Добрые глаза, или Братья по вере
Шрифт:
— Жалеть не будешь?
— Не-а. Это ведь я по молодости думал, что жен чем больше, тем лучше. Сейчас уже разобрался, что от этого радости гораздо меньше, чем забот. Каждой угождай, от каждой претензии выслушивай, что других, мол, больше любишь, чем ее, тещ опять же как собак нерезаных, истерики, слезы… Ну их всех! Пускай теперь без меня поживут. Посмотрим, насколько это у них лучше выйдет. Небось, еще уговаривать теперь будут, чтоб не бросал. Не уговорят. Всё. Пусть идут куда хотят, пусть замуж выходят за бояр по своему выбору.
— Где столько бояр возьмем?
— Ничего, новых наделаем. Зато какую ношу я с себя свалю! Другие всю жизнь с одной женой развестись не могут, а я, вот, с восьмью сотнями разом. Рогнеду только жаль. Ее одну. Но я ж с ней все равно уже не живу. Она, кстати, ни за какого боярина не пойдет. Уж ее характер я изучил. Ничего по-моему не делает, все наперекор. Не знаю уж, что она на этот раз отчебучит, но точно как я сказал — не сделает. Гордая. За это я ее и любил.
— Меня вот что еще беспокоит, — продолжал Добрыня, — не понравится богам твой поступок. Перун осерчает.
— Это, Добрыня, его проблемы. Бабка моя, княгиня Ольга тоже, вот, покрестилась. А ведь она женщина умнейшая была.
— Известное дело. Только ведь ей тогда лет сколько было: терять уже нечего. А у тебя жизнь долгая впереди. Опасно жить в конфликте с богами. Вон, сколько эпоса на эту тему.
— Так ведь боги, Добрыня, не сами собой сильны — они нашей верой сильны. Что такое бог, которому никто не поклоняется? Деревяшка бесполезная. Не получит Перун больше жертв — позлится, позлится и с голоду околеет. А кто Перуну жертвы приносит? Я. Так кто из нас кого бояться должен?
— Так-то так, но ведь жертвы ему не один ты приносишь.
— А вот это, Добрыня, мои проблемы.
Владимир собирался нанести Перуну упреждающий удар. Едва въехав в Киев, он соскочил с коня и с диким ревом «Где Перун?!» рванулся к святилищу.
Перун, как обычно, стоял на своем месте, никуда бежать или прятаться от разгневанного Владимира он не собирался. А зря. Сейчас Перуну было б лучше князю на глаза не попадаться.
«Вот ты где! — сказал Владимир, остановившись перед идолом. — Стоишь, значит? Сказать мне ничего не хочешь? Ну, там, извиниться, например. Тебя не удивляет, что я все вижу? Это меня не ты исцелил, а другой бог. А ты где был в это время? Сколько я тебе жертв приносил, а как мне от тебя что-то понадобилось — тебя нет. Характерная ситуация, да? Думаешь, что я закончил? Ошибаешься. Я еще половины всего не сказал. Я, пока видеть ничего не мог, о многом подумать успел, и вопросов у меня к тебе немало накопилось. Хочу для начала услышать правдивую историю о том, как погиб мой героический отец. Напомню: он пал в неравном бою совсем недалеко отсюда. Ему можно было помочь. Почему не помогли? Что? Ярополк, говоришь, войско не прислал? За дурачка меня держишь? Это с каких пор судьба великого князя зависит от его сына? Кто помешал Ярополку прийти на помощь? А? Чем тебе мой отец не угодил? Мало он тебе жертв приносил? От веры христовой отказался, так в тебя верил. И где благодарность? Молчишь, полено липовое. Хорошо, поговорим о другом. Как мой брат Олег погиб? В ров свалился во время боя? Чего это князья просто так в ров падать стали? Опять Ярополк виноват? А кто Ярополка с Олегом стравил? Не ты? Ну, конечно! Кстати, опять о Ярополке. Он сам как умер? Как-как? Убили по моему приказу? Ах, как мы здорово отмазываться умеем! А кто меня на это подбил, кто мне позволил такой грех на себя взять? Ах да! Мы же с тобой язычники, нам братоубийство не грех. Вот и смотрит на нас весь цивилизованный мир как на подонков. Что глядишь? С чем-то не согласен? Скажи, мы все тебя слушаем. Молчишь? Ну, я так и знал».
Перун молчал. Он не привык к такому обращению и никак не мог ожидать его от Владимира. Гордость не позволила бы богу оправдываться и опровергать эти суровые обвинения.
Владимир помолчал недолго, ожидая от Перуна ответа, а потом обернулся к стоявшим поодаль киевлянам и решительно махнул рукой. «Вали его, ребята!»
Киевляне оторопели. Обвинения, конечно, серьезные, но кто б мог подумать, что князь пойдет так далеко. Из легенд и сказаний все знали, чем чревата ссора с богами, но о том, чем чревата ссора с князем, все знали и без легенд, потому перечить Владимиру не стали.
«Валите его! — кричал Владимир. — Бейте гада! Кидайте в Днепр! Не пускайте к берегу! Пусть плывет до самой Хортицы, где Святослав, отец мой, погиб! Пусть вспомнит, зараза, как это было!»
Бога, привязанного к хвосту коня, тащили до самого Днепра, били палками, сбросили в реку и долго гнали вниз по течению. Преходяща земная слава, будь ты даже сам бог Перун. Ничто в жизни не вечно.
«А этих, — сказал Владимир, указав на оставшихся богов, — порубите, пожалуй и сожгите. С главарем разобрались, а с мелочью всякой и возиться лень».
Оставшиеся боги вряд ли сделали Владимиру что-то плохое. С некоторыми из них он даже состоял в родстве, но ему было не впервой расправляться со своими родственниками, а народ воспринял это как проявление принципиальности. Народ уважает князей, которые казнят невзирая на дружбу и родство.
«Ну что, народ! — обратился к киевлянам Владимир, закончив расправу. — Думаете, как мы дальше жить будем? Хорошо жить будем. Будет у нас теперь бог истинный и триединый. Завтра сутра чтоб все к Днепру приходили. Будем новую веру принимать. А кто не придет, тот мне не друг».
Народ очень хорошо знал, что с великим князем лучше дружить. Да и не жить же без бога. На следующее утро к Днепру пришли все. Священники, приехавшие в Киев вместе с Владимиром, замучались крестить столько народу. А ведь это было только начало: Киев еще не вся Русь.
А после крещения Владимир устроил пир на весь мир. Весь Киев был зван ко княжескому столу, а кто не мог прийти, тому на дом приносили еду по его заказу.
Наступали новые времена, и это надо было хорошо отметить.
«А где идолы стояли поганые, там церковь построю! — разглагольствовал Владимир. — И еще церковь построю там, где этих двух чудиков варяжских убили, которые в жертву не хотели. А что, у нас все как у людей. Тоже свои святые мученики имеются. Погибли геройски за веру христову от рук безбожного языческого царя, то есть меня. Во!»
Все на Руси после этого переменилось. Только пиры князя Владимира остались как прежде. Любил Владимир повеселиться, себя показать, на людей посмотреть. И, хотя, не все просто проходило с крещением Руси: старый мир сопротивлялся как мог, волхвы, идолопоклонники не давали покоя молодой православной державе, но Владимир всегда находил время сесть за стол со своим народом, выпить, закусить и обменяться последними новостями.
— Это все только начало, — говорил он. — Вы посмотрите на Русь лет этак через десять. Вот разгоним мироедов волхвов да идолопоклонников и так заживем, как и в сказке не бывает. В каждой деревне церковь построим, дети в школах учиться будут, красота будет такая, что и глаз не оторвать. Бог всеблагой дарует всем жизнь вечную. И будет эта жизнь счастливой и радостной. Вот, вспомните, как оно раньше было: приходит, скажем, князь за данью. Как волк к овцам приходит, иначе и не выразишься. Горе принесет и разорение. Обберет всех до нитки, а на эти деньги идолов поганых поставит и землю русскую жертвенной кровью осквернит. Разве можно такое теперь представить?! Теперь придет к вам князь — такой же агнец божий, как и вы. Радость вам принесет и благодать господню. Вы ему сами все до нитки отдадите. Не откажете же вы своему брату по вере! А он на эти деньги церковь построит и врагов веры христовой с Руси погонит.
— А нам-то что с ними делать, с мироедами-то? — спрашивали Владимира крестьяне. — Мы, вот, недавно поймали. Волхвы, не иначе. Хотели их гнать, а потом решили и всех поубивали.
— Очень толковый подход. Был момент, я из христианского смирения вообще казнить перестал. Поскольку заповедь есть такая, чтоб не убивать. Но мне уж попы все объяснили. Ведь сотни лет лилась христианская кровь. Нас душат со всех сторон, а мы должны дрянь какую-нибудь пожалеть, чтоб все назад возвернулось? Так что для волхвов-мироедов суд один — божий. Гореть им всем в адском пламени, и чем быстрее, тем лучше. Так что правильно вы все сделали. Бог им на том свете спуску не даст — вот увидите.