Добро пожаловать в Москву, детка!

Птица Лена

– Да нет, Вера, это мультик так называется «Монстры на каникулах»!

– Аааа…Ну это дела не меняет, все равно, что за дурацкое приглашение!

– И что? Я надеюсь, ты согласилась!

– Я так разозлилась, Кать, скуксилась как лимон! – Верка показала, как она скуксилась. – И говорю ему – Нет, Миш, я не люблю мультфильмы… А он опять заржал, как ослик, и говорит: «А… Ну… Понятно…Ну я это пошел…Я же просто так проходил…Думаю заодно».

Катька все смеялась, Вера тоже улыбалась, довольная, что рассмешила подругу.

– А ты что так поздно? На проверке или на свидании была?

– Нет, со свиданиями пока завязала, уж полна моя копилочка шедевральных мужчин. На проверке, Александр попросил, причем ехать нужно было аж в Митино, потом на тренировку.

– Ты голодна, поешь печени?

– Ой, нет, сейчас уже поздно, только чай попью.

Глава 11

Катька стояла на голове, попеременно касаясь пяткой то одной ноги, то другой шершавой стены, с кое-где отошедшими обоями. Квартира была без излишеств, с давно не деланным ремонтом, но светлая, добрая и чистая, причем, в последнем была немалая заслуга именно Катьки, которая каждую уборку отдраивала все уголки до скрипа. Девушка свое «гнездышко» любила, также ее «гнездышко» любили и все ее друзья, частенько захажившие на кофе или чего-нибудь покрепче, с приглашениями и без. Это была первая квартира, которую Катька снимала самостоятельно уже два года, одна без чьей-либо помощи,

как и предстоящие десять лет жизни. Тогда Катьке исполнилось двадцать семь лет, она уже руководила отделом продаж в компании и сейчас половина двенадцатого ночи просчитывала план на следующий год. План этот она писала не впервые и прекрасно понимала, что реальными, дай бог, будут только первые три месяца, а остальные показатели так тщательно анализируемые покатятся в тартарары, учитывая волнообразное движение их бизнес-стратегии, многочисленные «идеи» Сергеича, ну и то, что живем в России. Катька устала от бесконечных цифр и графиков, в глазах рябило, мысли были уже не такими четкими и уверенными. Девушка решила подзарядиться, встав в стойку на голове. Катька в то время достаточно серьезно и ответственно занималась йогой, в большей части благодаря уникальной девушке Анечке Карасевой, профессиональному тренеру, настоящему знатоку восточных методик и человеческого тела. Не смотря на юный возраст Анечка была мудра, и знание, которое многим не дается и с годами, она уже несла в себе и делилась им с окружающими. Аня обладала очень милой внешностью: румянцем персиковых щечек, чистыми голубыми глазами с длинными ресницами и голоском, как у Настеньки из «Морозко», но в противовес внешнему была сильна и упряма, много читала, упорно занималась, постоянно ездила на всевозможные тренинги по йоге и духовному развитию. Когда Ане исполнится тридцать, она разработает собственную систему тренировок, учитывая плюсы и минусы, ошибки и достижения йоги, цигун, калланетики и еще нескольких направлений, которыми ей приходилось заниматься. Аня станет известным в своих кругах тренером, мастером по йоге физического и панического тел, а для многих учителем, и записаться к ней в группу будет не так-то просто из-за огромного количества желающих. Но совершенно иное ей пророчили мама и бабушка. Аня росла девочкой хрупкой и болезненной, часто пропускала школу, всячески сторонилась вообще какого-либо спорта, и даже получила освобождение по физкультуре по состоянию здоровья, пока бабушка ее не показала, пожилой и уже редко практиковавшей, доктору медицинских наук, профессору Любови Васильевне Громовенко. Маленькая седовласая старушка-профессор, осмотрев шестнадцатилетнюю девушку и ознакомившись с анализами, направила ее в класс йоги. Бабушка и мама Ани тогда очень удивились рекомендациям профессорши, сделав вывод, что все-таки Любовь Васильевна уже не та. Но Аня идеей загорелась, и уже через неделю стояла в собаке.

Катьке оставалось еще тридцать секунд в стойке, и она терпеливо ждала, когда зазвонит таймер. Аня говорила, что для начинающих со стойкой на голове лучше не усердствовать и все делать постепенно. Катькино время было ровно полторы минуты. После сигнала таймера девушка аккуратно опустила ноги и на несколько секунд задержала голову в перевернутом положении, кровь постепенно возвращалась к телу, забирая с собой красноту с лица. Наконец, девушка медленно встала и подошла к окну. Ночь разбавляли пара фонарей и несколько не спящих окон в пятиэтажке напротив. «Что я делаю? Зачем я это делаю? Для кого?… Какие плоды можно пожать в результате моей работы, кому я несу пользу, добро, вдохновение? Для себя? Я выполняю эту работу, чтобы получать зарплату тридцать пять тысяч рублей, оплачивать квартиру, покупать еду и шмотки, на большее не хватает… Но даже не в этом дело… А что будет через пять – десять – двадцать лет?! Наша компания разрастется, разбогатеет, я буду управлять большим количеством людей, считать гораздо большие цифры, писать более объемные планы, проводить более масштабные собрания, решать более глубокие вопросы, но все они будут касаться в той или иной степени денег, моей карьеры как управленца и … Все. Я буду летать на курорты в солнечные песочные страны и готическую Европу, возможно, накоплю на машину, а затем на квартиру, на стандартную одно или двухкомнатную квартиру, в которой буду жить одна, а бог даст, с семьей до конца дней своих. Господи! Как это страшно! Как страшно всю свою жизнь провести в одной и той же кирпичной коробке, вставать в одно и то же время на работу и уходить в одно и то же время с работы, видеть и работать по большей части с одними и теми же людьми, и даже, если меня будет все также хранить мой ангел, моя жизнь будет шаблонна и стандартна, жизнь винтика в системе многочисленных матриц. Но родители будут мной гордится, большинство знакомых завидовать из-за узости сознания, я буду крутая бизнес-вумен. Фу, какая чушь! Как это неинтересно и скучно. Юбки карандаши, дорогие очки, властный взгляд, снисходительная улыбка, здравые решения, порой смешные и совершенно незаметные для вселенной рискованные ходы, за которые меня мужчины будут хлопать по плечу и думать, что я «баба с яйцами». Но я не хочу быть этой бабой, и уж тем более стандартным винтиком системы» – так думала Катька в свои двадцать семь, смотря в ночь из окна маленькой хрущевки маленького провинциального городка.

Что-то со скрежетом звякнуло, быстро-быстро закрутилось и со свистом вылетело из четкого и отлаженного механизма. Старый мастер надел очки и стал внимательно рассматривать выскочившую, немного погнутую и поцарапанную гайку, он улыбнулся, подкинул гайку на ладони и привычным движением ловко бросил непригодный элемент в мусорное ведро.

Глава 12

Эдуард сидел закинув ногу на ногу на кожаном диване у себя в кабинете и изучал распечатки счетов-фактур, платежек, накладных и прочих документов, говорящих о производстве офисных столов и стульев, только, увы, не его, а Корчатовского Сергея Ивановича. Эдуард все знал, все доказательства были собраны. За последние три года, как говорили бумаги, Сергей поставил на поток небольшое производство мебели на базе его фабрики, как паразит, присосавшись к бегемоту, и кормившийся все это время за счет Эдуарда. Сергей брал комплектующие, древесину, отделку, все за счет компании, а реализовал готовую продукцию уже самостоятельно, набивая денежкой свой карман. «А еще друг! – с досадой подумал Эдуард. – Сколько мы с ним объездили охот, сколько стран…И делился я с ним многим и мне хотелось с ним делиться, так как видел, что он меня понимает, поддерживает…Сука! И почему я не увидел этой гнили?!» Родимое пятно на лице мужчины от переносицы к щеке потемнело и стало почти фиолетовым, Эдуард резко встал, стряхнул пару соринок с дорогих шерстяных брюк, сшитых у Corzetti, подошел к окну и с усилием потянулся. В последнее время болела спина, протяжно завывая позвоночником. «Что-то не то с тылом – думал Эдуард, – Что-то не так с осью…Предательство? И да и нет…Не те люди рядом?…Да нет же никого, и не нужен мне никто…Устал…Надо заказать кушетку, ортопедическую, диван выкинуть на хрен, вон к секретарше, а сюда, у окна вот поставлю кушетку и буду распластываться на ней, чтобы разгружать позвоночник.» Эдуард представил кушетку у окна и почему-то не себя, а Катю на ней, голую, похотливую, влажную, она покорно лежала на холодной коже кушетки горячая и мокрая, протягивая руки для веревок. От внезапной фантазии в штанах мужчины зашевелился и начал уверенно вставать член. «Эй, эй, эй, друг! Не сейчас! Что вообще с тобой?» – удивился Эдуард. Несмотря на раскрепощенность в сексе, свои знания, опыт, со своим

желанием мужчина был на Вы. Желание, а проще и точнее сказать «стояк» возникал только в определенные периоды жизни Эдуарда. Большую часть периодов он уже понимал, но несколько еще оставались для него в тени, и уж сейчас был точно не тот период. Он вообще даже не думал о сексе, не заводили ни откровенные фото, присылаемые по вотсап его женщинами, ни порно, ничто не могло запустить его эрекцию. «А тут вдруг, на тебе – стояк! Если к вечеру не отпустит, напишу ей, хоть бы смогла» – мужчина сощурился при мысли, что Катя может и не приехать, месячные или может другой.

У Эдуарда было три девушки про запас, случалось так, что хотели все три сразу, а бывало, что ни одна из трех не могла. Эдуард тогда злился неимоверно и был очень настойчив. Катя была другая – немного странная, тихая, практически ничего о себе не рассказывала, больше слушала и мужчина всегда удивлялся, почему его так прет с ней, с ней единственной было больше разговоров, чем секса. Но и секс с Катей был хорош: чувственная, покорная, возбуждающаяся от минета и делающая его с неподдельным удовольствием, да еще к тому же сквиртующая. Мужчина впадал в дикий восторг, когда струи ее жидкости стекали по ее стройным ногам или заливали его живот с промежностью, если девушка была на нем. Эдуард доводил ее до оргазмов со сквиртом в среднем по пять-шесть, а было и по восемь и даже десять раз и потом кончал сам в мокрую изнеможденную девушку, практически не ощущая мягкого как желатин влагалища. Спустя несколько минут отдыха Катя вставала и, покачиваясь на ватных ногах, шла в ванную. Они немного выпивали, и девушка просила сварить ей чашечку эспрессо, так как его было пить самое время, часы показывали четыре или пять утра. Катя осторожно брала чашку с кофе в ладони и поднималась наверх по лестнице на балкон. На балконе Эдуард заставал девушку сидящей голой в плетеном кресле и смотрящей вдаль, на еще очень тихий спящий город. Катя делала небольшие глотки кофе, аккуратно ставила чашечку на стеклянный столик и, по-прежнему, смотря вдаль чему-то улыбалась. Эдуарду нравилась эта картина: красивая, совершенно не стыдящаяся своей наготы женщина на открытом балконе, но из чувства такта и какой-то инстинктивной мужской заботы он всегда приносил ей плед, укрыться.

Но все чаще в последнее время Эдуард стал замечать, что стал более ласков с Катей, стал реже привязывать ее, не так больно шлепать, уже не тот стальной тон приказа, и совсем исчез мат, за последние встречи он не вспомнил ни одного по-настоящему жесткого приема из бдсм с ней. Мужчина поймал себя на мысли, что хочет быстрее посадить ее на себя и начать трахать, как она любит, и тогда ее струйные оргазмы текут рекой. «Что-то не то, Эд, – сказал он сам себе. – Похоже какой-то червяк завелся в твоей голове». Эдуард уже понимал, что это был за червяк, и что он может сделать через пару месяцев не только с его головой, но и с сердцем. Мужчина от Corzetti этого не хотел. Это было бы слишком, достаточно уже заползало в его жизнь этих червяков. Оправив рубашку в брюки, Эдуард стряхнул напряжение в члене и точно решил Кате не писать.

Глава 13

Вера пила кофе в ординаторской и тайком читала «Зимнюю сказку» Шекспира, спрятав тонкую книжку в чью-то историю болезни. Под острым перикардитом ей открывался гротескный и яркий мир вечных персонажей великого драматурга. «Как жаль, – думала Вера, – что я так и не выучила английский, какое было бы наслаждение читать сейчас всего Шекспира в оригинале. Так, надо, чтобы Андрей английский не запускал, позвоню маме, как он там, не прогуливает репетиторов?». Вера сидела по-девичьи, ссутулившись в кресле, одной рукой подперев щеку. Длинные волосы были заплетены в замудреную косу, которая к концу рабочего дня уже слегка растрепалась. Умное и все еще красивое лицо девушки выражало силу и спокойствие, бледная тонкая кожа, сеточка морщинок у глаз, подведенных безукоризненно ровными черными стрелками, закругленными в кокетливые хвостики у висков, только опущенные под давлением последних лет уголки губ добавляли печали и какой-то осенней грусти выражению ее лица.

Оторвать взгляд от книжки Веру заставило настойчивое мелькание высокой тени за полупрозрачными стеклами двери. Тень то подходила, то отдалялась, громко шаркая и противно кашляя. Девушка инстинктивно поморщилась, узнав в надоедливой тени Михалыча. «Да, Господи, даже здесь укрыться не дает! – завопила про себя Вера. В этот момент тень подошла вплотную к двери, громко стукнула и, не дождавшись ответа, медленно приоткрыла дверь.

– О! Верунчинчик! Ты здесь! – нервно захихикал Михалыч, шевеля своими кустистыми усами, как таракан. – А я это самое…Думаю…Проходил мимо…Дай…Это самое… Гляну. – безуспешно пытался построить связное предложение мужчина. «Блядь, я щас грохну его! – уже закипала Вера. – Опять приперся! Фу, да еще Верунчик!» Вера терпеть не могла, когда ее так называли, девушка вообще ненавидела уменьшительно-ласкательного обращения и всевозможного усюсюкивания, даже просто «Верочка», заставляло ее хмурить брови.

– Верунь, я чо подумал-то… А ты на «Призраке оперы» была?

– Нет. – отрезала Вера и подумала: «Каков прогресс! От мультика с монстрами до «Призрака оперы», точно есть советчик…»

– О! – обрадовался Михалыч. – Я это самое… Билеты тогда беру… В эту пятницу…А? – расхрабрился мужчина, пододвинув стул к Вере и сев почти вплотную, так, что коленка девушки касалась его огромной высоченной голени.

– Нет, Миш. Я не хочу. – еле сдерживалась Вера, поражаясь наглости мужчины. «Права Катька, когда говорила, что такие люди, как Михалыч, вообще не осознают своей никчемности, неинтересности, своей непривлекательности. У него же разговоры только о детях, да о том, как он, именно он, санитар, кого-нибудь спас. Вечно у него у всех оперируемых жизнь висит на волоске, и, если бы не он, профессионал с большой буквы, санитар, Михаил Иванович Карамышев, все бы уже давно умерли». Но если эти байки про супер-спасателя иной раз забавляли Веру, то бесконечные разговоры о дочках просто выводили из себя, девушка очень разражалась, когда Михалыч бесцеремонно тыкал ей телефоном в лицо, показывая фотографии дочерей или просил распечатать на цветном принтере «пару фоточек донек». Михалыч везде и всюду лез со своими девочками, встревал в женские разговоры в курилке, вклинивался в беседу за обедом. Еще больше Веру выводили из себя его очень громкие, почти переходящие в крик разговоры с дочерью по телефону! Может кого-то это и привлекало, что мол, каков отец, любящий, заботливый, но только не Веру. Девушку раздражало отсутствие у него других тем, что он по сути ничего не умеет, даже водить машину, что ездит на метро, хорошо, что хоть квартира досталась от матери, не снимает, еще раздражало, что он огромный и уже перезрелый тюха. Вера закипала: «Вот три года уже работает в нашем отделении и все это время он только и делает, что мельтешит, громко кашляет, глупо хихикает, подкарауливает, напрашивается проводить до метро. На большее за три года фантазии не хватает, вот в последнее время что-то расхрабрился, таблетки смелости что ли появились?».

– Нет? – не веря ответу, сдвинул брови мужчина.

– Нет, Миш, спасибо за приглашение. – как можно мягче ответила Вера.

– Не ну а чо…Так-то… Это самое… Не была же ведь… – не на шутку начал злиться Михалыч, чаще шевеля усами и смотря прямо в глаза.

– Миш, я занята. – отрезала Вера, удивившись его внезапной реакции. Мужчина тем временем придвинулся к девушке почти вплотную, не отрывая ненавистного взгляда маленьких светлых зрачков и противно дыша ужасным коктейлем растворимого кофе и сигарет. Вера оторопела, ей показалось, что он сейчас схватит ее за горло и начнет душить, как Отелло Дездемону, и тогда герои ее любимого Шекспира оживут не на страницах книжки, а прямо здесь, в ординаторской. Михалыч резко встал, по-прежнему пожирая Веру глазами, затем быстро вышел, насколько ему позволили несгибаемые колени, громко хлопнув дверью.