Доброе сердце
Шрифт:
— Шон! Шон!
Он вышел из леса среди нескольких красавцев-оленей, но услышав ее крик, обернулся и быстро пошел к дому.
Она услышала как хлопнули двери зала, и Шон ворвался в комнату.
— Что случилось, Сью? С тобой все... О! — он остановился у кровати, мягко усмехнувшись, переведя взгляд от окна на ее лицо. — Тебе нравятся олени?
Она не могла оторвать глаз от заиндевевшего окна.
— Посмотри, посмотри на них, — прошептала она. — Они такие необычные. Я даже не верю, что вижу их наяву.
— Они прекрасны и удивительны, но я вижу их каждое утро. Они приходят вон
Как ни странно, олени не убежали, а только подняли свои прекрасные головы, посмотрели в сторону дома и спокойно вернулись к своему корму.
— Они не боятся тебя, — пробормотала Сьюзен.
— Конечно, нет. Они давно ко мне привыкли. — Шон посмотрел на нее и улыбнулся, увидев на ее лице выражение детского изумления.
— Ты самый счастливый человек на свете, — шепнула она лихорадочно, — а это самое чудесное место на земле. Я бы отдала все, что угодно... — она прикусила язык.
— Ты бы отдала все, что угодно за что, Сью? — тихо спросил он, и, почувствовав его взгляд, она нахмурилась и опустила глаза.
— Который час?
— Рано. Около семи. Ты хочешь есть?
— Я съела ночью одну булочку, — пробормотала она, все еще глядя в окно.
— Я заметил. Но это было давно.
Она рассеянно кивнула.
— Так жалко, что пропал ужин. Такой восхитительный ужин. Тебе нужно было разбудить меня.
— Ни за что на свете.
Она медленно повернула голову и посмотрела на него, едва заметно улыбаясь.
— Мы так и не поговорили про то, что я узнала в больнице.
Его слова не соответствовали мягкому и внимательному взгляду:
— Не думаю, что мне это интересно.
Сьюзен молча разглядывала его лицо, отметив, что он побрился. Он также переоделся: на нем теперь были нежно голубой свитер и черные джинсы.
— Тебе это должно быть интересно, — сказала она с мягкой настойчивостью.
Шон шумно вздохнул, засунул руки в карманы, опустив голову, заговорил очень тихо.
— Наверное, целый год я почти ни о чем другом не вспоминал. Как я ни старался, я не мог не думать об этом. Эти мысли не давали мне жить, они присутствовали всегда, что бы я ни делал... — он поднял на нее глаза. — И вдруг вчера это исчезло. Я впервые освободился от этого. Это было... опьяняюще.
Сьюзен мягко улыбнулась. Он все еще пытается оправдываться, стараясь найти подходящее объяснение тому, что случилось вчера между ними. Это и вправду неплохое объяснение. Оба действительно были опьянены вчера — радостью, окружающей их красотой и весельем — и играли как дети, а потом, немного забывшись, зашли чуть дальше, чем хотели, как это часто бывает с детьми.
Ее немного опечалило то, что Шон испытывает необходимость в оправданиях. И явно жалеет о случившемся. Что касается ее, то она ни о чем не жалела, даже о том глупом стриптизе, который устроила в пустой комнате. Вчера ночью она увидела настоящего Шона Форрестера, человека, способного и дарить нежность, и по-детски испытывать радость, — этот образ останется с ней навсегда. Более того, теперь она увидела настоящую Сьюзен Конти — конечно, глупую и наивную, но даже после долгих, мрачных лет сурового одиночества способную любить.
И эта мысль вызвала улыбку на ее лице. Которая тут же исчезла, едва она взглянула на Шона.
Он все еще стоял у окна, но ей казалось, что находился гораздо ближе — как будто энергия, излучаемая им, уменьшала расстояние между ними.
— Сью, — пробормотал он.
Или ей это показалось?
— Что? — прошептала она.
— До твоего появления здесь это был самый обычный дом. Ты принесла с собой чудо.
Сьюзен чувствовала, как сердце бьется все быстрее, словно стараясь защититься от надвигающегося шторма, но, видно, поздно. Шон стоял уже рядом с ней. Он оперся коленом в край кровати и нежно положил руку ей на грудь так, что сердцу было уже не спрятаться.
— Я хочу тебя, Сьюзен.
Жаркое дыхание обжигало ей лицо. Она боялась закрыть глаза, зная, что чудо всегда происходит именно тогда, когда ты моргаешь. И ты пропускаешь его — птичка уже улетела, кролик появился, а прекрасный человек исчез в тумане...
Губы Шона коснулись ее лба, потом век, кончика носа, виска. Губы Сьюзен раскрылись ему навстречу в извечной прелюдии слияния тел.
Не волнуйся, шептал ей внутренний голос, сейчас он тебя не покинет. Просто не сможет. Пусть на это короткое мгновение, но он принадлежит тебе. Сьюзен улыбнулась в душе, но рука, Шона распахнула халат на ее груди, и из победительницы она превратилась в побежденную.
— Ты чудо, — прошептал он хрипло, сжимая ладонями грудь Сьюзен. Она задышала чаще, уже обе его руки были под ее халатом.
Он мой, думала Сьюзен, радостная волна поднялась в ней и пробежала по телу. Нет, неправда. Это я принадлежу ему.
Лихорадочно избавившись от одежды, они передавали друг другу свою страсть от тела к телу, изнемогая в наслаждении и забыв обо всем на свете. Его жадные губы на ее груди, на животе и бедрах, осторожные прикосновения ее осмелевших рук — все слилось в сияющем щедром потоке любви.
10
Они лежали на кровати, раскинувшись, запутавшись в простынях, блаженно невинные, словно дети, утомленные игрой.
Уютно устроившись в объятиях Шона, Сьюзен бездумно водила пальчиком по его груди, затем ее рука спустилась ниже и погладила его по животу. Боже мой, только и подумала она, изумленная своей необычной смелостью.
— Эй, поосторожнее, — рокочущим голосом произнес Шон, теснее прижимая ее к себе. — Еще одно такое движение, и ты никогда не выберешься из этой кровати.
Ну и отлично, подумала Сьюзен, улыбаясь ему в грудь.
Внезапно ей ужасно захотелось увидеть выражение его глаз теперь, когда страсть утихла.
Она приподнялась на локте и посмотрела на него, вновь изумившись этой мужественной красоте.
Шон поправил непослушную прядку ее волос.
— Скажи мне, что ты чувствуешь, Сью? — прошептал он.
Любовь, мысленно ответила она. Мысленно, потому что облечь в слова то, что испытала, казалось невозможным. Ведь таких слов просто не существовало. Даже для писательницы, с иронией подумала Сьюзен. Забавно. Первый раз в жизни лежать обнаженной рядом с мужчиной после всего, что произошло — и ничуть не смущаться. И все же обсуждать это она не могла.