Добрый царь Ашока

Брячеслав Галимов

Город делился на две части, нижнюю и верхнюю, я нашёл себе крохотный домик на самом верху. Я сам обслуживал себя, остатка моих сбережений было достаточно, чтобы покупать нехитрую еду, хворост для очага и разные необходимые мелочи, – большего мне было не нужно. Чем меньше желаешь, тем богаче становишься: я помню притчу о мудреце, который пришёл на богатый рынок, где было полным-полно всяких товаров. «Ну, что ты скажешь об этом?» – спросил его смотритель рынка. «Как много здесь вещей, которые мне не нужны», – ответил мудрец.

В городке меня считали то ли безумцем, то ли просветлённым, а кое-кто поговаривал, что я бежавший преступник; они допытывались, из какой я касты, но я отвечал, что не принадлежу

ни к одной из них. Это больше всего удивляло бесхитростных горожан, но они удивились бы ещё больше, если бы узнали, что я отказался от своей высшей касты и вообще не признаю каст. О, нет, я отказался от этого не из-за любви к людям, а как раз наоборот – из ненависти! Какой смысл делить род людской на касты, когда все люди одинаковы плохи…

Горькие мысли целиком поглотили меня, я упивался своим добровольным затворничеством, но временами я чувствовал своё одиночество, более того, отчуждённость от мира людей. Есть разница между одиночеством и отчуждением: если ты один в мире, тебе принадлежит весь мир; если ты один во Вселенной, тебе принадлежит вся Вселенная. Но если ты отчуждён от мира, он существует не для тебя, – ты лишен всего того, что в нём есть. Ну, и пусть я чужой для этого мира, думалось мне. Что в нём хорошего: в мире безраздельно господствует зло и не совершается ничего поистине доброго… Вот когда случилась история с двумя собаками, ради которой я начал свой рассказ. Прости, что тебе пришлось выслушать такое длинное предисловие…

В горах зимы очень холодные: бывает, что выпадает снег и не тает по два-три дня, а вода, оставленная вечером в кувшине, к утру покрывается коркой льда. Мне было трудно привыкнуть к этой ужасной стуже, но в тот год, о котором я рассказываю, мороз стоял просто невыносимый – видимо, холод человеческих душ, много лет остужавший мироздание, вернулся на землю; снег лежал целых две недели.

У меня кончились припасы, пришлось спуститься в нижний город на базар. Купив тощую ощипанную курицу, лепёшек, козьего сыра и мешочек проса, я быстро взбирался по узкой дороге, стремясь скорее попасть к тёплому очагу. Вдруг, откуда ни возьмись, ко мне привязалась собака – огромный пёс, но ужасно худой, кожа да кости. Он дрожал всем телом, еле передвигал лапы, но упорно шёл за мной. Я хотел его прогнать, но духу не хватило: было понятно, что бедняга на краю гибели. Так мы пришли домой, здесь я сварил обед, поел сам и покормил собаку; она улеглась у огня и заснула.

В ту же ночь я пожалел, что взял её: она не давала мне спать, скулила и лаяла во сне, вспоминая, видимо, своё тяжёлое прошлое и своих обидчиков. На следующий день я пошёл с собакой в город, пытаясь найти её хозяина. Но напрасно я стучался в двери своих знакомых, а иногда и к незнакомым людям – никто не признавал этого пса и не хотел взять его себе. Проходив до темноты и ужасно озябнув, я в тоске побрёл к своему дому; я не знал, что мне делать. Собака, между тем, обнюхивая что-то, медленно уходила прочь, по тропинке, которая вела за город. Я подумал: да пусть себе уходит, а я вернусь домой. Моя совесть чиста, я ведь не прогонял этого пса. Но тут внутренний голос сказал мне, что это ложь и искушение: бросить несчастную собаку на таком холоде, означает обречь её на смерть. Этого нельзя делать по отношению к живому существу. Я свистнул; собака вышла из темноты и посмотрела на меня, как бы спрашивая, не ослышалась ли она? Я потрепал её по загривку, сказал «домой», и мы вернулись в моё жилище.

Мы прожили вместе почти месяц, и этот месяц был труден для меня. Пёс много ел, всё так же скулил во сне, – к тому же, у него болела лапа, он хромал и кряхтел, наступая на неё. Мне пришлось вызвать знахаря, разбирающегося в болезнях животных, – он вырезал у собаки нарост на плюсне и дал мне мазь, чтобы прикладывать к ране.

В

конце концов, мой пёс выздоровел, округлился и повеселел. Он принялся добросовестно охранять наше жилище и меня, – оглушительно лаял и отчаянно набрасывался на тех, кто проходил вблизи дома или встречался нам на улице. Пришлось мне задуматься, как быть дальше: менять свою жизнь из-за этого пса я был не готов. Но, видно, я действительно сделал тогда всё что мог, и большего от меня не требовалось: в один прекрасный день, когда холода уже прекратились, и наступила чудесная тёплая погода, ко мне пришёл старый охотник, мой единственный товарищ в этом городке, а вместе с ним незнакомый мне человек приятной наружности. Охотник представил мне его – это был землевладелец из знатной, но небогатой семьи. Он жил в деревне и ему нужна была собака, чтобы сторожить дом; охотник рассказал, что у меня есть такая собака, – вот они и пришли посмотреть на неё.

Как ни странно, мой пёс не лаял в этот раз, – он приветливо завилял хвостом и даже дал себя погладить. Гость был в восторге, – осмотрев собаку, он заявил, что именно такая ему и надобна. Он спросил меня, сколько я возьму за неё; я отвечал, что рад отдать её в хорошие руки и об оплате не может быть речи. Он забрал собаку с собой; признаюсь, мне было грустно расставаться с нею.

А через год я вновь принимал этого человека в своём доме и первым делом, конечно, спросил о собаке. Он мне ответил, что мой пёс стал верным сторожем его дома и любимцем всей семьи. Нечего говорить, как я обрадовался этой вести.

– Да, забота о животных делает человека человеком, – задумчиво проговорил Ашока.

– Добро делает человека человеком, – возразил отшельник, – и оно возвращается к тому, кто совершил его. Я понял это, когда случилась история со второй собакой. Это произошло через три или четыре года, когда мой приятель, старый охотник, умер, и мне в наследство осталось его скудное добро, а также его пёс, который всю свою жизнь был помощником своего хозяина. Пёс был очень умен, и понимал решительно всё, что я ему говорил; иногда мне даже казалось, что он читает мои мысли. На первых порах он сильно тосковал по старому хозяину, потом привык ко мне и полюбил, – полюбил и я его за ум, бескорыстную дружбу и преданность. Я часто выводил его за город, ведь охотничьей собаке скучно сидеть дома. Он бегал по лесу, пугал лесных зверьков и поднимал птиц на крыло; меня это забавляло – мы были счастливы. Это были хорошие дни, но они должны были скоро закончиться: пёс дряхлел на глазах, было ясно, что он долго не протянет.

И вот, в последнюю зиму его жизни случилась беда, – он потерялся. Это произошло почти в такие же холода, какие были, когда я встретил первую собаку. Мы спешили домой и уже подходили к городу, – и тут, в густом кустарнике мой пёс пропал. Невзирая на холод и валивший снег, я до утра бегал по лесу, но так и не нашёл его. Я был в отчаянии, только теперь я понял, как крепко привязался к этой собаке. Поутру, вернувшись домой и переменив мокрую одежду, я вновь пошёл разыскивать его, но также безрезультатно. Если бы он молод и силён, можно было бы надеяться на то, что он выживет, но он был стар и поэтому надежды на спасение не было.

На душе у меня было черным-черно, подавленный и опустошённый я возвратился в город. Представь мою радость, когда первый же человек, встретившийся мне, сообщил, что мой пёс нашёлся. Старушка, собиравшая хворост в лесу, подобрала мою собаку и отвела её к себе. Я помчался к дому доброй женщины и действительно увидел там моего пса. Старушка сказала, что подобрала его вчера в кустах, где он сидел замёрзший и бессильный; дома она накормила и обогрела его. Я был готов отдать этой женщине все деньги, которые у меня ещё оставались, но она отказалась: за что же, мол, здесь деньги брать…