Добрыня Никитич. За Землю Русскую!

Поротников Виктор Петрович

Добрыне сразу бросилось в глаза, что Эмунд и Торд не очень-то обрадовались появлению в Велинге Регнвальда и Харальда. Сидя за пиршественным столом, Добрыня уловил своим чутким ухом перешептывания некоторых захмелевших гостей, которые злорадствовали втихомолку, довольные тем, что теперь ни Эмунду, ни Торду не стать повелителями Вестерготланда. Судя по всему, Эмунд и Торд были явно не по душе ближним соседям Теодхильды.

На ночь Добрыню и его людей предусмотрительная Теодхильда разместила отдельно от прочих гостей, которые легли спать в пиршественном зале. Гостям с Руси Теодхильда предоставила

комнату, где жили ее рабыни. По этому случаю всех невольниц спровадили почивать кого на сеновал, кого в поварню, кого в покои Теодхильды.

Добрыня долго не мог уснуть из-за духоты и громкого храпа, доносившегося из пиршественного зала через тонкую перегородку. К тому же Добрыню распирало сильнейшее любопытство, ему очень хотелось узнать, о чем толкует Теодхильда, уединившаяся с Харальдом и Регнвальдом в своей опочивальне.

Наконец, Регнвальд и Харальд вышли из покоев своей бабки и стали укладываться спать. Добрыня не утерпел и выскочил из-под одеяла.

– Ну, что тебе поведала Теодхильда, друже? – громким шепотом спросил он, присев сбоку на ложе Регнвальда.

Тот лежал на постели, закинув руки за голову.

– Сначала Теодхильда расспрашивала меня и Харальда про наше житье на Руси, про мою мать выведывала, про моего отца… – после недолгого молчания тихо промолвил Регнвальд, не глядя на Добрыню. – Очень расстроилась Теодхильда, узнав, что родители мои умерли. Сфандра была ее самой любимой дочерью. Потом Теодхильда сказала, что Эмунд и Торд, конечно же, станут оспаривать на тинге право мое и Харальда взять власть в Вестерготланде. Однако у них вряд ли что-нибудь получится, ибо народное собрание придерживается здешних законов и не пойдет на поводу даже у самых могущественных конунгов.

– Значит, не Теодхильда, а народное собрание будет решать, кому быть ярлом в Вестерготланде. – Добрыня разочарованно покачал головой. – Разве можно в таких делах полагаться на мнение народа! Что путного можно ожидать от толпы?

– Насколько я понял со слов Теодхильды, тинг у варягов весьма отличается от новгородского веча, – сказал Регнвальд. – Все решения тинга основываются на древних законах, нарушить которые не позволяется ни ярлам, ни конунгам – никому. За этим следят особые старейшины – годи.

– Как же варяги записывают свои законы, ведь у них нет письменности? – поинтересовался Добрыня.

– Я задал Теодхильде этот же вопрос, – ответил Регнвальд, – и узнал от нее, что все местные законы хранят в памяти так называемые законоговорители. Их выбирают на народном собрании именно с этой целью. При любом споре на тинге собравшиеся всегда сначала выслушивают законоговорителей, а уж потом принимают решение.

Добрыня, насмотревшийся всякого на народных сходках в Новгороде, лишь пренебрежительно усмехнулся, слушая Регнвальда.

– Всякий закон можно истолковать по-разному, ежели постараться, – хмуро обронил он. – Эмунд и Торд отсыплют злата-серебра этим законоговорителям и лишат вас с Харальдом родового наследства. Вот ведь как может обернуться, приятель. – Добрыня тяжело вздохнул и мрачно добавил: – Как говорится, от чего мы ушли, к тому и пришли.

Регнвальд промолчал.

– Спать ложитесь, нечего раньше времени беспокоиться! – раздался негромкий голос Харальда

с соседней кровати.

* * *

Свои народные собрания варяжские общины Готланда проводили в местечке под названием Браттахлид, что переводится как «Крутой яр». На варяжский тинг допускались только взрослые мужчины, женщинам и детям доступ на эти собрания был запрещен. После того, как старейшины-годи принимали решение созвать народ на сходку, во все города, селения и хутора рассылались гонцы с известием об этом. Обычно тинг собирался дважды в месяц.

Глядя на бондов, живущих в окрестностях Велинга и Висбю, Добрыня обратил внимание, что большинство здешних селян-общинников независимы от конунгов и ярлов. Это были, как правило, зажиточные крестьяне, имеющие в достатке землю и скот. У зажиточных бондов имелись свои выборные предводители – хевдинги, которые отстаивали их интересы на тинге перед высшей варяжской знатью.

На службу к ярлам и конунгам чаще всего поступали обедневшие или разорившиеся бонды либо младшие сыновья, лишенные наследства. Из таких людей состояла небольшая дружина покойного ярла Халльфреда, живущая в усадьбе Велинг вместе с прочими домочадцами Теодхильды. Впрочем, среди бондов имелась небольшая прослойка лендрманов, так назывались люди, получившие земельный надел в личную собственность от конунга или ярла. Лендрманы тоже состояли на службе у знатных варягов, выступая с ними в поход по первому зову. Среди лендрманов было немало пришлых чужаков и бывших невольников, поэтому зажиточные бонды их сторонились.

Добрыня был в недоумении, видя, что Теодхильда отправляет на тинг не всех своих лендрманов, а лишь тех из них, кому перевалило за сорок лет. Несмотря на то, что все дружинники покойного Халльфреда имели право голоса, на тинг был отправлен из них лишь рыжеволосый Гудмунд. Такова была воля Теодхильды.

Добрыня спросил у Теодхильды, почему она так поступает, ведь на народном собрании при голосовании важен каждый голос. В ответ Теодхильда сказала Добрыне, что у варягов нет обычая решать важные вопросы простым поднятием рук. «У нас существуют законы, исходя из которых на тинге выносится наилучшее решение по любому спору, – промолвила Теодхильда. – Если бы все решалось обычным большинством голосов, тогда на всяком тинге окончательное слово оставалось бы за Эриком Сегерселем, конунгом Уппленда, ибо у него великое множество дружинников и лендрманов».

Проводив Регнвальда и Харальда на тинг в Браттахлид, Добрыня тоже не задержался в Велинге. Он отправился в Висбю по просьбе Теодхильды, которая очень хотела повидаться с Тюрой, сестрой Харальда. Добрыня должен был привезти Тюру в Велинг. Заодно Добрыня пообещал представить пред очи Теодхильды Кейлу, жену Харальда.

Если Кейла мигом согласилась поехать в Велинг, чтобы повидаться с бабкой Харальда, то Тюра заупрямилась, узнав, что ее муж Добровук с нею не поедет. По воле Добрыни Добровуку надлежало опекать княжича Владимира и следить за порядком в стане русской дружины. Два дня потребовалось Добрыне, чтобы уговорить Тюру съездить в Велинг без супруга. Тюра уступила Добрыне лишь после уговоров Кейлы и Добровука.