Добро пожаловать в некроманты, или Мужчинам вход воспрещен
Шрифт:
Затем слово взяла Наина. Девушка заявила, что благодарна случаю, который свел ее вместе с возлюбленным и помог спасти его. Она больше решила не противиться чувству, посвятить себя будущему мужу и оставить ответственную работу во вверенном ей департаменте на надежного человека, которого знают и она, и Альтер. Сразу после этой фразы магический луч выхватил из толпы мужскую фигуру черной маске с серебристыми узорами. Мужчина неспешно с достоинством подошел к героям вечера, неуловимым движением снял маску, отчего его темные волосы рассыпались по плечам, тепло улыбнулся Альтеру, краем губ Наине (видимо, не считает ее ровней своему высокородному товарищу) и поклонился присутствующим.
– Талантливейший некромант королевства, клирр-артан (клирр – обращение к знатному мужчине, артан – указание на кровную связь с королевским семейством) Арион Кайяр, – громко представила Наина мое новое начальство.
Земля не просто ушла у меня из-под ног – она спасалась от меня бегством, развивая бешеную скорость. Теперь можно не беспокоится о том, узнает ли Наина, что я была на празднике. И о работе беспокоиться не нужно: нет работы – нет проблем. Не считаясь уже с правилами этикета и прочими условностями, я рванула к выходу, расталкивая всех встречных и поперечных. Возница меня еще ждал.
***
Такое опустошение, как сейчас, проезжая по уснувшим улочкам нашего городка, я чувствовала
… Врагами с ним мы стали не сразу. Как сказал бы Кэвин, парень знал берега и если и считал меня досадным довеском, то имел достаточно ума, чтобы не показывать этого. Мой настоящий папа умер от оспы, когда мама только-только почувствовала, как я зашевелилась у нее под сердцем. Каким чудом болезнь миновала ее, не знаю и по сей день, хотя в тот год полегло полдеревни. Понять маму было можно. Управлять таким хозяйством в одиночку с крохой на руках – задача не из легких. А поскольку моя родительница была весьма хороша собой, а полученное наследство делало ее еще краше, то вдовствовала она недолго. Клисс Морган начал охаживать вдовствующую фермершу, едва миновал срок траура. Первые пять лет моей жизни были вполне терпимы. Как я уже сказала, поначалу отчим был весьма благосклонен ко мне. А потом мама родила моего брата. Мне только-только исполнилось 5. И я моментально перестала существовать для счастливых родителей. Звучит вполне ожидаемо, и можно подумать, что я просто капризничаю, ведь старшие дети всегда испытывают ревность к младшим, так как им вполне обосновано уделяют больше внимания. Однако дело было не в этом. Такое ощущение, что клисс Морган устал притворяться, и его истинное отношение ко мне стало сродни ушату ледяной воды, вылитому на голову человеку спросонья. Тогда я впервые услышала слово «ублюдок», и произнесено оно было в мой адрес. Сначала мать слабо протестовала, когда ее муженек награждал меня пинками и тычками, но потом он избил и ее до кровавого кашля. После этого мать навсегда позабыла слово «нет». Я превратилась в прислугу, даже хуже – рабыню. Отчим уволил пастуха, и за коровами стала ходить я. Когда племенной бык «залюбил» телку до смерти, а я не смогла в силу своего восьмилетнего возраста ему помешать, мамин муженек сломал мне ребра. Мать тайком ночью накладывала мне тугую повязку, потому что «папа» строго-настрого приказал ей ко мне не подходить. «Сдохнет – туда ей и дорога», – приговаривал он, пиная меня ногами и буквально вытирая мною пол. Мама только тихо всхлипывала в углу и просила, чтобы я кричала тише, дабы не разбудить спящего в соседней комнате братца. В тот момент я поняла, что она расставила приоритеты, и явно не в мою пользу. Спас меня Трошка. Домовой был единственным существом, который еще помнил, кто в доме настоящая хозяйка. Он притаскивал мне лекарственные травы, именно он носил мне воду и воровал у отчима еду, поскольку, видимо, мечтая о моей скорой смерти, тот запретил домочадцам меня кормить, дескать, в воспитательных целях… В общем, вопреки «заботе» родственничков, я пошла на поправку. Пока я болела, выяснилось, что отчим продал коров, не совладав с ними без помощи «ублюдка». Но без дела я все равно не сидела – помимо домашних обязанностей, ожидаемо взваленных на мои хрупкие плечи, меня «утвердили» на роль няньки для брата. Как ни странно, с мелким мы даже поладили. Благодаря тому, что ему тоже нужно было постигать науки, отчим с матерью раскошелились на учителя из города. Восьмилетний Эрик не слишком успевал в учебе, мне приходилось слушать и понимать за двоих, чтобы потом уже снова и снова объяснять мелкому особенности правописания и втолковывать принцип четырех действий арифметики. И я даже как-то притерпелась к такому порядку вещей, а существование мое стало почти сносным. Но однажды я увидела метку на Эрике. Когда мы снова вместе с ним зубрили грамматику, я обратила внимание на тот самый черный контур вокруг него. И с ужасом поняла, что никто, кроме меня этого контура не видит. Несколько дней я ходила в смутной тревоге, в ожидании чего-то неотвратимого. Я чувствовала, что это предупреждение, но не понимала, о чем. Единственный, кому я могла рассказать об этом, был Трофим. У нас сложилась традиция секретничать вечерами возле печки, за которой был ход в его апартаменты. Они существовали в параллельном пространстве, были отражением реального дома, за который отвечал домовой, но людям туда дороги не было. Трошке я и поведала о своем видении. Именно он и просветил меня о том, что я черная вестница – вижу людей, отмеченных смертью. Откуда он это знал, даже гадать не стала. Для меня само собой разумеющимся было, что магические существа знают на порядок больше. Тут я совершила очередную глупость – рассказала маме, что Эрику грозит опасность, да еще и Трошку указала, как источник информации. Сначала мама отмахнулась от моего пророчества и только предупредила, чтобы я не смела заикнуться о своих «мерзких фантазиях» ни отчиму, ни Эрику. На эту суровую отповедь родительницы я пожала плечами и решила, что может ничего страшного и не случится. Но теперь на Эрика старалась лишний раз не смотреть. Тяжело было – я понимала, что его судьба предрешена, но не знала, откуда придет удар. Тогда я точно не знала, но подспудно ощущала, что грядущее неотвратимо. Так и случилось – Эрик с друзьями побежал на речку и утонул. Десятилетний мальчишка тогда заявил, что не нуждается в присмотре сестры, а отчим с присущей ему гордыней поддержал сына. Мать тоже не возражала своему любимцу, к тому же тогда она неважно себя чувствовала из-за новой беременности. Родители встревожились лишь когда вечером Эрик не вернулся домой. Тело мальчика вынесло на берег через три дня.
Его товарищи боялись показаться на глаза маме и отчиму, ведь не сумели ни отговорить моего брата от опасного заплыва, ни спасти его, когда Эрик, захлебываясь водой и криком, тонул в водовороте.
– Тварь! Ведьма! – набросилась на меня мать, когда тело брата принесли и положили перед ней рыбаки. Труп вздулся, посинел, от него несло тиной – меня вырвало… Когда отчим узнал из сбивчивых выкриков ошалевшей от потери ребенка родительницы о моем видении и предупреждении, он окаменел. Просто стоял и смотрел на меня, меня при этом не видя. Затем зарычал, как пронзенный стрелой охотника медведь. А меня тошнило, меня рвало прямо на тело усопшего брата, и это еще сильнее разозлило убитых горем родителей. Впервые меня избила мать. Ее побои были более жестокими, в исступлении она мутузила меня и царапала, как взбесившаяся кошка, постоянно выкрикивая: «Ведьма!». Измученная рвотой и ужасом от сбывшегося предсказания, я не сопротивлялась.
Вышвырнуть вон меня попытались в тот же вечер, когда я избитая, в лихорадке не могла даже двинуться. Но когда меня, как куль с мукой, потащили к выходу, надеясь бросить на дороге подыхать, предварительно ославив на всю деревню, на их пути встал Трофим. Одержимый
В город мы шли, по пути то выпрашивая милостыню, то нанимаясь на поденную работу. Трошка ходил по своим тропкам, тоже пытаясь что-то раздобыть. Что ж – ему удавалось чаще. Его собратья оказались куда отзывчивее людей. И наконец я наткнулась на объявление о том, что ведомство «Вне жизни» нуждается в одаренных соискателях. Мы направили свои стопы в городок, где располагался департамент с вакантной должностью, но оказалось, что штат укомплектован. Однако потом Наине пришлось взять меня, ведь примерно в то же время ожидалась проверка из Нолании. Начальница не стала рисковать – отказала братцу. И я сняла дешевенький домишко на окраине с правом последующего выкупа. Выкупила я его примерно через три года, отказывая себе во всем. О судьбе матери и отчима я не задумывалась, но через несколько дней после того, как я устроилась на работу, Трошка выведал, что мама скончалась от родильной горячки, приведя на свет недоношенную девочку. Та пережила мать всего на неделю. Вскоре после этого сгорел дом, в пожаре пострадал и отчим – у него обгорело лицо, вытек один глаз, а руки потом отнял местный знахарь (они сильно обгорели и стали гнить). На скотину напал мор, урожай погиб от засухи. В общем, клисс Морган пошел по миру… Я его, естественно, не жалела. Хоть при известии о смерти матери во мне тоже ничего не шевельнулось. И вспоминала при этом я даже не свою безрадостную жизнь, а крики Трошки при его отселении. Даже не успев еще выкупить свой домишко, я сразу вселила в него моего бездомного домового. Благо, прежние хозяева своего домохозяина забрали с собой в новое жилище. Обряд этот был сложный и тоже очень болезненный для Трофима– на ритуал у меня ушли тогда последние сбережения, накопленные во время странствий, но за ценой я не постояла. Зато мы вновь смогли жить вдвоем, ни перед кем не заискивая.
Сейчас же надо мной опять нависла беда, и как расхлебывать новую порцию невезухи, я не понимала. За невеселыми размышлениями не заметила, как добралась домой. На этот раз упрекнуть меня в необдуманной щедрости было нельзя. Извозчик получил ровно столько, сколько ему причиталось, и он даже не попытался скрыть недовольство. Мне же было все равно. Впереди – неизвестность. И если завтра меня уволят, то большой вопрос, как нам удастся выживать на оставшиеся гроши. Но уже забываясь тревожным сном я решила, что завтра как-то все разрешится само собой – Бог не выдаст, свинья не съест, а утро вечера мудренее.
Глава 3
Разбудило меня урчание в собственном желудке. Организм ненавязчиво намекал, что ему неплохо было бы подкрепиться, ведь желудку ничего не перепало со вчерашнего обеда. Но мое паршивое настроение быстро объяснило недовольному органу пищеварения, кто здесь главный, и чувство голода притупилось. Я позвала Трофима и несколько удивилась, когда из-за печки не послышалось привычной возни. Недоуменно пожав плечами, я предпочла на этом не зацикливаться. Все-таки он взрослый трехсотлетний парень, и не обязан являться по первому моему зову. Хотя где-то и неприятно заскребло чувство ревности – кто это его там отвлекает, когда мне позавтракать пора. Уже подумала сама чего сообразить и даже за огнивом потянулась, дабы огонь в печи разжечь, но потом бросила взгляд на часы и поняла, что опаздываю. Вернее, пешком топать уже опоздала, а вот нанять повозку успеваю впритык. Это что выходит? Трошки не было всю ночь? Иначе он бы меня разбудил… я даже на магическую оповещалку тратиться не стала – Трофим никогда не подводил. Вчера решение сегодня гордо не выйти на работу казалось мне самым правильным, но при более здравом размышлении я поняла, что сначала нужно подстелить соломку, а потом прыгать с крыши. Тем более, опаздывать на работу, когда там водворилось новое руководство, перед которым ты, как это ни странно, успела накосячить дважды, было более, чем неразумно. Я с тоской и даже какой-то обидой посмотрела на висевшее на спинке стула вчерашнее сказочно-прекрасное платье и подумала, что мама Милене наврала… Не спорю, оно делает владелицу привлекательнее, но и только. Мой суженый видимо птица не того полета, чтобы попасть на помолвку принца. А ведь в глубине души я надеялась на встречу. Ну да ладно! Нарядившись в униформу, нацепив пару недорогих амулетов на затворение крови (весьма полезная в моей работе вещь, скажу я вам), я направилась к выходу. Извозчика поймала быстро, ехали мы с приличной скоростью, но в глубине души я мечтала, чтобы случилась какая-то катастрофа, и у меня появилась объективная причина для прогула. Как назло, все было в порядке. На рынке, который мы как раз проезжали, царила привычная суета, торговки даже как-то рутинно зазывали рабочий люд, приглашая их купить что-нибудь по пути на службу, затем нам дорогу перебежала ватага ребятишек, спешащих в школу. Несмотря на то, что обучение в реймских школах было недешевым, большинство родителей предпочитали недоесть, недопить, недогреться, но дать чаду хотя бы азы образования. И я считала это правильным. Грамотному человеку несоизмеримо легче пробиться в этой жизни, чем неученому. И мое умение читать, писать и считать было тем немногим, за что я была признательна родителям и погибшему брату.
Всему приходит конец, и дороге тоже. Вот кучер буркнул: «Приехали». Я вылезла из повозки и на подрагивающих от волнения ногах пошагала к нашей управе. Не знаю, чего я ожидала, когда входила внутрь – может грома и молний, может того, что на пороге будет стоять Арион Кайяр единственно с тем, чтобы выставить меня вон. Но все было как обычно. Вспомогательный персонал (не-маги) привычно сновали по коридорам, чтобы прибраться или разнести жалобы и отчеты. В нашем кабинете слышался привычный гомон – это хорошо, значит планерки еще не было. Поэтому я поспешила туда, уже почти не обращая внимания на существующие и несуществующие перемены. Ольга и Кэвин сидели на местах, Кари присела на стул для посетителей. При моем появлении они дружно обернулись и сказали что-то вроде: «Привет, явилась наконец, скоро планерка» и продолжили разговор. Догадаться было несложно, что главным его предметом был новый начальник.