Добровольный плен
Шрифт:
– Не нужно носить туфли постоянно, только выходя в свет, – сдержанно отвечаю, обхватываю ее ногу и прикладываю к лодыжке лед. Девушка вскрикивает от нажатия, но через минуту облегченно выдыхает. Поддаюсь к ней, обхватываю затылок и дергаю на себя, приближая к губам. – Правило номер один, Ева – не смей больше повышать на меня тон и перечить! – шепчу в губы, смотря в голубые глаза, в которых вижу свое отражение. Она такая податливая и покорная, как благородная белая глина – лепи, что хочешь, управляй и манипулируй. – Запоминай, mi ni~na*, правил будет еще очень много.
Вожу губами по ее губам, чувствуя, какие они мягкие и теплые,
– Что ты сказал? – робко спрашивает, а я качаю головой, не желая переводить.
Быстро отстраняюсь от девушки и сажусь ровно. Она выдыхает, хочет убрать ноги, но я удерживаю ее ножки на своих коленях.
– Марк, ты вызвал доктора? – спрашиваю на испанском.
– Да, конечно, и фотограф тоже будет через час.
– Хорошо. На сегодня можешь быть свободен, девушка останется у меня.
Марк кивает и паркует машину на стоянке перед отелем.
– Зачем мы сюда приехали? Я хочу домой! – в ее голосе опять панические нотки.
А меня будоражит ее страх.
– Сейчас приедет доктор осмотреть твою ногу.
Она хочет возразить, но я не даю ей этого сделать. Выхожу из машины, открываю двери с ее стороны и вновь подхватываю ее на руки. Думаю, это будет быстрее, чем я думал. Завтра ей сделают загранпаспорт, а через пару дней, mi ni~na, ты покинешь эту страну.
Ева
В его номере опять пахнет корицей. Все окна закрыты, работает кондиционер, освежая воздух, я сижу в спальне на огромной кровати, облокотившись на подушки, и жду врача. Хотя не понимаю, зачем мне доктор, я всего лишь немного подвернула ногу, со мной такое уже бывало. Нужно просто нанести мазь, и все пройдет. А вот средства от стыда, к сожалению, нет. Я сорвала ему важную встречу… но, похоже, он не очень расстроен.
Давид что-то говорил о правилах и, кажется, был вполне серьезен, но я ничего не помню, поскольку все перекрыл его поцелуй. Этот контраст власти, нежности и грубости и чего-то обжигающего сводит с ума, заставляя забыть обо всем на свете. Он вдруг дернул меня на себя и озвучил правило – не сметь на него кричать, и обратился ко мне на испанском. Не знаю, что он сказал, но это звучало очень красиво, а потом он коснулся моих губ и в легкие ворвался его горький запах. Меня никто и никогда так не целовал – страстно, властно, обжигающе, подчиняя, так, что по телу расползался жар и хотелось плакать от эйфории. Я сама не поняла, как начала ему отвечать, но он отстранился и усмехнулся в губы – Давид понял, что я не умею целоваться…
Нога ноет и распухает. Не представляю, как завтра буду работать. И если в университете можно все решить, то на работе меня никто не будет держать – только приняли на работу и сразу больничный. Кому нужен такой работник? Остается надеяться, что завтра болеть будет меньше.
Пытаюсь встать с кровати, ловлю свое отражение в плазме на стене и с сожалением отмечаю, что платье придется снять.
– Ева, зачем ты встала? – в комнату входит Давид, а за ним мужчина лет пятидесяти с медицинским чемоданчиком.
– Со мной все хорошо, правда, это простой вывих, – оправдываюсь и сажусь на кровать, поскольку не могу нормально наступить на ногу.
– Позвольте мне определить, насколько все просто, – улыбаясь, говорит доктор. – Ложитесь поудобнее и давайте сюда вашу ножку, – он садится на край кровати и прикасается к моей ноге, но я смотрю на Давида – он облокачивается на косяк и внимательно наблюдает за доктором. – Так больно? – доктор начинает вертеть моей стопой. Отрицательно качаю головой, шевелю пальцами, как просит врач, отвечаю на пару вопросов, а потом он наносит на ногу мазь, обматывает эластичным бинтом и уходит. Давид выходит вместе с ним, а я опять пытаюсь встать с кровати, потому что очень хочу в туалет.
– Ева! Вернись немедленно в кровать, – вздрагиваю от неожиданности.
– Мне нужно в ванную.
– Думаю, душ можно принять и завтра.
– Нет, мне нужно… – я краснею.
– Да, конечно, иди.
Выдыхаю и, хромая, дохожу до ванной комнаты. Когда возвращаюсь, Давид стоит посреди комнаты с голым торсом и вертит головой, разминая шею, смотря в огромное панорамное окно. А я засматриваюсь на его спину: такая смуглая кожа ровная без изъянов, широкие плечи, несколько родинок на плече… Он такой подтянутый, спортивный, будто занимается спортом, скорее всего, много плавает. Ловлю себя на мысли, что хочу провести пальцами по его мышцам, хочу знать, какая на ощупь его кожа.
– Ты слишком долго стоишь, ложись, врач сказал не напрягать ногу, – произносит он, не поворачиваясь ко мне, берет с кресла белую футболку, надевает ее и оборачивается ко мне.
– Уже почти девять вечера, мне нужно домой. Завтра на работу… – я присаживаюсь на кровать, поскольку не могу долго стоять.
– Ты больше не работаешь, – спокойно отвечает он и снимает с запястья часы, оставляя их на комоде.
– Как не работаю? – ничего не понимаю.
– Скажи мне, Ева, – он ловит мой взгляд, – моя будущая жена может работать официанткой в ресторане?
– Возможно, и нет, а мне завтра на работу, – настойчиво говорю, потому что даже не хочу принимать его слова всерьез. Я уже вообще ничего не понимаю, кажется, что он со мной играет.
– Смешно, я оценил шутку. Так вот, тебя еще вчера уволили.
– Почему уволили? За что? Почему ты решил все за меня! – вновь повышаю голос и замолкаю.
– Ты опять повысила голос, но вижу, что уже поняла свою ошибку, – снисходительно говорит он, словно прощает меня. – Ложись и послушай меня! – говорит тоном, не терпящим возражений.