытка завязать разговор. Вопросы Эну. Односложные ответы. Сказать о киберах, Адио, Мейкне, Доране, ночных сантериях. Услышать «да» или «нет». Услышать нелепое «не знаю». Смотреть вслед… Вернуться домой. Рассказать о встрече Мейкне. Она на кухне. Она и бокор, который заходит довольно часто. Тот самый бокор, сантерии которого больше напоминают оргии, а не экстатические пляски. Кто-то сжег его хижину-хунфор, и теперь бокор устраивает сантерии в квартирах прихожан. Барабаны бьют тихо, но все так же разрозненно. Ночь вступает в свои права. На столе синтетический спирт. На кухне Мейкна, бокор и пара его друзей-барабанщиков.
– Пойду спать, – говорит Эну.
Вспышка…
Новая сантерия на кухне. Вернее, не сантерия, а что-то непотребное под бой барабанов. Крошки на столе. Сестра и Калео, которые кормят ребенка Эну. Бирс видит, как Дюваль забирает бокора Мейкны в тюрьму внутреннего города. Видит Мейкну. Видит Унси. Видит законников, которые возят Мейкну и ее сестру на ночные сантерии. Бирс слышит разговоры Унси о шансе поселиться во внутреннем городе. Эти монотонные, беспочвенные разговоры в редкие перерывы между сантериями. И даже Дюваль отступается. Приходит сначала раз в месяц, затем раз в полгода, раз в год… Мейкна открывает ему дверь.
– Тысячу лет тебя не видела! – кричит она, бросаясь ему на шею. Он отдает ей пакеты с синтетическими фруктами.
– Это ребенку, – говорит Дюваль и проходит на кухню.
– Да ты раздевайся! – суетится Мейкна. – Хоть куртку сними. Жарко же!
– Иди лучше ребенка накорми, – говорит Дюваль.
Они остаются с Эну наедине.
– Стопки дашь? – спрашивает Дюваль, открывая бутылку синтетического коньяка.
– А раньше коньяк обычно настоящим был, – говорит Эну.
– Раньше многое было другим, – говорит Дюваль, не реагируя на обиды Эну, снова спрашивает стопки.
– В шкафу возьми, – говорит Эну.
– А помыть их можно?
– Брезгуешь?
– Да нет, просто в них тараканы дохлые.
Дюваль включает кран. Льется грязная вода. Открыть коньяк, разлить по стопкам. Дюваль пьет, наливает себе еще.
– Никогда не думал, что все будет вот так, – говорит он, оглядываясь по сторонам. – Вчера к Адио заходил… – он замолкает и как-то отрешенно курит, потом вспоминает детство. – Почему все так? Мы же все вместе играли детьми. Ты, я, Адио… Я же всегда заботился о вас.
– А может, не нужно было заботиться? – Эну вспоминает, сколько раз Дюваль забирал Адио в больницу внутреннего города, выжигая в нем воспоминания и сомнения, сколько раз Дюваль забирал его самого. Видит Мейкну, поднимается из-за стола, идет к выходу. – Ладно. Не буду вам мешать, – говорит Эну.
– Да я не к ней пришел, – говорит Дюваль. – Я к ВАМ пришел.
– К нам? – Эну смеется, затем бранится сквозь зубы.
– Зачем ты так?! – вступается Мейкна. – Он же твой друг!
– Друг? – Эну чувствует злость, чувствует беспомощную ярость.
Он выходит на улицу, садится на скамейку и закуривает синтетическую сигарету. Ждет. Дюваль выходит через пару минут, садится в пневмоповозку, уезжает. Эну ждет еще какое-то время, затем возвращается домой. Мейкна сидит за столом и плачет, смотрит на Эну и улыбается.
– Он ушел. Представляешь? Сказал, что ему противно смотреть на то, какой я стала, оттолкнул меня и ушел. Он был единственным нормальным человеком здесь. Он хоть что-то понимал! – Мейкна снова начинает реветь. Сначала тихо, потом в какой-то истерике. – Он больше не придет. Черт! Я больше ему не нужна. – Ее крики пугают ребенка, и он тоже начинает плакать. – Чего ты ждешь? – кричит Мейкна Эну. – Иди успокой его. Это и твой сын тоже!
Эну укладывает Дорана спать, возвращается на кухню. Мейкна все еще плачет. Эну наливает ей стакан воды.
– Выпей.
– Лучше коньяк, – говорит Мейкна, смотрит на принесенную Дювалем бутылку и снова начинает реветь.
Эну молчит. Мейкна достает синтетическую сигарету из оставленной Дювалем пачки, закуривает.
– Я сама во всем виновата, – говорит она и смотрит куда-то в пустоту перед собой. Докуривает, идет в комнату и начинает собирать вещи, замирает, смотрит на Эну, на ребенка. – Плохая я мама. – Она садится на край кровати, закрывает лицо руками. Эну спрашивает о Дювале.
– Давно ты с ним спишь?
– Какая разница?! – Мейкна улыбается.
– И то правда, – говорит Эну. – Тебе последнее время вообще вставляют все кому не лень.
– Кроме тебя, – говорит Мейкна. – Когда ты в последний раз кого-то трахал? – она ждет ответа, но ответа нет. Эну не помнит. Мейкна поднимается, продолжает собирать вещи. Эну не двигается, смотрит на сына.
– Ты можешь остаться, если хочешь, – говорит он Мейкне.
– А ты этого хочешь? – спрашивает она. Эну не смотрит на нее, но знает, что должен кивнуть, обязан кивнуть. Так надо.