Добро пожаловать в мир, Малышка!
Шрифт:
— Видишь, она не умрет, — сказал Мак. — Ну, теперь тебе лучше?
— Пока нет.
Через час она в кухне набрала номер тети Элнер, пока Мак подогревал себе бутерброд с сыром.
— Тетя Элнер, вы спали? Это Норма. Наденьте, пожалуйста, слуховой аппарат, дорогая. Слышите меня? Ну так вот… Теперь, когда мы знаем, что угрозы для жизни нет, можно вам рассказать. Вы сидите? Ну так сядьте. Сели? Не хочу, чтобы вы упали от потрясения. В общем, все началось вчера вечером, около половины одиннадцатого. Мы уже час как легли и вдруг слышим сверчка в гостиной, и Мак встал, не надев очки, и наступил на него, и убил! Я знаю, что сверчка убивать — к несчастью, из-за этого-то, скорей всего, Малышка и угодила в больницу!
Хьюстон,
10 февраля 1976
Проведя в больнице несколько дней, Дена почувствовала себя лучше и стала рваться продолжить турне. Доктор Дебейки навещал ее каждый день, и нынче, как только он вошел в палату, Дена принялась объяснять, почему он должен ее выпустить. Доктор взял ее за руку:
— Дорогая моя, я понимаю, как вы огорчены, что не можете работать. Вам чуть полегчало, вот и кажется, что можно вскочить и бежать дальше. Я слышал это от моих пациентов чаще, чем вы думаете. Что они не могут сейчас остановиться, что они должны продолжать, пока не получат эту работу, эти деньги, этот успех и прочее, за чем они гонятся. Но позвольте кое-что вам сказать: ничтов этом мире не стоит здоровья. Большинство моих пациентов попадают ко мне после того, как от них отказались их лечащие врачи. Если бы вы видели то, что вижу я, когда вскрываю их грудную клетку… Самые богатые и могущественные люди мира, кинозвезды, магнаты, короли умоляли меня спасти их, но было поздно. Поверьте мне, ничто в мире не важно, кроме жизни и смерти. Вот так.
Дена не сдавалась:
— Я все это понимаю и отныне не буду так волноваться, но вы не понимаете, насколько важно это турне, телекомпания на меня рассчитывает. У меня перед ней обязательства. Я не могу их подвести.
— Позвольте я вам кое-что скажу, — улыбнулся он. — Эти люди в Нью-Йорке хотят убедить вас, что не могут без вас обойтись, но на самом деле — могут. Послушайте старика. Никакой успех не стоит того, чтобы загонять себя, как вы. Вы поступили с такими анализами крови и таким давлением, что я не понимаю, как вы вообще могли на ногах держаться, тем паче речи говорить. Я не пытаюсь вас запугать, но если будете продолжать в том же духе, то и пяти лет не проживете. Это обострение — предупреждение, что ваш организм просто не в состоянии существовать в таком ритме. Вы наносите своему здоровью невосполнимый ущерб, понимаете, невосполнимый. Вам необходимо срочно сбавить темп, пока не поздно. Я созвонился с вашими родными, мистером и миссис Уоррен, и договорился, что они приедут сюда в четверг с машиной и заберут вас к себе пожить.
Дена испугалась:
— Что?
— Диетолог дал необходимые инструкции миссис Уоррен, чем вас кормить.
— Доктор Дебейки, вы не понимаете… я этих людей не знаю. В смысле, почти не знаю. Мы связаны родственными отношениями, но я не могу ехать к ним домой.
— Ах, вот оно как. Понятно. У вас есть другие родственники?
— Я могу сама о себе позаботиться.
— Нет, не можете. Вам нужен кто-то, чтобы готовил вам еду, не подпускал к телефону, охранял вас от людей. Итак, вы можете остаться у нас в больнице или разрешить мне найти вам сиделку на двадцать четыре часа в день и поместить вас в реабилитационную клинику — выбор за вами. Но так или иначе, вам нужно отдыхать.
— Почему я не могу отдыхать в Нью-Йорке?
— Я не хочу, чтобы вы даже приближались к Нью-Йорку по меньшей мере три недели. Не потому, что я вам не доверяю, юная леди, я не доверяю тем, на кого вы работаете. Решение за вами.
Итак, в четверг завернутая в плед Дена возлежала на заднем сиденье «олдсмобиля» на пути к Элмвуд-Спрингс, штат Миссури, в то время как
Элмвуд-Спрингс, штат Миссури
14 февраля 1976
На следующий день Дена проснулась в чужой комнате. В кресле напротив кровати, обмахиваясь коричневым бумажным пакетом, сидела женщина, которую она никогда в жизни не видела. Едва Дена открыла глаза, женщина сказала:
— Представляю, как ты была рада вырваться из этой больницы, правда, милая?
Дена выдавила из себя слабое «да», гадая, кто эта женщина.
— Ну а уж мы-то как рады, что ты наконец дома. Я все спрашивала Норму: когда Малышка выйдет на волю и приедет домой? Не завидую я тем, кто очутился в больнице. Я тебе рассказывала, как Норма возила меня в клинику проверяться?
— Нет, — сказала Дена, а сама подумала: «Я что, очутилась в Сумеречной зоне?»
— Кровати у них там — будто на дынях спишь. Надо сказать, это кровать умела вытворять все, что захочешь, — подниматься, опускаться, плоской быть или с наклоном, разве что польку не плясала да на ночь тебя не целовала. Обсмотрели меня там всю сверху донизу, а как закончили, я говорю врачу: вы, говорю, как в том телешоу «Стар трек». «Это как?» — спрашивает он. А я ему: «Они, мой милый, побывали там, куда ни один человек не отваживался заходить».
В комнату вошла Норма с подносом:
— Доброе утро.
— Я рассказывала Малышке, как лежала в клинике, где меня проверяли, и как доктор сказал, что мои потроха хорошо выглядят. Уж не знаю, что он имел в виду. Но Норма на этом успокоилась, да, Норма?
Норма проворчала:
— Каждому человеку хоть раз в жизни нужно провериться.
Старушка подмигнула Дене:
— Она боится, что я возьму да и перекинусь.
Норма поставила перед Деной поднос:
— Вот, дорогая, я хочу, чтобы ты это съела.
Дена села и уставилась на плошку молока с плавающим в ней куском тоста. Норма открыла окно.
— Серьезно, тетя Элнер, можно поливать душистый горошек, а в следующий миг свалиться с ударом. Или вот 707-й рейс до Сент-Луиса с бухты-барахты вдруг рухнет с неба. Можете надо мной потешаться, но кто знает, что с нами станется в следующую минуту.
— Это ли не причина радоваться каждой минуте жизни. Нельзя же все отпущенное тебе время провести в волнениях. И в Библии у Луки об этом сказано: «Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе роста хотя на один локоть?» [36]
36
Лк., 12:25.
— Ну, для Луки, может, так и есть, — сказала Норма, — его же вы с Маком не сводите с ума днем и ночью. Хочешь еще чаю со льдом?
Дена покачала головой, а тетя Элнер подняла свой стакан:
— Я хочу, раз уж ты на ногах.
Когда Норма вышла, тетя Элнер сказала:
— Я для нее эту цитату вывязала крючком на салфетке, но ей не понравилось. Эта дамочка по любому поводу доводит себя до нервного истощения. Если я не позвоню ей в семь утра, она меня уже хоронит. Я ей говорю: «Норма, когда я наконец помру, тебя ждет разочарование. Ты столько лет готовилась к этому, что даже не удивишься». — Тетя Элнер указала на полку, где стояла вращающаяся призовая статуэтка, принадлежавшая дочери Нормы, Линде. — Ты знала, что бедняжка Дикси Кэхил померла в прошлом году?