Добрыня Никитич. За Землю Русскую!
Шрифт:
– Велико ли войско у Стюрбьерна Старки? – Регнвальд взглянул на свою бабку, которая была сведуща во многих вопросах. – По силам ли ему одолеть Эрика Сегерселя?
– По слухам, Стюрбьерн привел из Дании полсотни кораблей, – хмуря брови, промолвила Теодхильда, – это значит, что у него имеется примерно полторы тысячи воинов, не считая дружин тех хевдингов, которые примкнули к нему в Смоланде и Сконе. Эрик Сегерсель может собрать втрое больше людей, если у него на это будет время. Но Стюрбьерн вряд ли предоставит своему дяде такую возможность, ибо он привык действовать стремительно. Недаром Стюрбьерн носит прозвище Щука.
–
– Токмо этого не хватало! – встревожился Регнвальд. – Тем самым ты бросишь тень на меня и Харальда, а ведь Вестерготланд находится в ленной зависимости от Эрика Сегерселя. Ежели конунг Эрик победит Стюрбьерна Старки, то уж он припомнит тем из ярлов, кто примкнул к его воинственному племяннику.
– А ежели Эрик Сегерсель будет разбит Стюрбьерном Старки, что тогда? – спросил Добрыня, переводя взгляд с Регнвальда на Харальда.
Те молча переглянулись.
– Надо учитывать любое развитие событий, други мои, – назидательно произнес Добрыня. – Потому-то я и намереваюсь втереться в доверие к Стюрбьерну Старки. В конце концов, я вам не родня, и значит, вашей вины за мои поступки перед Эриком Сегерселем нет. В случае его победы над племянником вы запросто сможете отмежеваться от меня, сказав, что я действовал по своему усмотрению.
– Это очень благородно, друг мой, – подала голос Теодхильда, подходя к Добрыне и беря его за руку, – но и крайне опасно. Стюрбьерн весьма вспыльчивый человек, очень жестокий и падкий на разные низости. К тому же он не лишен проницательности. Недруги Стюрбьерна не раз подсылали к нему убийц, однако этот негодяй загодя чует опасность и умело избегает ее.
– Стало быть, я тем паче должен находиться в близком окружении Стюрбьерна, – сказал Добрыня. – Ведь ежели Эмунд Костолом сумеет настроить Стюрбьерна против Регнвальда и Харальда, то им вряд ли удастся совладать с таким опасным врагом. Не забывайте, что за спиной у Стюрбьерна стоит могучий датский конунг Харальд Синезубый. – Добрыня взглянул на Регнвальда и Харальда. – За вами же никто не стоит, а на Эрика Сегерселя надежда плохая, ибо он сам облизывается на ваши родовые владения.
Обеспокоенный взгляд Регнвальда метнулся к Теодхильде, которая промолвила с печальным вздохом:
– Истина вещает устами Добрыни. С тех пор, как погибли все конунги Гаутланда в распрях с конунгами Уппленда, сильных заступников у ярлов Вестерготланда не осталось. Лишь древние законы Готланда стоят на страже прав и привилегий здешней знати, но и законы не властны над такими конунгами, как Стюрбьерн Старки.
– Надеюсь, княжича Владимира ты не возьмешь с собой, отправляясь к Стюрбьерну, – сказал Харальд, заглянув в глаза Добрыне.
– Конечно, не возьму, – проговорил Добрыня. – Племяш мой останется на вашем попечении, други мои.
Помимо конунгов, обладающих наследственным правом на родовые земли, у варягов были еще так называемые морские конунги, являющиеся предводителями викингов. Среди морских конунгов было немало отщепенцев без роду и племени, но были среди них и люди из знатного сословия, по разным причинам подавшиеся в морские разбойники. Каждый морской конунг имел свою дружину, один или несколько кораблей и надежное пристанище где-нибудь на побережье Северной Скандинавии, изрезанном фьордами, или на островах. Морские конунги зачастую не придерживались никаких законов и обычаев, а потому сами часто оказывались вне закона. Таких вот головорезов и набирал в первую очередь в свое буйное войско Стюрбьерн Старки.
Добрыня отыскал флот Стюрбьерна Старки в обширном заливе Стивлусунде на побережье Свеаланда. Огромный залив, врезавшийся на несколько верст в береговую твердь, был усеян множеством мелей и маленьких островков. Корабли Стюрбьерна Старки стояли на якоре в глубине залива в бухте, окруженной высокими холмами. На берегу бухты стоял небольшой городок Свег. Здешнего ярла Стюрбьерн убил за отказ встать под его знамена, убиты были и сыновья ярла, а его жена и дочери были обращены в рабство. Земли Свеаланда являлись вотчиной конунгов Уппленда, поэтому рассчитывать здесь на поддержку местных ярлов и хевдингов Стюрбьерну Старки не приходилось. Потому-то прибытие четырех ладей Добрыни стало для Стюрбьерна приятной неожиданностью.
Стюрбьерн изумился вдвойне, узнав, что Добрыня родом с Руси, которую варяги называли Гардарикой, то есть Страной городов.
По возрасту Стюрбьерн Старки был одногодком с Добрыней, ему тоже было тридцать четыре года. Их встреча произошла на берегу в большом доме местного ярла, поплатившегося жизнью за свою преданность Эрику Сегерселю.
Среди морских конунгов и ярлов Смоланда, толпившихся подле Стюрбьерна Старки, Добрыня увидел и Эмунда Костолома, по лицу которого было видно, что он в этой свите далеко не последний человек. Эмунд не стал скрывать своей враждебности к Добрыне, спросив его напрямую, зачем он прибыл сюда и почему не взял с собой Регнвальда и Харальда, ставших недавно ярлами Вестерготланда.
Стюрбьерн Старки поддержал словесный выпад Эмунда Костолома своим замечанием, мол, ему тоже хочется знать, почему Добрыня пришел к нему без своих друзей Регнвальда и Харальда. Уж не соглядатай ли он? И не собирается ли Добрыня нанести ему удар в спину?
– Мне соглядатаи не нужны, – промолвил Стюрбьерн, сверля Добрыню пристальным колючим взглядом из-под низких лохматых бровей. – Мне нужны воины, готовые умереть за меня в сече. Запомни, русич, я милостив лишь к тем, кто преданно мне служит. Всех лизоблюдов я гоню от себя поганой метлой. Кто не желает мне служить, тех я убиваю. Возможно, русич, мне придется убить и Харальда с Регнвальдом за то, что они не поддержали меня в этом походе на Уппленд.
– Многие ярлы не поддержали тебя, Стюрбьерн, – сказал Добрыня, не выказав ни тени робости или беспокойства. – И это вполне объяснимо. Ты ведь еще не разбил Эрика Сегерселя, который уже побеждал тебя в прошлом. За Эрика Сегерселя говорит его прозвище, это и останавливает многих ярлов от того, чтобы примкнуть к тебе. В том числе и Харальда с Регнвальдом. Это не трусость, а благоразумное желание выждать и понять, кто из вас двоих окажется сильнее на сей раз.
– Чего же ты тогда пришел ко мне, русич? – спросил Стюрбьерн.