Добрый ангел смерти
Шрифт:
– Что-то потерял? – спросил меня Витольд Юхимович.
– Да, – ответил я. – Ваши вещи.
– А-а! – усмехнулся он. – Наблюдательный парень! Они не здесь, я в вагоне спать буду. Но если позовете меня к завтраку – не обижусь!
– А мишкы у вагони? – хмуро спросил Петр.
– Нет, мешки не там, мешки в соседнем. – сказал, не оборачиваясь, полковник. – И не надо за них волноваться.
Петр полез под стол, вытащил из сумки трубку и кулек с примовским табаком.
Молча набил трубку и, встряхнув в руке спичечный коробок, поднялся и вышел в тамбур.
– Мне тоже иногда приходится делать не то, что хочу,
Глава 65
Часа полтора спустя, когда состав уже миновал Ростов-на-Дону, закипевшая в титане вода растопила лед недоверия. Титаном занимался полковник, и он же внес в купе пять стаканов кипятка, а потом бросил в каждый из них по одноразовому пакетику чая.
– У меня и сахар есть, – сказал он, выкладывая из кармана джинсовой куртки несколько упаковочек «железнодорожного» сахара. – Угощайтесь!
– А що тут у вагони? – спросил после чаепития Петр.
– Китайские детские игрушки и вьетнамский бальзам, – мирно улыбаясь, ответил полковник.
– Игрушки? – недоверчиво переспросил Петр и ухмыльнулся.
– Пошли! – Полковник выбрался из-за столика и, остановившись у купейной двери, оглянулся.
Мы с Петром прошли за ним в тамбур. Он открыл ключом дверь в грузовую часть вагона и пропустил нас вперед.
Вагон был доверху заполнен картонными коробками и фанерными ящиками. Узкий проход между ящиками и коробками вел к небольшой свободной от груза площадке с внутренней стороны откатной двери. Там, в тусклом свете, падавшем из маленького вентиляционного окошка, на деревянном полу лежали две палетты, поверх которых был расстелен синий спальный мешок. Рядом мы увидели фанерный ящик, видимо заменявший стол, и рюкзак полковника.
Мы остановились перед этим лежбищем.
– Я вас не на экскурсию привел, – раздался за спиной непривычно сухой и строгий голос Витольда Юхимовича.
Он прошел вперед, присел на свой импровизированный матрас и прищурился, глядя на нас снизу вверх.
– Я не собираюсь перед вами ни отчитываться, ни извиняться! – произнес он довольно мрачным тоном. – Вы сами влезли в это дело, не надо строить из себя обиженных! Если бы не я – вы бы сейчас сидели где-нибудь в казахском КПЗ и по ночам отвечали на вопросы следователей. И по поводу нелегальных раскопок, и по поводу наркотиков в банках из-под детского питания. Когда в пустыне я пришел в себя с раскалывающейся от боли головой и связанными ногами – я не обиделся на вас. Я просто захотел догнать вас и набить морду, и так бы и сделал, если б не этот песок. Может, это был и не песок, а просто усталость! Я даю вам две минуты, чтобы вы решили, как мы дальше будем разговаривать: на равных и при полном взаимном доверии или я буду говорить с вами, как полковник с загремевшими на гауптвахту рядовыми.
Полковник достал из нагрудного карманчика джинсовой куртки часы с кожаным ремешком, подзавел их. Отодвинув длинноватый рукав куртки, бросил взгляд на свои часы.
– Так по каким часам засекать? – Он снова поднял голову. – По часам идеалиста? – Он приподнял в ладони часы с кожаным ремешком. – Видите, идеалиста уже давно нет в живых, а часы тикают!.. Или по часам прагматика? – Он перевел взгляд на свою левую руку.
Мы молчали. Я не знаю, о чем в этот момент
– Еще одна минута, и я сам буду принимать решение! – прозвучал холодный голос полковника.
– Добрэ, – тяжело вздохнул Петр. – Будэмо «на равных».
«Ну вот, – подумал я с облегчением. – Победила грубая сила… Или, как раньше было принято говорить – победила дружба!..»
Я усмехнулся, и полковник, заметив мою усмешку, тоже улыбнулся.
Он подтянул к себе фанерный ящик, достал оттуда фигурную зеленую бутылку.
Поднялся на ноги.
– Я вас ни в чем не обманывал, – уже спокойно произнес он, откручивая винтовую пробку. – Ваше здоровье! – Он пригубил из горлышка и протянул бутылку мне.
Я посмотрел на этикетку – это действительно был вьетнамский бальзам.
Вязкое тепло разлилось во рту после первого глотка, и я сделал второй. Потом передал бутылку Петру.
Спустя полчаса мы все еще были в гостях у полковника. Мы сидели за фанерным «столом» на фанерных ящиках и при горящей свечке продолжали пить вьетнамский бальзам, только теперь уже из одноразовых пластмассовых стаканчиков, запасенных Витольдом Юхимовичем. Разговор действительно шел на равных. Полковник шутил, стараясь создать расслабляющую атмосферу. Петр стойко пытался сохранять серьезное выражение лица, но вьетнамский бальзам оказался довольно крепким напитком.
Позже я понял, что полковник шутил прежде всего для себя, он сам хотел расслабиться. Но все равно время от времени усталость стирала улыбку с его лица.
Петр пару раз пытался задать полковнику серьезные вопросы, но Витольд Юхимович шутя уходил от них.
– Завтра поговорим, – пообещал он Петру, вылив остатки бальзама в свой стаканчик. – А теперь – по койкам!
Оставив полковника, мы вернулись в купе.
– Ну что? – спросила меня Гуля. – Ужинать будешь?
– Завтра, – ответил я, забираясь на верхнюю полку.
Глава 66
Завтра наступило неожиданно рано. Меня разбудила тишина – такое часто бывает, когда человек привыкает засыпать при шуме. На соседней нижней полке похрапывал Петр. А за окном было неестественно ярко – желто-красный свет бил в окно.
Выглянув наружу и увидев «солнечные» пятна прожекторов и фонарей, освещавших состав, я сразу понял, почему мы остановились – ГРАНИЦА!
Снаружи донеслись приближающиеся мужские голоса.
Я потихоньку поднялся и вышел из купе. Открыл наружную дверь и выглянул в пространство, залитое мощным искусственным светом.
К вагону подходил Витольд Юхимович в сопровождении молодого таможенника в зеленой форме.
– Вот эти два – мои! – Полковник показал рукой на наш вагон и на следующий.
Потом посмотрел на меня. Таможенник тоже на меня уставился.
– Это наш, сопровождающий, – сказал полковник таможеннику, а мне одновременно приказал жестом спрятаться.
Я показательно зевнул и закрыл дверь в тамбур. Прислушался.
Голоса этих двоих стали медленно отдаляться.
Вернувшись в купе, я выглянул в окно. Они теперь стояли возле вагона, в котором, по словам полковника, находился песок. Было видно, что беседуют они спокойно, словно все вопросы уже давно, если не заранее, решены.