Добротолюбие. Том III
Шрифт:
97) Первый наш подвиг – умалить страсти и по силе победить их; а второй подвиг – стяжать добродетели и не оставлять души своей пустою и недеятельною; третий же – трезвенно блюсти плоды наших добродетелей и трудов: ибо нам заповедано не только делати трудолюбно, но и хранити бодренно.
98) Да будут чресла ваша препоясана и светильницы горящи, говорит Господь (Лк. 12, 35). Доброе препоясание чресл наших, посредством которого мы делаемся хорошо приспособленными и легкими на делание, есть воздержание со смирением сердца; под воздержанием же я разумею отсечение всех страстей. А духовного светильника световодитель есть чистая молитва и совершенная любовь. Сим образом благонастроенные воистину подобни суть человекам, чающим Господа своего, которые, когда придет Он и постучит, тотчас отворят Ему,
99) Должно монаху, как сыну, от всего сердца и всем помышлением любить Бога; как рабу, благоговеинствовать пред Ним и повиноваться Ему, и со страхом и трепетом заповеди Его исполнять: духом гореть, во всеоружие Духа Святого облечену быть, на уповании получения Жизни Вечной упокоеваться, все заповеданное неопустительно творить, трезвенствовать, блюсти сердце свое от помыслов худых, в помышлениях благих непрестанно совершать святое Богомыслие, каждодневно суд над собою производить относительно домыслов и дел, недостающее восполнять, а соделанным не возноситься, называя себя рабом неключимым, должного не исполнившим как следует, о всем Бога Всесвятого благодарить и Ему восписывать все исправное в жизни своей, ничего совершенно не делать по тщеславию или человекоугодию, но все тайно делать, от Единого Бога чая похвалы; прежде же всего и паче всего в душе своей ограждену быть православною верою во все догматы вселенской Церкви, преданных ей от апостолов богопроповедников и от святых отцов: ибо тем, которые так жительствуют, воздаяние велико – жизнь нескончаемая и обитель несокрушимая, у Отца и Сына и Святаго Духа, Единосущного и Триипостасного Бога.
100) Конец слова, все слушай: Бога бойся и заповеди Его храни, яко сие всяк человек, говорит Екклезиаст (12, 20). Я, говорит, тебе в кратких словах показываю, в чем состоит путь Божий: бойся Бога, и заповеди Его храни. Страх же разумеется здесь не вводный, страх мучений, но совершенный и совершенство созидающий, который обязаны мы иметь по любви к Давшему заповеди. Ибо если мы из страха наказания не делаем грехов, явно, что если б непредлежало подвергнуться этим ужасам, то мы, имея грехолюбивое расположение, конечно делали бы их, не останавливаясь. Если же не по страху наказания, но по отвращению к самым грехам воздерживаемся от них, то действуем но любви к Владыке своему, боясь прогневать Его. Когда боимся, чтоб не опустить чего из заповеданного; то такой страх чист, потому что бывает из-за самого добра; и он очищает души наши, равносилен сущи совершенной любви. Имеющий сей страх и по нему заповеди соблюдающий, – се всяк человек, т. е. человек настоящий, как следует быть ему.
Сие ведая, будем таким страхом бояться Бога и заповеди Его блюсти, да будем совершении и всецели, и ни в чем же лишени из добродетелей (Иак. 1, 4), имея мудрование смиренное и сердце сокрушенное, и непрестанно вознося к Господу молитву божественного Арсения Великого: «Боже мой! не остави мене; ничего не сделал я пред Тобою доброго, но дай мне по благодати Твоей положить тому начало». Ибо все спасение наше в благоутробии и человеколюбии Бога. Ему слава и держава и поклонение, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Преподобный Феодор
Предлежащее умозрительное слово достойно занять место в ряду других аскетических писаний по мудрому истолкованию внутренних явлений в нашей духовной жизни и выводу из того подобающих уроков для подвизающихся.
Кто был автор сего слова, неизвестно. В заглавии он именуется преподобным Феодором. Но кто он был, не видно. Собиратели греческого Добротолюбия, видя в сем слове мысли, сходные с теми, кои содержатся в ста главах св. Феодора Едесского, приписали его сему последнему и поместили вслед за его ста главами. Но преосв. Филарет Черниговский пишет (об отцах § 277, нота 10), что св. Феодору Едесскому можно приписывать слово сие только гадательно. И действительно само слово не дает на то решительного указания.
Почему оставляя на свободу каждому признавать или не признавать принадлежность сего слова св. Феодору Едесскому, чтение же его почитая полезным для всех, ищущих пользы от чтения, помещаем его, по примеру греческого Добротолюбия, вслед
Преподобного отца нашего Феодора слово умозрительное
1) Сколь велик подвиг расторгнуть эти крепкие узы веществолюбия, освободиться от работы ему и стяжать навык в доброделании! Воистину доблестная и мужественная потребна душа, чтоб отрешиться от всего вещественного.
2) Чего же после сего искать следует, есть не очищение только от страстей: ибо это не есть еще само по себе добродетель, а только приготовление к добродетели; но к очищению недобрых навыков должно приложить и стяжание добродетелей.
3) Очищение же души есть: по части мысленной, – применение и совершенное оставление дольных прелестных нравов, т. е. житейских забот и попечений, худых склонностей и неуместных гаданий и загадываний; по части вожделетельной – не стремиться ни к чему вещественному и не смотреть на чувство, но быть покорным разуму, по части раздражительной, – ничем из приключающегося не возмущаться.
4) А после такого очищения и истребления всего, делающего силы наши нечистыми, и благоустроения их, требуется и восхождение к духовным совершенствам и обожение: ибо уклонившемуся от зла надлежит делать благое (Пс. 33, 15). При сем отвергнуться себя должно прежде всего, и таким образом взяв крест, последовать Владыке для достижения высшего состояния обожения.
5) Какое же это восхождение к совершенству и обожение? По части ума, это – совершеннейшее ведение сущего и Того, Кто выше всего сущего, сколько это доступно для человеческого естества; по части вожделения – всеконечное и непрестанное вожделение и стремление к первому добру; по части раздражения энергичнейшее и деятельнейшее движение к вожделенному, непрестающее и неослабное, никакими из встречающихся прискорбностей не пресекаемое в своем поступании вперед; но неудержимо, и вспять не обращаясь, шествующее.
6) Движение души к доброму должно быть столько сильнее движения ее к худому, сколько мысленные красоты превосходят чувственные, так что и попечение ее о плоти должно быть допускаемо лишь на столько, сколько это необходимо для удовлетворевия ее потребностей и поддержания жизни, чтоб иначе не довести животный организм наш до насильственного расстройства. Но это установить для себя легко; в дело же произвести весьма трудно; ибо нельзя без труда искоренить устаревшие привычки души.
7) Как обучение какому-либо искуству не приобретается без пота: так и к блаженному естеству, – Богу, – напряженное воззревание и простирание вниманием достигается многими трудами и в долгое время, пока вожделетельная сила освоится с последствиями такого стремления и вкусит от плодов его. При этом многое ум наш должен проявлять сопротивление чувственности, влекущей к дольнему, от чего брань у нас и борьба с плотию, не прекращающаяся до смерти: хотя иногда и кажется она умаляющеюся вследствие укрощения гнева и похоти и подклонения чувства под иго обогатившегося опытным ведением и искусством в брани ума.
8) Надлежит однако ж заметить, что душа непросвещенная, как не пользующаяся обыкновенно помощию от Бога, ни очиститься не может подлинно, ни к Божественному вознестись свету, как сказано: ибо сказанное должно считать сказанным о верных. К большему же сего уяснению надобно вкратце объяснить, какое различие есть в познаниях наших. Из здешних наземных познаний одно бывает по естеству, а другое сверх естества. Что есть это второе, явно будет из первого.
9) Знанием естественным называем мы то, которое душа может получить чрез исследование и изыскание, естественными пользуясь способами и силами, о творении и Виновнике творения, – разумеется, – сколько это доступно для связанной с веществом души. Ибо энергия ума ослабляется от соприкосновения его и срастворения с телом, и от сего не может он быть в непосредственном прикосновении с мысленными вещами, но имеет нужду для помышления о них в фантазии, которой природа – творить образы протяженные и дебелые. Итак ум, поколику во плоти есть, имеет нужду в соответственных образах вещей, чтобы судить о них и понимать их. Какое теперь познание ум, таков сущи получит сим естественным способом познание, такое мы называем естественным.