Доброй ночи, любовь моя
Шрифт:
Флора начала издавать какие-то звуки, отбрасывала голову, жалобный писк сменился невнятным, долгим воем. Они вошли в помещение, где стоял кипятильный бак. Жюстина осторожно влезла на бетонную опору бака, приподняла Флору и аккуратно опустила ее в бак.
А потом пошла на второй этаж и выпустила птицу.
Когда в доме раздался телефонный звонок, она находилась в похоронном бюро. Беседа там вышла по-хорошему деловой, она заказала гроб
– А объявление о смерти? – спросил он, когда она встала, собираясь уйти.
Жюстина посмотрела на него с грустной улыбкой:
– Обойдемся без него. Я напишу всем, кто ее знал. Так будет менее казенно.
Телефон все же зазвонил. Она уже давно оставила всякую надежду.
– Я получил твою записку, – сказал он, и его голос сочился радостью, точно медом.
Жюстина молчала.
– Жюстина? Ты там?
Тут в ней словно все взорвалось, даже пришлось положить трубку на столик. Она слышала, как его голос зовет ее, умоляет...
– Да, – наконец хрипло ответила она.
– Тебе не за что извиняться! Ты написала, что извиняешься. Совершенно не за что... дело в том, что я....
– Ты просто исчез, – всхлипнула она.
– Я звонил, но тебя не было дома. Или ты шнур выдернула.
– А перезвонить ты не мог?
– Это было непросто... понимаешь...
– Что случилось? Я даже в гостиницу звонила.
– Мама. Мне пришлось сразу туда поехать.
– Мама?
– Она всегда такая здоровая была. А сейчас... у нее инфаркт.
– Боже!
– Да... но теперь ей лучше. Она выкарабкается. Мы с папой в больнице были все это время. Знаешь... я по тебе так скучал, мне тебя ужасно не хватало.
– Ты уверен, что она в порядке?
– Да, да. На данный момент, во всяком случае.
Жюстина заплакала, пришлось сходить за бумажными платками.
– Ты должен приехать, я все объясню.
Ханс-Петер был у нее уже через полчаса. Он обнял ее, поцеловал. Она стояла тяжелая, пассивная.
– Пойдем, – прошептала она. – Пойдем наверх.
Она открыла дверь в спальню.
– Идем сюда, я тут немного переделала. Раньше это была спальня моих родителей. Мне кажется, правильно будет, если она теперь станет моей спальней.
Она легла на покрывало, он улегся рядом, одетый.
– Расскажи, что случилось, – прошептал он. – Я теперь с тобой, но что стряслось?
– Понимаешь, Ханс-Петер... я приношу несчастье... смерть.
– Что ты такое говоришь?
– В понедельник приходил полицейский. Это его слова. С теми, кто связан с тобой, что-то случается, сказал он, ох, Ханс-Петер, мне так страшно. Если это правда, то вдруг и с тобой что-нибудь произойдет!
Она чувствовала его губы на своей шее, слышала, как дыхание его участилось, ощутила, как он напрягся.
– Зачем к тебе полицейский приходил?
– Мужчина, с которым я встречалась, Натан, я тебе про него говорила, он исчез в джунглях. Мы его так и не нашли. Нам пришлось уехать... это было... ужасно. А потом... когда мы собирались возвращаться домой, в Швецию, какой-то сумасшедший вломился в номер, где я жила еще с одной девушкой из экспедиции... он ее зарезал, и... она умерла сразу, да ты наверняка об этом в газетах читал. А сейчас, сейчас пропала моя школьная подруга, она приходила меня навестить в субботу... а домой не вернулась, здесь была полиция, искала. Я так разозлилась, когда этот полицейский так сказал, а теперь... теперь я больше не знаю... потому что во вторник я привезла домой мачеху, она старая и парализованная, живет в доме престарелых, вот я и хотела ее немного порадовать, домой привезти...
– Не рассказывай, если не хочешь.
– А она посидела-посидела и вдруг умерла. Мы были в подвале, я смотрела, как птица летает, и вдруг... Флора умерла.
– Милая моя Жюстина!
Она уткнулась в его синий свитер и заплакала.
– Уходи, если хочешь. Я тебя пойму.
– Все это просто ужасные совпадения. Ты ни в чем не виновата, дурочка.
– А почему полицейский так сказал?
– Да глупость он сморозил. Но мы же знаем, что он не прав, верно?
– Да...
Он взял клетчатый плед и накрыл их обоих.
– Ты ведь вечером не уйдешь на работу?
– Нет, Жюстина, я с тобой, я останусь здесь.
Он гладил ее по голове, целовал шею, уши.
– Ты ведь не исчезнешь?
– Прости, Жюстина, прости меня, я должен был дозвониться. Но отец такой потерянный, я всегда был для них опорой в жизни.
* * *
Они немного полежали, прижавшись друг к другу. Он обнимал ее, такой тяжелый, такой живой. Она чувствовала, как к ней возвращается покой, словно все было сном, сном наяву.
– У тебя есть носовой платок? – прошептала она.
Он порылся в кармане и вытащил скомканную бумажную салфетку.
– Она чистая, – шепнул он. – Хотя и выглядит так себе.
– Я тебе верю, – ответила она и высморкалась.
Потом ее руки скользнули к его худым, мускулистым бедрам.
– Ханс-Петер, – произнесла она, словно хотела вдохнуть его имя в комнату.