Добротолюбие. Том III
Шрифт:
24) Первый человек беспрепятственно мог как чувством чувственное, так умом умное воспринимать и наслаждаться тем. Но ему следовало преимущественно заняту быть не худшим, а лучшим; хотя сам по себе мог он входить в общение и с мысленным чрез ум, и с чувственным чрез чувство. Я не говорю, что Адаму не следовало пользоваться чувством: ибо не напрасно был он обложен телом; но что не следовало ему преимущественно услаждаться чувственным и ради чувственного; а следовало, усматривая чрез чувственные впечатления красоту тварей, востекать к Виновнику ее и Им услаждаться с изумлением, сугубые имея причины изумляться Создавшему, а не к чувственному прилепляться и тому дивиться, оставя мысленную красоту Создателя. Так должен был действовать Адам.
25) Но как он, худо пользуясь чувством, чувственной стал дивиться красоте и, увидев плод прекрасным для видения и добрым в снедь, вкусил его, оставив наслаждение мысленными вещами; то праведный Судия, почетши его недостойным созерцания Бога и всего сущего, – вещей презренных им, изгнал его, положив
26) Вот от чего подвиг к достижению общения с мысленными вещами соделался для нас тягчайшим: ибо не в нашей власти умом наслаждаться мысленным так же, как чувством наслаждаемся чувственным, хотя и великую к тому получаем помощь чрез крещение, будучи им очищаемы и возвышаемы. Впрочем, сколько доступно нам, мы все же должны упражняться в мысленном, а не в чувственном; тому дивиться и того желать, из чувственного же ничему не дивиться и ничем не желать услаждаться самим по себе (как чувственным и в удовлетворение чувственности): ибо поистине она никакого сравнения не может иметь с мысленным. Видим, что как сущность сущности, так и красота красоты бывает удивительнее. Но каковы они есть, так и относиться к ним должны мы. Возлюблять же срамное паче благолепнейшего и низкое паче досточестного, всякое превосходит безумие! И это еще когда так относятся к тварям, мысленным ли то, или чувственным. Но что сказать, если так относимся и к Тому, Кто выше всего, когда и Ему предпочитаем вещество безобразное и ничтожное?
27) И вот в чем теперь наш подвиг – внимать себе со тщанием, чтобы мысленным всегда наслаждаться, к тому и ум и желание простирая, и отнюдь не позволять себе окраденными быть чувственным, увлекаясь к тому чувством до удивления ему ради него самого. Но если нужно и чувством пользоваться, надлежит пользоваться им для того, чтобы от тварей Творца познавать, в них видя Его, как в водах видим солнце, так как в сущем отображается первый Виновник всего, поколику это вместимо для него.
28) Таково лежащее на нас дело: но как его исполнить, об этом следует подумать. Ибо, как сказано, тело желает наслаждаться свойственными ему вещами посредством чувства, и чем более удовлетворено бывает, тем более желает. А это противно стремлению души. Почему первою заботою души да будет – всем чувствам наложить узду, чтоб не услаждаться чувственным, как сказано. Поелику же тело чем сильнее бывает, тем сильнее стремится к своему; чем же сильнее к сему стремится, тем неудержимее бывает, то душе надлежит усильно стараться умерщвлять плоть постом, бдениями, стояниями, спанием на голой земле и всякими другими лишениями, чтоб, истощив силы ее, иметь ее смиренною и благопокорливою при своих духовных деяниях: в этом и есть главное, что предлежит ей исполнить. Но как желать сего легко, а исполнять трудно, и много при сем допускается опущений против должного по причине окрадения чувством при всем внимании: то третье благоразумно придумано врачевство – молитва и слезы. Молитва благодарит за дарованные блага и испрашивает отпущение прегрешений и ниспослания сил на дальнейшее преуспеяние; так как без Божественной помощи душа, как сказано уже прежде, ничего не может исправно делать одна. Еще же она доставляет единение с Тем, Кого взыскала душа, и услаждение Им, и желательной силы всецелое к Нему устремление: что наиважнейшее есть дело в достодолжной жизни, – т. е. это склонение воли желать сего сколько возможно сильнее. – И слезы великую имеют силу: умилостивляют Господа о прегрешениях наших, очищают причиняемое нам чувственною сластию осквернение и окрыляют вожделение горнего.
29) Так вот в чем все дело: главное – созерцание мысленных или духовных благ и всецелое их возжелание; в силу сего порабощение плоти, коего части суть: пост, целомудрие и прочее, – все одно для другого подъемлемое; для сего же, и вместе с сим, молитва. Каждое из сих деланий разлагается на многие части, кои однако ж все состоят в связи, так что одно другим требуется, и одно без другого не бывает.
30) Никто пусть не думает, что славолюбие и сребролюбие принаддежат к телесным страстям. Телесная страсть – одно сластолюбие, которое находит подобающее врачевство в умерщвлении плоти. Сказанные же две страсти суть порождения неведения. Не испытав и не познав истинных благ, мысленных или духовных, душа придумала блага ложные, богатством думая утешиться в оскудении духовными благами; о богатстве печется она вместе с сим и для удовлетворения сластолюбия и славолюбия, и для него самого, почитая его некиим благом. О чем скажем, что все это есть порождение неведения истинных благ. Славолюбие не по причине скудости потреб телесных бывает: ибо им не телесное что-либо удовлетворяется; но по причине неиспытания и неведения первого блага и истинной славы.
31) И не славолюбия только, но, коротко сказать, и всех зол корнем служит неведение. Ибо невозможно, чтобы тот, кто, как должно, познал природу вещей и то, откуда каждая из них и какое имеет назначение, забыв потом о своем последнем конце, устремился к земному. Душа не пожелает такого блага, о коем знает наверное, что оно только кажется благом. Пусть даже тирански влечет ее к чему-либо привычка, она, в силу точного и ясного познания дела, может победить и самую привычку. Но и когда еще не было привычки, она по причине неведения прельщаема была. Так что паче всего, и пораньше,
Преподобный отец св. авва Филимон
Краткое сведение об авве Филимоне
В какое время жил преподобнейший отец наш Филимон, из богоносных отцов наших трезвеннейший и слезно-сокрушеннейший, достопамятности отеческие не сказали нам. Но что он был муж благоговейнейший и многоопытный и любил безмолвие паче, нежели кто другой из старцев, как точнейший подражатель великого Арсения, это желающим предлежит увидеть из настоящего слова. Ибо в молитвах и молениях день и ночь терпеливо пребывая в пустынной своей пещерке и приснотекущими источниками слез и сладчайшего плача омывая себя, и над всем чувственным и мысленным боголюбно вознесшись, как глухой и немой всегда предстоял он Богу, и сподобился предивного просвещения Божественной Его благодати, от которого, как от солнечного сияния, сей приснопамятный в своем крайнем безмолвии и молчании обогатился даром не только воссуждать и рассуждать, но и прозревать и предвидеть. Свидетель сему верный предлежащее здесь сказание о нем, в котором предлагается рассудительнейшее его учение о священном трезвении, как с деятельной его стороны, так и созерцательной, основанное на долговременном собственном его опыте. Итак кому желательно сбросить с себя скверную и мерзкую одежду страстей, или, что то же, совлещись ветхого человека и облещись в светлое одеяние бесстрастия и благодати, или в нового во Христе Иисусе человека, тот, часто поучаясь в сем учении старца и узнаваемое по силе исполняя делом, удобно достигнет желаемого.
Многополезное сказание об авве Филимоне
1) Говорили об авве Филимоне отшельнике, что он заключил себя в некоей пещере, недалеко отстоявшей от Лавры, называемой Ромиевою, и предался подвижническим трудам, мысленно повторяя себе то же, что, как передают, говорил себе великий Арсений: Филимон, зачем исшел ты сюда? Довольное время пребыл он в этой пешере. Делом его было – вить верви и сплетать копиницы, которые отдавал он эконому, а от него получал небольшие хлебцы, коими и питался. Он ничего не ел, кроме хлеба с солию, и то не каждый день. О теле, как видно, совсем не имел он попечения, но, упражняясь в созерцании, был осеняем Божественным просвещением и, сподобляясь оттоле неизреченного тайноводства, пребывал в духовном радовании. Идя в церковь по субботам и воскресеньям, он шел всегда один в самоуглублении, не позволяя никому приближаться к себе, чтоб ум не отторгался от делания своего. В церкви же, став в углу и лицом поникши долу, испускал источники слез, непрестанное имея сетование и в уме вращая память смерти и образ свв. отцов, особенно Арсения Великого, по следам которого и шествовать всячески старался.
2) Когда в Александрии и окрестностях ее появилась ересь, он удалился оттуда и отошел в Лавру Никанорову. Прияв его, боголюбивейший Павлин отдал ему свое уединенное место и устроил для него совершенное безмолвие. Целый год никому не попустил он повидаться с ним, и сам нимало не докучал ему, разве только в то время, когда подавал потребный хлеб. Настало Святое Христово Воскресение. Когда при свидании зашла у них между собою беседа, и речь коснулась пустыннического жития; тогда, уразумев Филимон, что и благоговейнейший сей брат Павлин тоже питает прекрасное намерение (пустынножительствовать), богатно всевает в него подвижнические словеса, – из Святого Писания и отеческие, – всем показывая, что без совершенного уединения невозможно угодить Богу, как негде любомудрствует и Моисей, богопросвещенный отец, – что безмолвие рождает подвиг, а подвиг рождает плач, плач – страх, страх – смирение, смирение – прозрение, прозрение – любовь, любовь же делает душу здравою и бесстрастною, и тогда человек познает, что он недалек от Бога.
3) Он (Филимон) говорил ему: надлежит тебе посредством безмолвия совершенно очистить ум и дать ему непрестанное делание духовное. Как глаз, обращаясь на чувственное, всматривается в видимое, так чистый ум, обращаясь к мысленному, восхищается духовно созерцаемым, так что и не отторгнешь его от того. И насколько посредством безмолвия обнажается он от страстей и очищается, настолько сподобляется и ведения (оных духовных вещей). Совершенным же ум бывает тогда, когда вступит в область существенного ведения и соединится с Богом. Тогда он, царское имея достоинство, не чувствует уже бедности и не увлекается ложными пожеланиями, хотя бы ты предлагал ему все царства. Итак, если хочешь достигнуть таких доброт, бегом беги от мира и со усердием теки путем святых, брось заботу о внешнем своем виде, одежду имей бедную и убранство смиренное. Нрав держи простой, речь нехитростную, ступание нетщеславное, голос непритворный. Полюби жить в скудости и быть всеми небрегомым. Паче же всего попекись о хранении ума и трезвении, будь терпелив при всяких теснотах и всячески сохраняй приобретенные уже блага духовные неповрежденными и неизменными. Внимай себе тщательно и не принимай ни одной из тайно прокрадывающихся сластей. Ибо, хотя безмолвие укрощает душевные страсти, но если давать им возгораться и изостряться, то они обыкновенно еще паче рассвирепевают, и допускающих сие еще с большею силою влекут ко греху. Так и телесные раны, будучи растираемы и раздираемы, бывают неисцелимы. Может и одно слово отдалить ум от памяти Божией, когда бесы нудят на то, и чувства соглашаются с ними.